"Ханс Фаллада. Волк среди волков [H]" - читать интересную книгу автора

чувствуется в воздухе гроза. На чернявого толстяка больше рассчитывать
нечего, с ним он уже дал осечку, взяв слишком командирский тон.
- Ну, поехали? - спросил он, как бы подбадривая.
Трое стояли не двигаясь, точно не слышали ни слова. Они, конечно,
первые жнецы, в этом он уверен. Ему ли не знать эти выдвинутые челюсти,
этот решительный, немного дикий и все-таки угрюмый взгляд прирожденного
погонщика.
Чернявый стоял ухмыляясь - на ротмистра он посматривал искоса, на тех
троих и вовсе не смотрел - он был уверен в них, как в самом себе.
(Вот улица и вот точка, с которой я не свожу глаз. Я должен шагать
вперед!) А вслух:
- Хорошая работа - хорошая оплата! Больше нажнешь - больше получишь
натурой! Ну как?..
Они ничего не слышали.
- А первому жнецу будет уплачено наличными тридцать, да, говорю я,
тридцать настоящих бумажных долларов!
- Я вам поставлю людей! - крикнул чернявый.
Поздно. Первые жнецы стоят уже у барьера.
- Бери, пане, моих! Люди что твои быки, сильные, смирные...
- Нет, только не у Иозефа. Все как есть лентяи и мерзавцы, утром не
стащишь с кровати; на бабу - богатыри, на работу - руки виснут.
- Что ты, пане, разговариваешь с Яблонским? Он же только что из
каталажки, пырнул ножом пана приказчика...
Один на одного, град польских слов - неужели и тут дойдет до
поножовщины? Между ними вертится толстяк, говорит непрерывно,
жестикулирует, кричит, оттесняет к задней стене и даже на ротмистра
посверкивает глазами - между тем как к ротмистру незаметно подкрадывается
третий.
- Настоящие бумажные доллары, говорите? Тридцать долларов? Наличными?
При отъезде? Пусть господин к двенадцати придет на Силезский вокзал, я
буду там с людьми. Ни слова - молчок! Живо уходите! Здесь народ нехороший!
И уже он опять подле тех, орут в четыре глотки, четыре туловища,
сцепившись, качаются взад и вперед...
Ротмистр рад, что дверь рядом и путь свободен. С чувством облегчения он
выходит на улицу.


5. ФРАУ ПАГЕЛЬ ЗАВТРАКАЕТ

Вольфганг Пагель все еще сидит у покрытого клеенкой стола в своей
конуре, раскачивается на стуле, бездумно распевает весь свой репертуар
солдатских песен и ждет эмалированного кофейника Туманши.
Между тем его мать в хорошо обставленной квартире на Танненштрассе
сидит за красивым темным столом ренессанс. На желтоватой скатерти (кружево
ручной работы) стоит серебряный кофейный прибор, свежее масло, мед,
настоящие английские джемы - все на свете. Только перед вторым прибором
никто не сидит. Госпожа Пагель смотрит на пустой стул, на часы. Потом
хватает салфетку, выдергивает ее из серебряного кольца и говорит:
- Минна, я приступаю.
Минна, стоящее в дверях немолодое, желтоватое, пропыленное существо,