"Евгений Федоров. Демидовы " - читать интересную книгу автора

студеную зиму ни зипунов, ни шуб, ни рукавиц, ни варежек не выдавалось;
еда тощая - ложись и умирай. Каторга!
Быстро полезли в гору Антуфьевы; богатели, как в сказке. Однако в
чванство тульские кузнецы не ударились. Ходили они в простых кожанах,
трудились наравне с работными людьми. Одно только и отличало: срыли
Антуфьевы старую избу, выстроили просторный брусяной дом, обнесли его
дубовым тыном да цепных кобелей завели.
За военные снаряды, которые Никита поставлял в Пушкарский приказ,
платили по двенадцать копеек за пуд. Царь Петр при всяком случае отмечал
Антуфьевых:
- Оборотистые люди, таких бы мне под руку десяток - горы ворочал бы.


Акинфка за горячими делами забыл свой поход к дьяку Утенкову, а дьяк
меж тем все еще проживал в Туле. Время подошло горячее, военное; объезжал
дьяк казенные оружейные заводы, торопил с работой. Сунулся было Утенков на
завод Антуфьевых, но Акинфка как будто и не признал дьяка.
- Кто такой за человек? - поднял он серые глаза на Утенкова.
Дьяк съязвил:
- Аль не признал? Как будто твои портки на тыну остались?
Акинфка потемнел, но обиду свою не выдал. Засмеялся весело, раскатисто:
- Ничего, мои обноски тебе впору!
Дьяк словно подавился. Позеленевший от злости, он жадно ловил воздух.
За переборкой сидел батька Никита; услышав дерзкий ответ сына, улыбнулся:
- Молодец! Ловко отчекрыжил крапивное семя!
Потоптался, покрутился дьяк, сжал зубы, повернулся и уехал. Рад бы
насолить Антуфьевым, но что теперь поделаешь с ними, если они стали самому
царю известны?
Долго бередил душу Утенков: "Столько годов отжил, всякого, кого надо и
не надо, к ногтю поджимал, а тут - неужто не отблагодарю Антуфьевых?"
- Погоди ж ты, - пригрозил он кузнецам. - Найду я на вас загогулину!
Подлинно, понюхал-покрутился дьяк по засеке и высмотрел ту
"загогулину", за которую зацепиться можно. Обдумал дьяк и настрочил царю
грамоту.
Петр в ту пору двигал войска к Финскому заливу, думал о морях да
кораблях. Грамота же Утенкова уведомляла его, что под Тулой в Малиновой
засеке, в той самой, что Писцовый приказ отвел кузнецам Антуфьевым,
изобильно растет добрый дубовый, кленовый и ясеневый лес, весьма годный на
кораблестроение. А лес этот кузнецы Антуфьевы безрассудно жгут на уголь, и
оттого государевой казне выходит чистый убыток и разор.
Доброе дерево добывалось с большим трудом. На севере да на западе
страны росли сосна, ель, осина да береза. А кораблестроение требовало
здорового, полномерного дуба, добро высушенного, и не только прямого, но и
природно изогнутого. Дубы, годные на корабельный набор, встречались
небольшими рощицами, и каждое дерево береглось пуще глазу. На верфях и на
шлюзной работе каждый дубовый брус или шпангоутная кривуля расходовались
осмотрительно. По наказу царя на мелкие корабли шла сосна, нередко - при
спешке - сырая, прямо с лесосеки, и только на самые важные части кораблей
отпускался лучший дуб.
Получив от дьяка донесение об истреблении Демидовыми дубов, царь не