"Константин Федин. Тишина (Советский рассказ двадцатых годов)" - читать интересную книгу автора

фотографию, прибитую к стенке. Портрет был облит светом, солнце - видно -
только что подобралось к нему через окно, снимок ожил, черты лица на нем
стали отчетливы, крепки, молоды, и Александр Антоныч узнал в них себя. Он
остолбенел. Рука его, протянутая к чашке, застыла, лоб и лысина потемнели
от прилившей крови, он долго не мог сказать ни слова. Вдруг он поднялся,
развел руки и пролепетал:
- Не понимаю! Как я - не понимаю! Не могу понять.
Эти шесть лет... Да что шесть лет! Тридцать четыре года.
Он взглянул на Таису Родионовну. Светлые глаза ее сузились, помутнели,
затенились упавшими бровями и гневно смотрели на него в упор.
- Кто старое вспомянет...
Голос ее надломился, и погодя она тускло произнесла:
- Как-нибудь проживу. Долго ли теперь? Вот только грачи покою не дают,
гаркают с самой зари.
- Паршивая птица, грязная птица, воронья порода, - засуетился Александр
Антоныч и стал прощаться...
Путь в Архамоны показался ему коротким, но когда он вошел в деревню,
усталость подкосила ему ноги, и он опустился на бревна, накатанные перед
избой.
В конце улицы на деревню вползала луна, малиновая, как разрезанный
пополам арбуз. В темноте через дорогу перебегали девки, заслоняя луну,
сбиваясь в кучки и сладко повизгивая.
Издали докатывался лай проходной частушки, которому подбрехивала
басовитая гармонь. Парни приближались медленно, сзывая деревню на игрище:

Архамонская деревня -
Чем она украшена?
Елками, березами,
Девками, нарезами.

Сошлись у гладких, объерзанных кряжей, лежавших на улице, ребята -
табунками, вразбивку, девки - стеной.
Поодиночке, вразвалочку подходили к Александру Антонычу, словно
обнюхивали его, успокаивались: свой.
Девки сразу, без сговора, затянули песню. Пронзающие голоса их
закружились над головами и метелью понеслись вдоль улицы. Но сами они
стояли неподвижно, степенно, плечом к плечу, словно на запоинах в тесной
горнице. Парни посасывали табачок, слушали. Когда девки смолкли, они
грохнули гармонью. От ее бреха все кругом закачалось, избы пошли ходуном,
и девичий выводок взволновался: то одна, то другая девка отделялась от
подружек, выступала вперед. Вдруг с бревен соскочил паренек-коротышка,
схватил подвернувшуюся девку за руку, поволок на круг перед ребятами,
скоморошничая и смеясь. Визги заглушили гармонь, выводок опять скучился,
ребята принялись на него наседать.
Луна поднялась на цыпочки, глянула на деревню сверху, побледнела,
вытянулась. В свете ее Александр Антоныч видел мелькание темных
беспокойных рук, круглых спин и бедер.
Все чаще высокие парни заслоняли собою девок, гармонь, поперхнувшись на
писклявых нотках, замолкла и тотчас ринулась в многоголосую польку.
- Тусте! - крикнул кто-то из ребят.