"Юлий Файбышенко. Розовый куст " - читать интересную книгу автора - Брось, - сказал Климов, - работать надо, парень. Иначе жизни не
будет. - Да неохота! - закричал вдруг Афоня визгливо. - Неохота, понял? Я, может, эти станки в гробу видал! Не могу я завод выдерживать: гром, лязг, железо! Воротит меня! - Там главная жизнь страны... - Пущай, - перебил Афоня, - какая хошь там жисть: главная, подчиненная - не могу я там, пойми ты, Климов! И ребята хорошие, а в глаза им смотреть не могу! Работать там не буду! Уволюсь. Вот! - Ладно, - в раздумье сказал Климов, - работу мы тебе, может быть, подыщем другую, раз эту так нервно воспринимаешь. А когда с блатом порвешь? Афоня молчал. Ногой в драном тапке ковырял замусоренную землю. - Скажу, - не выдержал наконец он. - Вот вы все обо мне хлопочете: на работу устраиваете, слова всякие говорите... Да как же я с ними развяжусь? Это ж два дня до финаря. Ты думал, они что? Безглазые? Они знаешь как все секут? "Что-то непонятно, - говорят, - кореш, парни сидят, а ты гуляешь?" - Он вскочил. - Идтить надо. Спасибо вам. Только больше не заботьтесь. Афоня сам дорогу найдет. В помещении бригады сидел Гонтарь. Белая рубаха-апаш открывала бронзовую мощную шею. Он смотрел в окно и не глядя попадал бумажными комками в корзину для бумаг. - Отрабатываешь гранатометание? - спросил Климов, садясь за свой стол. - Ни дня без боевой подготовки! - провозгласил Гонтарь и тут же перешел на серьезный тон: - Пока ты там разгуливал, дела в бригаде такие: первое, с ним. Но по разным признакам, главным образом по душевному покою всех служащих, ясно, что исчез по собственной инициативе, а не по чужому сглазу. Да и дела у него веселые, направо поедешь - пулю найдешь, налево - к нам завернешь, домзак близко. Решил, видно, по искать третьей дороги. Дальше, наши парни из второй бригады сообщают об активной и не совсем понятной в свете материалов вашего допроса деятельности мадемуазель Клембовской: бродит по самым подозрительным притонам и пытается завязать знакомство с блатными. Климов еще только обдумывал эти новости, как явился похмыкивающий в усы Потапыч. - Приказ висит, - сказал он с некоторым удивлением, отставляя руку с дымящейся трубкой, - и кандидату в вожди товарищу Селезневу черным по белому прописан выговор за грубость и бестактность, несовместимую с работой следователя рабоче-крестьянского угрозыска. - Я, братцы, Селезнева не люблю, - сказал, улыбаясь чему-то своему, Гонтарь. - Но скажу, что в этом случае почти на его стороне. С чего это нам церемониться с нэпманами? - При чем здесь это? - у Потапыча раздулись усы. - Селезнев грубил Клембовской - какая она нэпманша? Студентка, будущий врач. И отец был врач, и какой! Он и в старые времена бедняков лечил бесплатно... Это во-первых, а во-вторых, не понимаю., что они, из воздуха взялись, нэпманы? Им же разрешили таковыми стать! И почему вы, сударь мой, забываете, что без их появления вы, может быть, валялись бы по госпиталям, а кое-кто был бы и в могиле. Голодуха, она ведь страшнее холеры. |
|
|