"Юлий Файбышенко. Розовый куст " - читать интересную книгу автора - Понял! - сказал, не сгоняя с лица привычной улыбки, Гонтарь. - Кое в
чем убедительно, папаша. Но вот как ты меня научишь их любить, когда я три года убивал на фронте их защитников и сам дважды валялся по лазаретам от их буржуйских свинцовых подарков? И как мне ты прикажешь к ним относиться, когда я возвращаюсь с фронта героем, я, в прошлом телеграфист Гонтарь, а теперь комвзвода Красной Армии. Я победил! Встречайте меня с оркестрами! А что я вижу, победивши толстопузых во всероссийском масштабе? Я вижу, что вокруг меня швыряют деньгами - они! На работу берут, а то и не берут - они! Самые удачливые - они! Уж не за их ли удачу я дрался? - Я у тебя одну только логику сознаю, - сказал задумчиво, затягиваясь, Потапыч, - логику неудачника. Временно ты неудачник, Гонтарь. И это тебя тревожит. И правильно тревожит, потому что крепость любого строя и устойчивость любого государства в конечном итоге определяется тем, удачниками или неудачниками осознает себя самая активная часть населения. А у нее, как я вижу, иной взгляд на вещи, чем у тебя. Но скажи мне, а чего лично ты, собственно бы, хотел? Высокого поста? Зажитка? Капитала? - Я? - переспросил Гонтарь. - Философ ты, как я погляжу, папаша. Хотел бы я семьи, вот чего, - он вдруг стал серьезен, - сына бы я хотел. Чтоб на руках его носить, нянчить, французской борьбе учить и верности революции. Вот чего бы я хотел. А семьи я завести пока не могу, потому что на нашу получку можно только голубей кормить, и то не каждое утро. Они замолчали. Гонтарь что-то яростно насвистывал за своим столом. Лицо у него было расстроенное. Обычная улыбка куда-то пропала. - Стас не заходил? - спросил Климов. Поговорили. Что-то, Витя, не нравится мне Стас. - А что такое? - удивился Климов. - Понимаешь, цветы эти... Конечно, хорошо... Но какое-то это болезненное. Мы сегодня толковали. Я говорю: "Ты, Стас, предмет увлечения нашел какой-то стариковский. Я понимаю, красивое дело цветы, но ты ж молодой - девушки нужны, любовь". Он так, знаешь, горько улыбается. "Любовь, - говорит, - дело тяжелое. Неохота увязать. Кто, - говорит, - меня полюбит, такого хлюпика? Это тебе, - говорит, - о любви самое время думать. А у меня, кроме мировой революции, невесты нет и не предвидится". - Странный он бывает, - сказал Климов, вспоминая Стаса, - от женщин действительно бежит, как Клемансо от красного флага. Не верит в себя, самоед несчастный. Но вообще, Мишка, он, знаешь, по-моему, живет в ожидании случая. Готовит себя к геройской смерти за дело пролетариата. - Все к этому себя готовим, - неожиданно серьезно сказал Гонтарь. - Только подвиги в армии совершают. А мы с такой мразью имеем дело, что, как тут ни рискуй, какой там подвиг... - Я вот о чем все время думаю, - сказал Климов. - Есть ли все-таки в человеке какая-нибудь преступная наследственность? Или врет все Ломброзо? Смотришь на блатных - сколько из них могло бы людьми оказаться, если б не война, не голод, не гибель матери, да мало ли что другое. В человеческих условиях были бы людьми. - Эх, - сказал Гонтарь, - я про Клембовскую-то зря так, конечно, говорил. Хорошая девчонка. И красивая. Что-то есть в лице... Благородство, что ли. Она, по-моему, с бывшей нашей секретаршей Шевич дружит... Попадись |
|
|