"Евгений Федоров. Шадринский гусь и другие повести и рассказы" - читать интересную книгу автора

реке подвезли, он голый из бобровой шубы выскочил, юркнул в прорубь, трижды
Окунулся и опять в шубу. А тем часом ему поднесли кружку шпирту выпить...
После того купцы еще три дня гуляли: пили, обжирались, богатством
хвалились...
А в ту самую пору, пока шла гульба, Епишку в дорогу домашние готовили.
Ехал именитый шадринский купец ныне на двенадцати подводах. В широкой кошеве
взбили пуховую перину - пух отобрали самый что ни на есть нежнейший, - одних
шуб уклали пятнадцать. Были тут нагольные и крытые парчой, а то аглицким
синим сукном, что делают в аглицкой земле на манчестерских фабриках. В
кошевы натискали укладок разных, погребцов, дичи понапасли битой и
мороженой, а наиболее всего - в мешках мороженых пельменей наготовили... Не
обошли и шадринского гуся: взяли самого наилучшего полета голов, дабы было
известно, о каком гусе в челобитной речь идет, и напомнить ее величеству
Катерине Алексеевне минуту, когда был осчастливлен писец шадринского воеводы
Епишка, ныне волею судеб вознесенный в именитые купцы.
Купецкая гульба кончилась, когда приключилось невиданное дело. У Епишки
в горницах на постое, пока шли купецкие беседы, жил челябинский купец по
гусиному делу Астратон Овчинников, человек весьма примерный, огромного
росту, лет пятидесяти мужчина, с красивой курчавой бородой. Был он из
раскольников, крепок в древней вере и обычаях, но выпить не отказывался, не
сдавал перед другими в питье романеи и царской. И перед самым днем отъезда
случился грех. Встал купец рано, позевал сладко, почесал спину, потянулся,
хвать за бороду, а бороды и нет. Он к хозяйке, она руками всплеснула:
- Купец - не купец, а иноземец из неметчины... Господи, твоя воля, да
что ж это?
В ярость пришел купец: легче голову стерять, чем бороду, Непереносимый
позор! Епишке тож стыд немалый: "Какой такой хозяин, коли гостя от позора не
уберег!.." Приуныли и купцы. Сколько жили, чего только не слыхали и не
видали на своем веку, а такое озорство и срам впервой видят.
Кинулись искать виноватого: кто сонному купцу бороду отхватил?
Искать долго не пришлось: кинулся в ноги купцу его конюшенный и
повинился: ночью-де из конюшни жеребца купецкого, что в кореннике ходил,
угнали. И угнал не кто иной, как работник купца Егорка, что по счетному и
письменному делу был мастак. И, мало того, Егорка купцу грамоту оставил...
Вспомнил тут купец, как дни за три до того он Егорку самолично за
волосья оттаскал и скулы своротил. Под хмельную руку вспомнил купчина, что
третьего года Егорка просчитался в фунте гусиного пуха. Распалилось сердце
купеческое, и, дабы дать ему отойти, измордовал купец Егорку.
В оставленной хозяину грамоте Егорка писал;
"Моли бога, живодер, что бороду только откромсал, а не голову всю,
потому оставил ее в видах, ежели придет государь Петр Федорович, чтобы
вешать было бы сподручнее..."
Всполошились тут купцы. Из верных рук торговым людям были известны
слушки, что в казацкой степи в ту самую пору появился-де казак Емельян
Пугачев и смущает народ. Известно было тож, что Пугачев еще по осени лета
тысяча семьсот семьдесят третьего пустил промеж казачества, черного и
посадского люду манифест о пожаловании их вечно вольностью, землей, водой,
денежным жалованьем и прочим.
Кинулись купцы к воеводе: как им быть, как нагнать лиходея Егорку и что
на путях-дорогах слышно, не трогают ли торговых людей?