"Евгений Федоров. Шадринский гусь и другие повести и рассказы" - читать интересную книгу автора

попечение о посадских людишках перед начальством? А потом сильно струсил
воевода. У Глотова подлинно медная глотка. Чего доброго, беду накликает.
Надувался на ночь воевода квасу - изжога проклятая мучила, - ложился в
постель, а сон не шел. Все думалось.
"Где ты был, воевода? - вдруг спросят. - Почему пожарная команда в
таком деле и впрямь "козла пасла"?" Чего доброго, доведаются, что не все
казенные деньги идут по своей дорожке. "Куда девались государевы денежки,
воевода?" Что на это скажет Андрюшка Голиков?
Сумрачный ходил воевода по приказной избе, прикидывал, как повернуть
дело к своей выгоде. Не ведая того, воеводиха передала супругу новые
знамения, и в тот же день воевода града Шадринска писал Правительствующему
сенату донесение, в коем доподлинно начертал:

"Иуля 20 числа на память пророка Илии, волею божьею, половина
града Шадринска выгорела дотла и с пожитками. А из достальной половины града
дюже неудержимо ползут тараканы в поле, и видно, что быть и на сию половину
града гневу божьему, и долго ль, коротко ль, а оной половине града гореть,
что и от старых людей примечено. Того ради Правительствующему сенату
представляю: не повелено ли будет града жителям пожитки свои выбрать, а
оставшуюся половину града зажечь, дабы не загорелся град не вовремя и
пожитки бы все не пожрал пламень?"

Сколько делов задал щадринский воевода Андрюшка Голиков
Правительствующему сенату! Три года сиднем заседали древние сенаторы, искали
вразумительное толкование: предусмотрено ли тараканье знамение законом? Если
да, то как быть с градом? Если нет, то что с воеводой? На четвертый год
попало донесение к докладу самодержавнейшей императрице Екатерине
Алексеевне. Прочтя оный доклад, бывшая в благожелательном настроении
императрица улыбнулась, потом рассмеялась, а потом и вовсе хохотать стала.
Курьез! Взяв в руки золоченое перо, - губы ее подергивались от смеха, на
щеке дрожала мушка, - царица начертала на докладе: "Любопытно видеть сего
шадринского гуся. Каков!"
Еще год кружили свои бездумные головушки сенаторы: "О каком гусе идет
речь в царском слове? Доподлинно известно, что гусь есть гусь, и притом
дворовая птица. Но, может, то царское слово начертано иносказательно? Но
опять же можно ли иносказательно понимать мудрые слова своей государыни? Не
святотатственно ли сие будет?"
Порешили сенаторы отписаться сибирскому губернатору генерал-поручику
Денису Ивановичу Чичерину. Перед тем, по весне, сей губернатор получил из
Санкт-Петербурга "выговор" за то, что штрафные деньги "за небытие" у
исповеди собираются неуспешно. Оттого генерал-поручик был крут, зол и
нетерпеливо самовластен. На пятое лето Правительствующий сенат отписал
губернатору Сибири в город Тобольск: "Направляется сие для вашего разумения
и совершения монаршей воли".
Пылкий и крутенький нравом Денис Иванович Чичерин в единождую минуту
начертал: "Повелеваю шадринскому воеводе всемилостивейшей монархини волю
исполнить непременно и безотлагательно".
Тем часом, покуда шло воеводино донесение Правительствующему сенату,
Шадринск вновь отстроился, а тараканы и того ранее повернули в город и
водворились в знакомых запечьях посадских изб. Воевода, по обычаю, на сем