"Авраам Иехошуа. Любовник" - читать интересную книгу автора

молодого танкиста, коротко подстриженного, и несколько странных сведений. В
начале войны, такого-то числа, в таком-то месте его видели в бою, он был в
своем танке, а спустя десять дней, перед самым концом войны, друг его
детства, верный друг, встретил его на одном из раздорожий вдали от фронта.
Они обменялись несколькими словами и расстались. И с тех пор следы Боаза
затерялись.
Загадка...
Но мы стали черствыми: прочтем подобное сообщение в газете, покачаем
головой - и переворачиваем страницу с усталостью во взоре. Бесчувственными
стали мы в последнюю войну.
А вот родители Боаза не успокаиваются. Да и могут ли они успокоиться?
Годами растили своего ребенка, водили его в детский сад, бегали с ним по
врачам, готовили по утрам бутерброды, когда он уходил на тренировки,
встречали его на вокзале, когда он возвращался с экскурсии. Стирали,
гладили, заботились беспрестанно. И вдруг он исчез. И никто не может
сказать, где он, что с ним случилось. Вся эта государственная система,
которая с такой готовностью абсорбировала его, дает сбой, а когда родители
проявляют настойчивость (да и могут ли они ее не проявлять?), посылается
молодой офицер, у которого, конечно, самые благие намерения, но нет никакого
опыта. Он приезжает на патрульной машине, любезно подсаживает их и везет
ясным зимним днем в пески. Долгие часы безмолвной поездки в глубь пустыни,
по бездорожью, он ведет их молча к ничем не примечательному песчаному
холмику, на котором нет ни единого растеньица, нет вообще никакого знака, а
вокруг неоглядные пустынные просторы. И этот мальчишка офицер краснеет и
запинается: "Вот здесь видели его в последний раз". Ведь даже скалы
сокрушились бы под тяжестью такого горя. Как можно...
И наверно, эти родители, которым все неймется, которые не могут
примириться с этой призрачной могилой, с этим зыбким песчаным холмом,
которые смотрят враждебно на молодого офицера и в гневе и разочаровании
готовы наброситься на него, - эти родители требуют дополнительных
объяснений, ведь кто им поручится, что их Боаз, их сын Боаз, не сидит сейчас
где-нибудь на берегу далекого моря, в порту дальней страны: длинноволосый, в
легкой одежде, смотрит он на простирающиеся перед ним просторы, попивая
какой-нибудь прохладительный напиток. Может быть, у него имелись основания
не возвращаться домой, даже если это и причинило горе папе и маме. Что-то
опротивело ему вдруг. Или что-то испугало. И если бы его родители могли как
следует поразмыслить, вместо того чтобы метаться по всяким военным
учреждениям, они скорее напали бы на его след.
Но как они могут...
Вот и я в своих поисках посетил как-то подобное военное учреждение и
тоже столкнулся с такой вот растерянностью, восполняемой вежливостью и
улыбками и старанием помочь. Но это было уже через два месяца или даже
позже, когда мы поняли, что любовник действительно исчез, что он не
вернется. До этого мы говорили: наверняка он скитается где-нибудь,
захваченный свежими впечатлениями, взбудораженный открывшимися ему
переменами; в самом деле, что знает он о настоящем Израиле? Кроме того, мы
были настолько заняты, что у нас не оставалось времени думать о нем. Ася все
дни проводила в школе, заменяла ушедших в армию учителей, а по вечерам
бегала на собрания всяких чрезвычайных комиссий, посещала родителей убитых
или раненых учеников из прежних выпусков. Ночью возвращалась до смерти