"Джорджо Фалетти. Нарисованная смерть (Глаза не лгут никогда)" - читать интересную книгу автора

Главным наследием старика была не галерея, а то, что стоит дороже
всяких денег: Джефф сделал его истинным ценителем искусства. У Лафайета
хватило ума сообразить, что главный капитал в его деле - это знания. Когда
жена покойного любовника выжила его из галереи Челси, Лафайет уже вполне
твердо стоял на ногах. Почувствовав, что интересы публики постепенно
смещаются к изобразительному искусству Сохо, он приобрел помещение на втором
этаже шикарного здания на маленькой, мощенной булыжником Грин-стрит и открыл
галерею "Эл-энд-Джей", оставаясь верным принципу, что отныне его
единственной компанией в жизни будет он сам. В конце концов у него остались
маленькая квартирка, где жил он сам, и аттик на Уотер-стрит, где поселил
Джерри.
И вот бодрым шагом, в кроссовках фирмы "Найк", он шагает к дому своего
питомца.
Проходя мимо Стейк-Хауса, Лафайет чуть замедлил шаг и полюбовался на
себя в витрине. Сорокалетний черный красавец в костюме от Ральфа Лорена, с
печатью успеха на всем облике. К этому отражению, пожалуй, подходит фраза,
которую постоянно твердит Джерри Хо: "Все идет по плану, Лафайет, все идет
по плану..."
Он прошел мимо изрядно проржавевшей калитки, запертой на цепочку. За
ней в глубине двора виднелись несколько драндулетов. Среди этого металлолома
красовался призыв держать собак на поводке.
Подойдя к подъезду Джерри, облицованному выцветшим песчаником и
обрамленному с двух сторон навесными пожарными лестницами, Лафайет порылся в
поисках ключей и вспомнил, что оставил их в машине. Он нажал кнопку звонка в
надежде, что Джерри не сломался раньше времени и услышит его.
Нажал два раза, но никакого ответа не последовало.
Он уже повернул было назад за ключами, как дверь парадного открылась и
из полутьмы на свет вышел человек. На нем был серый спортивный костюм с
низко надвинутым капюшоном и темные очки. Голову он свесил на грудь, так что
за секунду столкновения Лафайет ничего рассмотреть не успел. Незнакомец явно
куда-то спешил, поскольку довольно бесцеремонно оттолкнул Лафайета и даже не
подумал извиниться. Миновав его, он тут же поднял голову и перешел на бег
трусцой.
Лафайет проводил его взглядом и отметил, что бежит он довольно странно,
будто припадая на правую ногу и опасаясь ее нагружать.
Вот сволочь!
Такую лапидарную реплику Лафайет мысленно отпустил в адрес всех бегунов
и этого в частности, нажимая кнопку вызова лифта. Дверь открылась мгновенно:
кабина была внизу. Должно быть, на лифте спустился только что встреченный им
горе-спортсмен: бегает, вишь ты, а по лестнице спуститься лень. А может,
опять же ногу бережет...
Лафайет пожал плечами. Больше ему думать, что ли, не о чем, как о
хромом и невежливом бегуне? Надо скорей подкормить Джерри, чтоб работал на
полную мощность. На осень Лафайет наметил вернисаж и хотел иметь возможно
более широкий выбор. Выставка будет небольшой, но крайне репрезентативной.
Он уже договорился с несколькими коллекционерами - законодателями мод - и
нажал на все рычаги, чтобы обеспечить соответствующие отклики в
искусствоведческой печати, чье мнение только и котируется у ценителей
искусства.
Наступал момент, когда Лафайету надо было расширить границы Нью-Йорка