"Ориана Фаллачи. Ярость и гордость (антиисламский памфлет) " - читать интересную книгу автора

защитить нашу культуру, превратилась в грязную ярмарку, жалкую ярмарку
тщеславия. Ситуация превратилась в комический хор: "И я, и я, и я тоже".
Подобно теням из прошлого, которое никогда не умирает, те, кого я часто
называю "стрекозами", развели большой костер, чтобы сжечь еретичку, и давай
вопить: "В огонь ее, в огонь! Аллах акбар, Аллах акбар!" И давай обвинять,
осуждать, оскорблять... Каждый день - нападки или клевета. Они напоминали
суд над салемскими ведьмами. "Повесьте ведьму, повесьте ведьму". Дошло до
того, что они коверкали мое имя, издевались над моим именем: в своих статьях
они дали мне прозвище Оргиена. Мне говорили об этом те, кто взял на себя
труд прочитать их. Я же - нет. Во-первых, потому что знала, о чем в них
говорится, и любопытства не испытывала. Во-вторых, потому что в конце моей
статьи я предупреждала, что не буду участвовать в пустых дискуссиях и в
бесполезной полемике. В-третьих, потому что "стрекозы" неизменно являются
людьми без идей и без качеств. Это наглые пиявки, постоянно пристраивающиеся
в тени тех, кто на свету. Это посланники пустоты. Их журналистика скучна.
Старшим братом моего отца был Бруно Фаллачи. Великий журналист. Он
ненавидел журналистов. Во времена моей работы в газетах он прощал меня
только тогда, когда я рисковала жизнью на войне. Но он был великим
журналистом. Он был и великим главным редактором и, перечисляя правила
журналистики, громогласно заявлял: "Главное правило - никогда не застав ляй
читателей скучать". "Стрекозы" же навевают на читателей скуку.
В-четвертых, потому что я веду очень суровую и интеллектуально богатую
жизнь. Я люблю учиться так же сильно, как и писать, я наслаждаюсь
одиночеством или обществом образованных людей, и такой способ существования
совершенно не оставляет места для посланников пустоты. Наконец, я всегда
следую совету моих прославленных соотечественников. Вечный изгнанник Данте
Алигьери сказал: "Они не стоят слов: взгляни - и пройди мимо". В сущности, я
пошла дальше, чем он: проходя мимо, я на них даже не гляжу. Однако теперь я
хотела бы развлечься отступлением. Я имею в виду некую "цикаду",
заслуживающую особого внимания, чье имя, или пол, или личность мне
неизвестны и которая приписала мне два крупных преступления: незнание
"Тысячи и одной ночи" и непризнание того, что понятие нуля было введено
арабами. Э нет, дорогой сэр или мадам, или ни то ни се. Нет, наглая пиявка,
посланец пустоты. Я люблю математику, и я достаточно хорошо знакома с
понятием нуля и его происхождением. Подумайте о том. что в моем романе
"Иншаллах" ("Дай бог!"), который, кстати, весь строится на основе формулы
Больцмана, "энтропия вычисляется посредством постоянной Больцмана,
помноженной на натуральный логарифм возможных статистических состояний
вещества", я строю сюжет именно на понятии нуля, я строю на нем сцену, в
которой сержант убивает Паспарту. Я делаю это, используя дьявольски коварную
задачу, которую в 1932 году преподаватели Нормальной школы в Пизе (так
называется университет) предложили решить на экзамене своим студентам:
"Объясните, почему единица больше нуля". Задача настолько дьявольски
коварна, что может быть решена только "ab ab.surdo". Ну так вот: утверждая,
что понятие нуля было введено арабами, вы можете сослаться только на
арабского математика Мухаммеда ибн Мусу Аль-Хорезми, который около 810 года
нашей эры ввел десятичную систему исчисления и прибег к тлю. Но вы
ошибаетесь. Потому что Мухаммед ибн Муса Аль-Хорезми сам заявлял в своих
трудах, что десятичной системой счисления мы обязаны не ему, нет. Он
заимствовал ее у индийцев, в частности у известного индийского математика