"Юлий Файбышенко. Розовый куст " - читать интересную книгу автора

- Жалостливые стали! - Селезнев с презрением оглядел Климова. -
Погодите, дожалеетесь. Они вам революцию живо в отхожее место переделают!
- Внимание, - перебил Клейн, - к этой теме есче вернемся. Сейчас о
деле: убийство на Белоусовском, два, редкое по жестокости. Таких
преступников ми упустить не имеем права. Пока у нас нет следов. Однако план
есть. - Он оглядел всех прищуренным взглядом. - Ми давно готовили чистку
гнилых углов. Теперь она назрела. Привлечем части ЧОНа и пехотни курси. Бьем
сразу по сами опасни место - по Горни. Затем переключаемся на беженски
бараки у Воронежски тракт. После них очередь притонов на Рубцовской.
Климов и остальные слушали его молча. Клейн умел мыслить широко и
точно. Это был высокий черноволосый австриец, с черной щеточкой усов под
изящным носом, с умными серыми глазами на худом интеллигентном лице,
В пятнадцатом под Перемышлем во время отражения кавалерийской атаки
лейтенант Клейн был взят в плен русскими драгунами и оказался в
туркестанских лагерях для военнопленных. Революционная пропаганда
прорывалась сквозь проволочные загрождения и тесовые стены бараков. В начале
восемнадцатого года вооруженные русские рабочие распахнули ворота лагерей
для военнопленных. И многие тогда связали свою судьбу с русской революцией.
Тяжелое, опасное настало время. Почти два года шагал теперь уже
коммунист Клейн по выжженной, встречавшей пулей и казачьим гиком земле
фронтов. Дрался под Иркутском и Омском, под Царицыном и Лозовой. На русскую
землю падала кровь дважды раненного в боях за революцию австрийского
студента и бывшего лейтенанта.
В девятнадцатом его вызвали в отдел по работе с военнопленными.
- Принято решение отправить на родину часть наших товарищей, - сказал
ему пожилой человек в кепи австрийского солдата. - Согласны ли вы вернуться,
чтобы и там продолжать борьбу?
Клейн кивнул. Виски его вдруг обдало жаром волнения.
- Я согласен, - сказал он.
В конце девятнадцатого он вернулся на родину. Его высокую тонкую фигуру
видели на венских заводах, глухой его голос слышали на митингах в Линце,
Зальцбурге и Вене. Потом перешел границу соседей Венгрии. Через год за ним
захлопнулись ворота будапештской тюрьмы.
В двадцать первом товарищи выручили Клейна. Он бежал.
А через несколько недель страна, ставшая его второй родиной, вновь
приняла его к себе. С тех пор прошло два года, и вот теперь он снова пошел
туда, где было жарко, - бороться с бандитами. Он руководил губернским
розыском. Слово его ценилось дорого. Розыск при нем повел широкое
наступление на местную уголовную братию. Но бороться было трудно. Город
лежал на пути с юга к Москве. Залетные бандюги появились здесь нежданно, как
чума в средние века. После них оставались трупы и чудовищные слухи. Но Клейн
осторожно и уверенно вел свою игру. Он походил на шахматиста, когда, склонив
голову, как это было сейчас, излагал свои тщательно продуманные планы.
- Самое важное - информация, - заканчивал свое сообщение начальник, -
кто-то знает про убийство. Знает и его участников. На Горни знают многие.
Раскидиваем бредень. Загребем один голавль - неплохо, выудим карась -
хорошо. - Он замолчал, потом оглядел всех повеселевшими глазами и чуть
улыбнулся.
- А поведет на операцию вас Степан Спиридонович. Наконец и он с нами.
Это есть мой сюрпиз... Сбор в одиннадцать. Все.