"А.Г.Федоров. Оракул Петербургский (Кника 1, Интрига-безумие-смерть) " - читать интересную книгу автора

эгоисты, прислушиваются только к собственным, внутренним переживаниям. Они
знают себе цену, тем более, что она давно подтверждена официально.
Свободная личность такого типа в свободной России, как Чаадаев,
загружена одной мечтой: отдохнуть до лучших времен в Института психиатрии
имени Сербского (в Москве) или Бехтерева (в Санкт-Петербурге). Мечта
идиота - не ходить в присутствие, романы писать и писать (мочиться) на
головы тоскующим кариатидам в белых халатах, но с черной душой.
Надо помнить известную притчу психотерапевта о том, что больше всех
рассуждают об ужасах изнасилования как раз те особы, которые мечтают быть
изнасилованными. Ожидание встречи с инкубами, или другими развратными
мужскими демонами, для перезрелых особ превращается в идею-фикс.
Они начинают всерьез думать, что насильники являются по ночам, через
открытые форточки или дымоходы. Но эта приметная сказка - тоже маркер
отсроченных ожиданий. В нее верят как раз те, кто обделен сексуальным
вниманием. Им невдомек, что сон с открытой форточкой - верный признак
затаенной страсти. Он опасен хотя бы потому, что могут обворовать
профессионалы форточники.
Насильники в России при нынешнем питании и чрезмерном потреблении
алкоголя такая же редкость, как прилет птицы эпиорнис с далекого
Мадагаскара. Тем более, что соблазн большого числа охотников поиметь ее
вкусное мясо победил страх перед размерами птицы - стрелков не остановил
ее пятиметровый рост. Уникальную птичку уже истребили напрочь.
Кулинарная интрига, пройдя через безумство людей достигла логического
финала - смерти, но пока только птицы, а не охотников. Лучше бы наоборот!
Полный крах наступает, когда вышестоящая власть, очнувшись от заблуждений,
первая осознает явную ущербность своих адептов. Тогда Каин оказывается
пристыженным, а Авель - отмщенным. Можно раскрыть Книгу Иезекииля (22: 27)
и убедиться: "Князья у нея как волки, похищающие добычу; проливают кровь,
губят души, чтобы приобрести корысть".
Многие из присутствующих сейчас в морге тяжело и мучительно
переживают условность существования только потому, что уже были
низвергнуты, отодвинуты от малой власти. У них в душе формируется и зреет
своеобразный гнойник, флегмона. Такие процессы никогда не останавливаются,
саднящие раны не заживают. Их смягчает лишь один живительный бальзам -
интрижка, запускаемая, конечно, исподтишка, на которую очень часто ловятся
новички и простачки.
Венедикт Ерофеев ловко подобрал контрадикцию для характеристики
психологии таких особ, заметив, что "у них, как у тургеневских девушек,
страсть к чему-то нездешнему, зыбкому, к чему-то коленно-локтевому".
Сергеев не собирался спорить с ныне покойным поэтом, хотя, как
многоопытный врач, не чуждый знаниям сексологией, чувствовал
противоречивость его суждения, хотя бы в части избираемой позы.
Он, не мудрствуя лукаво, считал, что разумная женщина должна помнить
и блюсти себя, а не превращаться в корову (a la vache). С определенного
времени она не пригодна для потребления молодыми субъектами, владеющими
слишком изощренной техникой, в том числе, социальной интриги. Для отповеди
таким особам хорошо подходит третий тезис Псалома 145: "Не надейтесь на
князей, на сына человеческого, в котором нет спасения".
Следующий типаж, ворвавшийся в помещение с заметным опозданием,
всегда возбуждал врачебное любопытство у Сергеева. Заведующая приемным