"Антон Фарб "Время Зверя"" - читать интересную книгу автора

что-то блестящее, и Ахабьев остановился. Подкрутил фитилек, заставив
пламя вздуться на пять сантиметров, отпихнул в сторону дурашливо
кувыркающихся волчат и протиснулся в дальний угол норы, вытянув
перед собой руку с мини-факелом.
Там, на небольшой горке обглоданных костей, лежал детский
скелет. Крошечный череп с лоскутами кожи и грудная клетка с
разломанными ребрами.
...А дитятко? Что с дитятком?!...
Ахабьев резко выдохнул, захлопнул колпачок зажигалки, выронил
ее и судорожно развернувшись, полез наружу.
Его мутило. Он на карачках выполз из норы, прислонился к груде
обломков, откинул со лба слипшиеся от пота волосы и начал дышать
глубоко и часто. Затылок у него совершенно онемел, глаза жгло, он
поморгал, но жжение только усилилось, и очертания деревьев стали
искаженными и деформированными.
Правая рука, выпустив обрез, нащупала тяжелый и скользкий
булыжник. Ахабьев поднял камень, покачал его на ладони, прикидывая
вес, и криво улыбнулся помертвелыми губами. Он сунул левую руку в
темную дыру, ухватил за загривок первого волчонка, вытащил его
наружу, затем схватил второго, третьего...
Когда все пятеро волчат, жалобно скуля и прижимаясь друг к
другу, очутились под открытым небом, Ахабьев взмахнул булыжником и
размозжил им головы.



ДЕHЬ ПЯТЫЙ

Утром выпал снег. Он мелкой солью присыпал бугристую кору
деревьев, заморозив капельки смолы; посеребрил раскидистые кроны
корабельных сосен; тонкой узорчатой паутиной инея укутал сырую
землю, заморозив пожухлую траву; насыпал небольшие, но девственно-
белые и сверкающие в лучах зари сугробы... В лес пришла зима.
Hе осталось даже и воспоминанья о страшной ночной буре, когда
порывы ветра вырывали с корнем сосны, а плотная стена дождя взбивала
землю в грязь. Лес, припорошенный первым снегом, обрел вдруг
царственную, храмовую неподвижность, и в воздухе, прозрачном,
звонком, чистом, повисла тишина, не замутненная ни пеньем птиц, ни
шелестом ветвей. Зимний лес превратился в сказочное царство покоя и
безмятежности.

Hо хриплый, надсадный кашель, похожий на карканье вороны,
разорвал, вспорол по шву тончайшее полотно белого безмолвия, заставив
треснуть хрустальный бокал тишины. Спустя мгновение кашель
повторился.
Комья снега сорвались с разлапистых сосновых веток, когда
Ахабьев обессилено откинулся назад, привалившись спиной к древесному
стволу. Снег упал на запрокинутое лицо, но не принес облегчения.
Ахабьев смахнул с ресниц крупицы инея и снова согнулся в пароксизме
кашля. Легкие жгло огнем, а горло саднило как изнутри, так и снаружи.