"Юлий Файбышенко. Розовый куст " - читать интересную книгу автора

- Брось, - сказал Климов, - работать надо, парень. Иначе жизни не
будет.
- Да неохота! - закричал вдруг Афоня визгливо. - Неохота, понял? Я,
может, эти станки в гробу видал! Не могу я завод выдерживать: гром, лязг,
железо! Воротит меня!
- Там главная жизнь страны...
- Пущай, - перебил Афоня, - какая хошь там жисть: главная,
подчиненная - не могу я там, пойми ты, Климов! И ребята хорошие, а в глаза
им смотреть не могу! Работать там не буду! Уволюсь. Вот!
- Ладно, - в раздумье сказал Климов, - работу мы тебе, может быть,
подыщем другую, раз эту так нервно воспринимаешь. А когда с блатом порвешь?
Афоня молчал. Ногой в драном тапке ковырял замусоренную землю.
- Скажу, - не выдержал наконец он. - Вот вы все обо мне хлопочете: на
работу устраиваете, слова всякие говорите... Да как же я с ними развяжусь?
Это ж два дня до финаря. Ты думал, они что? Безглазые? Они знаешь как все
секут? "Что-то непонятно, - говорят, - кореш, парни сидят, а ты гуляешь?" -
Он вскочил. - Идтить надо. Спасибо вам. Только больше не заботьтесь. Афоня
сам дорогу найдет.

В помещении бригады сидел Гонтарь. Белая рубаха-апаш открывала
бронзовую мощную шею. Он смотрел в окно и не глядя попадал бумажными комками
в корзину для бумаг.
- Отрабатываешь гранатометание? - спросил Климов, садясь за свой стол.
- Ни дня без боевой подготовки! - провозгласил Гонтарь и тут же перешел
на серьезный тон: - Пока ты там разгуливал, дела в бригаде такие: первое,
Брагин сгинул. Жена клянется-божится: знать не знает, ведать не ведает, что
с ним. Но по разным признакам, главным образом по душевному покою всех
служащих, ясно, что исчез по собственной инициативе, а не по чужому сглазу.
Да и дела у него веселые, направо поедешь - пулю найдешь, налево - к нам
завернешь, домзак близко. Решил, видно, по искать третьей дороги.
Дальше, наши парни из второй бригады сообщают об активной и не совсем
понятной в свете материалов вашего допроса деятельности мадемуазель
Клембовской: бродит по самым подозрительным притонам и пытается завязать
знакомство с блатными.
Климов еще только обдумывал эти новости, как явился похмыкивающий в усы
Потапыч.
- Приказ висит, - сказал он с некоторым удивлением, отставляя руку с
дымящейся трубкой, - и кандидату в вожди товарищу Селезневу черным по белому
прописан выговор за грубость и бестактность, несовместимую с работой
следователя рабоче-крестьянского угрозыска.
- Я, братцы, Селезнева не люблю, - сказал, улыбаясь чему-то своему,
Гонтарь. - Но скажу, что в этом случае почти на его стороне. С чего это нам
церемониться с нэпманами?
- При чем здесь это? - у Потапыча раздулись усы. - Селезнев грубил
Клембовской - какая она нэпманша? Студентка, будущий врач. И отец был врач,
и какой! Он и в старые времена бедняков лечил бесплатно... Это во-первых, а
во-вторых, не понимаю., что они, из воздуха взялись, нэпманы? Им же
разрешили таковыми стать! И почему вы, сударь мой, забываете, что без их
появления вы, может быть, валялись бы по госпиталям, а кое-кто был бы и в
могиле. Голодуха, она ведь страшнее холеры.