"Юлий Файбышенко. Розовый куст " - читать интересную книгу авторачеловечеству невозможно.
- То-то вчера со всеми твоими бицепсами Тюху удержать не мог, - смешливо щурился на него Селезнев. Филин, набычась, смотрел на него. - А ты мог? - Не будь Климова, - снисходительно повествовал Селезнев, - Тюху бы только и видели. Молоток Климов! Климов не поверил своим ушам. Он уже полгода работал в угрозыске, но похвала Селезнева его изумила. Селезнев хвалить товарищей не любил. - Вы и сами б его взяли, - сказал он. - Факт, взяли б, - тут же ответил Селезнев, - но и ты вовремя случился. - Ты, Селезнев, конечно, здорово вчера на него кинулся, - сказал, багровея, Филин. - Это я ничего не говорю. Но только чего это ты тут награды раздаешь? И сами знаем, кто чего стоит. - Не любишь, Филин, критику, - захохотал Селезнев. Его крутоскулое сероглазое лицо было полно чувства собственного превосходства. - Вот за это и в комсомол тебя не берут. Не выйдет из тебя человека, Филин. - Зато из тебя уже вышел, - со злобой сказал Филин, сплевывая. - Коммунист, а вырядился, как фазан. Правильно это, а? Ответь вот тут трудящимся. Селезней соскочил с подоконника и прошелся по комнате. - Я тебе так скажу, гражданин Филин, - резко повер нулся к оппоненту Селезнев. - Во-первых, много себе позволяешь, пытаясь критиковать партийца. Вот первый тебе ответ. Вошел Клыч, кивнул всем и ушел к себе за перегородку. папиросу "Ира", - я так считаю: мы - авангард мировой революции, мы ее пружина, нерв. Это правильно? - Ну, правильно, - настороженно глядел на него Филин. - А раз так, то имею я право во всем и всюду занимать первое место. В стране недород. Тяжело. Но меня это не должно касаться. Меня надо кормить, обувать и одевать. Потому что я обязан быть готов к последнему, решительному бою, ясно? Я должен выглядеть на все сто! Потому что я, если хочешь знать, вроде как бы правофланговый, а по нему всех нас мерят и оценивают. - Значит, тебя обеспечь и принаряди, а остальные хоть умри, потому что по таким, как ты, и нас должны мерить? - подал голос от своего стола Потапыч. - Давно замечаю, - жестко и раздельно для большей внушительности проговорил Селезнев, - буржуазным духом попахиваешь, дед. И несешь в массу разброд и шатания. - Я человек старый, - сказал Потапыч, выдохнув дым, - и вполне могу ошибаться. Тем более времена так перевернулись. Но не могу все-таки сообразить: революция была потому, что одни имели все, другие ничего не имели. А теперь ты требуешь, чтоб ты имел все, опять-таки даже когда у других нет ничего. Что же, революция для одного Селезнева делалась? - Уравниловку тебе подай, - негромко сказал Селезнев, что-то обдумывая. В это время из-за своей перегородки вышел Клыч. - Я с тобой, Потапыч, согласен, - объявил он, - в тридцатом году работал я на английском угольщике. Вел понемногу пропаганду. Но англичане, они народ другой. Они прямую выгоду во всем ищут. И вот как-то раз мне один |
|
|