"Константин Александрович Федин. Необыкновенное лето (Трилогия - 2) " - читать интересную книгу автора

не вспрыгивал выше их всех, на самую верхушку лесенки: "беспе-ечно спали
близ дубы-равы!" И опять низкие начинали раскачиваться и забираться вверх,
и опять переливчатое серебро запускалось на недосягаемую для них высоту:
"беспе-ечно..." И вместе с этим пронзительным "е-е" босые ноги
красноармейцев так дружно толкнули того, который присел на шпале, что он
покатился с песчаного настила полотна, и котелок, звеня и обгоняя его,
запрыгал под откос. И все захохотали, бросив петь, и вдруг лихо
повыскакивали из вагона, веселые, молодые, в неподпоясанных, заходивших на
ветру пузырями исподних рубахах.
"Бес-пе-ечно" - лилось в ушах Пастухова, и он поддакивал этому
озорному, тонкому "е-е" и почему-то думал, что - да, вот именно - беспечно,
беспечно, как песня жаворонка, и в этом, наверно, все дело. Внезапно и
совершенно нелепо, как ему показалось, вспомнил он профессора Шляпкина,
которого когда-то слушал в университете. Профессор был из крепостных, своим
трудом добился прочного положения и даже скопил копеечку. Пустив корни, он
поставил у себя на даче, в Финляндии, крошечный бюстик Александра II и
укрепил под ним надпись: "Царю-освободителю - благодарный Шляпкин". Вот чем
надо бы позабавить товарища - пришло на ум Пастухову, и он рассмеялся, и
уже когда хохотал, все любуясь развеселыми солдатами, приметил коротенького
круглого татарина, проходившего мимо, закутанного в стеганые толстые
одежки, страшно похожего на профессора Шляпкина, и тотчас поправил себя,
вспомнив, что надпись на бюстике была другой: "Царю-освободителю - от
освобожденного". Но, все еще смеясь, решил, что "благодарный Шляпкин" -
веселее.
В этот миг его окликнули. Из тамбура вагона-микст легонько кивал
ярколицый, рыжеусый командир, без пояса, с маузером на узеньком ремне через
плечо.
- Это вы везете семью в Балашов?
- Да. Я прошу погрузить нас с эшелоном. Будьте добры.
- Зачем же мне брать на совесть этакое дело? Там - война.
- Теперь везде война, - сказал Пастухов.
- Ну, какая тут война? Тут просто беспорядок, - снисходительно ответил
командир. - Нет уж, извините. Как-нибудь без меня.
- Значит - нельзя?
- Нельзя.
- Тогда - до свиданья, - сказал Пастухов, по виду обиженно, однако со
странным облегчением.
Почти весело он возвращался на вокзал. Нелепая фраза не выходила из
головы: "благодарный Шляпкин..."
С лукавой улыбкой он остановился перед скамьей. Все трое глядели на
него тревожно и молча.
- Папа, - сказал мальчик, робко подвигаясь к нему, - тебя не
застрелят?
Ольга Адамовна быстро уткнула лицо в ладони, и кудряшки ее затряслись.
- Зачем? - отозвался Александр Владимирович серьезно и немного
растерянно. - Стреляют зайцев. Медведей. Куропаток стреляют.
- А на войне?
- Ну, то - на войне. Какая же здесь война? Здесь просто беспорядок...
Он взглянул на жену. Она сидела очень прямая и красивая от испуга.
Глаза ее были мокры. Он опустился рядом, на чемодан, потеребил ее мягкие