"Владимир Фалеев. Женщина в зеленом дождевике (Сб. "Звездная гавань")" - читать интересную книгу автора

капитана милиции, веселого чернявого Тория Цыганкова. Он мимоходом
подосадовал на учителей, которые ходатайствуют о возвращении какой-то
девочки в детскую колонию.
- А родители как же? - спросил я.
- Отчим и мачеха пожилые. - Торий ссутулился, потряс старчески головой,
передразнивая кого-то, и опять, браво расправив грудь, засмеялся. -
Хочешь, дам полистать дело о ребячьем бродяжничестве?
Читая в тихой комнатке горотдела пухлую папку допросов, писем, справок,
касающихся воровства ружья у сторожа рынка, я проникся сочувствием к
детям. Не догадывался только об одном: у начальника горотдела милиции была
своя причина заинтриговать меня этими бумагами о ребятишках. Цыганков был
обижен школой, его, ученика-вечерника, педагоги оставили на третий год в
седьмом классе! Частые задержки капитана по вечерам на службе, заботы его
как члена райкома партии увеличивали пропуски занятий в школе, мешали ему
ликвидировать хроническое отставание по предметам, особенно по русскому
языку.
Заполнив блокнот выписками из милицейских документов о непослушных
подростках, я рассказал обо всем редактору и, получив его одобрение
изучать дело дальше, на другой день пошел по домам, наведываясь к
родителям Васи Лемешева, Леши Аввакумова и Лены Култуковой.
Сперва я постучал в доску невысокой калитки, вызвал из низких дощатых
сеней на крыльцо высокого лохматого мужчину в тельняшке, в трусах и в
ботинках на босу ногу.
- Чего? - заспанно хмурился он поверх калитки, не сходя с крыльца.
Узнав, что интересуюсь "ограблением" сторожа рынка, Аввакумов-старший
смачно выругался, обозвав Ленку "стервой", и закончил брань пояснением,
что история старая, летняя, что милиция все пронюхала и что Лешку он в
первое же утро отдубасил, а ружье вернул сторожу. Ему не хотелось
беседовать, он погрозил кому-то кулаком и, не прощаясь, поднырнул под
косяк, скрылся в сенях.
Домик Лемешевых, деревянный, с приткнутым к нему амбаром и отдельно
стоящим на усадьбе сараем, встретил меня шумом ребячьих голосов. В ограду
высыпалось сразу человек пять голопузых и остроглазых сестер и братьев.
Белобрысый Васька настороженно поздоровался, ввел меня в дом, для беседы
присутствовать оставил старшего брата, такого же белобрысого, как и он.
Они сели за большой деревянный, без скатерти и клеенки стол. Из-за двери,
которая вела в кухню, выглядывали еще три пары глазенок. Беседа наладилась
лишь тогда, когда я стал откровенно расхваливать фантазию Лены Култуковой.
Вася восторженно застучал кулаками по столу: он восхищался, что Ленка на
лету запоминает иностранные слова. Он был влюблен в соседскую девочку.
- Она выдумщица! - Вася слегка заикался.
- Чего же она выдумывает?
- Всякое-разное, - горячился мальчик. - Названия травам дает, фамилию
матери родной выдумала.
- Выдумала, а не вспомнила? - пытался я его озадачить.
- Конечно, выдумала! - убежденно воскликнул он, а брат его согласно
кивал. - Мы с нею вместе выдумали даже секретный язык для нас двоих, чтобы
никто не понимал.
- Назови хоть два-три слова, - попросил я.
Он скороговоркой продекламировал нечто вроде стихотворения: