"А.Г.Федоров. Оракул Петербургский (Кника 1, Интрига-безумие-смерть) " - читать интересную книгу автора

помпадуршу в сторону: взбрыкнув и пьяно мотнув головой, она сместила белый
колпак с копны рыжих волос на левый глаз. Рожа бывшей красавицы
превратилась в сморщенный помидор, порождающий недоумение. Но весь эпатаж
решительно притормозил Михаил Романович:
- За такие штучки, милочка, дают по "пингвину" ногой!
- По какому пингвину? - переспросила Муза.
- По тому, который прячет тело жирное в утесы! Милочка! - попытался
Чистяков "ласково" привести в чувство свою помощницу.
Муза, конечно, великолепно понимала, что есть на самом деле
"пингвин", но продолжала строить из себя неожиданно проснувшуюся принцессу
на горошине. Миша был изыскан и берег чистоту русского языка, - избегал
сквернословия. Он давно привык к подобным сценам перевоплощения и считал,
что Муза похоронила в себе талант большой актрисы. Сейчас он только
выдерживал роль. Челюсти сжимались не от злобы, а от желания сдержать смех.
Муза всегда считала, что актерство в ее жизни ни при чем. В ней
погибла преданная жена и возможная мать детей гениального анатома. Для
коллег не было секретом, что Муза, закончив с Золотой медалью школу, в
возрасте шестнадцати лет поступила в медицинский институт и, играючи,
легко сдавая экзамены на отлично, проскочила до четвертого курса на одном
дыхании. Но здесь ее ожидал "ссудный час". Легкое дыхание застыло в
приоткрытых губах, а в мозгу зазвенело томительное слово - любовь, когда
на одном из практических занятий перед ней выросла фигура "невысокого, но
гениального", молодого анатома.
Через короткий срок, поздно вечером, при явном попустительстве
нескольких трупов, тихо возлежавших по соседству, она отдалась "милому,
первому и единственному" - Мише. Трупы через неплотно сомкнутые веки,
конечно, кое-что постигали. Но их зрительный анализатор уже был подвергнут
безвозвратному разложению, и восприятие шло только через продолжавшие
расти волосы, ногти и желтые зубы. Таинство посвящения в женщины произошло
прямо на свободном секционном столе. Любовников объединила и породнила
профессия. Их первый сумбурный половой акт на всю оставшуюся жизнь
ассоциировался со специфическим запахом секционного зала - запахом особым,
насыщенным формалином, парами спирта и тлетворным ужасом смерти.
По ее мнению, Миша уже в то время был "с петухами в голове".
Доказательства тому очевидны - в столь торжественный момент "преступный
сердцеед" лишал ее невинности, никак не соглашаясь выключить яркие софиты.
"Во тьме совершаются только порочные дела, мы же творим акт благородного
таинства" - мурлыкал он у ее розового ушка. А потом скрипел зубами,
мучаясь в борьбе с прочностью девственной плевры, доведенной традиционно
жестоким у евреев генетическим отбором до плотности ligamentum (связки) -
почти что хряща.
В последствии, только самым близким друзьям, была приоткрыта завеса
тайны над ошибками технологии. Оказывается, Миша с Музой изрядно пригубили
казенной aqua vitae. Вполне вероятно, что спиртик несколько сместил
анатомические макро-образы в помутненном сознании партнеров. На трезвую
голову Миша утверждал, что заблудился не в преддверье влагалища, а, скорее
всего, по ошибке пытался пройти не тем путем. Муза божилась, что пьяный
Мишутка в азарте настойчиво сокрушал ее лобковую кость. Она еще долго
хвасталась подругам синяком в области Symphysis ossium pubis, - женщине,
по всей вероятности, очень хочется хоть раз в жизни отдаться громиле.