"Авраам Иехошуа. Нескончаемое безмолвие поэта (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

надежно упрятана под шапочку, рот приоткрыт. Я слышу его дыхание, его
глаза глядят на мир без интереса, просто так глядят, благо, что откры-
ты.
Знакомые приподымают шляпы, подходят к нему, пожимают мне руку,
треплют его по щеке, берут его маленькую ладонь, пожимают ее. Просят
улыбнуться. Тяжелый взгляд, который он бросает на них, способен приг-
воздить к месту. Идиот, законченный идиот.
Через неделю я предоставил ему возможность самому возвращаться до-
мой. Мои опасения были напрасны. Не потребовалось никаких усилий, что-
бы изолировать его, он был изолирован изначально.
В том же году дочери вышли замуж. Обе в один день, поспешно, будто
их подгоняли, будто их выталкивали, будто они стремились побыстрее уй-
ти из дому - они ведь были еще очень молоды.
Целый год до этого в доме была кутерьма. Недели не проходило без
увеселений, больших или скромных. Дочери слезно умоляли меня спрятать
его куда-нибудь, и я, по слабости своей, соглашался. Я слонялся с ним
по улицам и полям, бродил по берегу моря.
Мы гуляли молча. Глядели на закат, на первые звезды; то есть я гля-
дел, а он стоял рядом неподвижно, уставившись в землю. Но когда полили
дожди и поля превратились в болота, мы вынуждены были оставаться дома.
Женихи слонялись по комнатам, с ними их приятели и приятели их прияте-
лей, - словом, дым коромыслом. Вначале мы прятали его в комнатке для
прислуги, но когда у него начиналась бессонница, мы отправляли его на
кухню. Он сидел там в пижаме и глядел на входящих и выходящих, затем
его научили вытирать посуду. Сперва ему доверяли только чайные ложки,
потом стали давать и ножи.
Потихоньку он перебрался в гостиную, в самый вертеп. Сначала в ка-
честве разносчика тарелок со сладостями или с солеными хрустящими па-
лочками, затем стал наливать рюмки и подавать зажженные спички куриль-
щикам. Поначалу гостей шокировал его вид. При его появлении наступало
неловкое молчание. Этакий сладостный ужас. Одного из женихов прямо
сдуло с кресла, он забился в угол у темного окна, нашел там себе убе-
жище. В тишине, повисшей в комнате, слышалось только учащенное дыхание
ребенка; преисполненный серьезной торжественности, он обносил гостей
сладостями. Никто не отказывался взять конфетку или соленую палочку.
Со временем к нему стали привыкать. Дочери, смягчившись, смирились
с его присутствием. Его мелкие услуги стали потребностью. В поздний
ночной час, когда всеми овладевает сонливость, он один был свеж, не
обуреваем никакими мыслями, лицо светилось новым светом. Кто-нибудь из
подвыпивших гостей вдруг проявлял к нему интерес, притягивал его к се-
бе, обнимал и заводил с ним долгий разговор. Ребенок не шевелился в
чужих объятиях, его взгляд ничего не выражал. Затем он шел и очищал
пепельницы.
В конце лета того года мы остались вдвоем. Обе дочери в одночасье
одним прекрасным августовским днем сыграли свадьбу. Вечером, под синим
бездонным небом в нашем саду был установлен огромный свадебный балда-
хин. Высохшие колючки путались, шуршали под ногами многочисленных дру-
зей, собравшихся на торжество. Я почему-то безумно волновался. Что-то
во мне надорвалось. Я со всеми лез обниматься, целоваться, непрестанно
пускал слезу. Ребенка не было. Кто-то, возможно, один из женихов, по-