"Шарль Эксбрайя. Овернские влюбленные" - читать интересную книгу автора

мсье Антуан вносил некоторое возмущение, рассказывая о своих победах, но
мадемуазель Мулезан делала вид, будто она ничего не слышит. Роже Вермель
изредка поверял своей ровеснице тайные сведения о случайно обнаруженной
бакалейной или мясной лавке, где можно купить еду подешевле, а та в
благодарность делилась с ним рецептом, как использовать с толком остатки
курицы или кролика. Таким образом, здесь царила атмосфера тусклой, но
честной посредственности.
Если за делами, порученными двум старожилам, первый клерк и не думал
следить, зная, что они сами разберутся гораздо лучше него, то в отношении
Франсуа он выполнял свой долг в полной мере. Не без тайной мысли он видел в
молодом человеке своего будущего преемника. Если ему доведется открыть
собственное дело, думал Ремуйе, то он сумеет оставить достойную замену, а
это побудит мэтра Парнака поблагодарить его гораздо теплее и... ощутимее.
- Послушайте, Франсуа, вчера вечером, уходя отсюда, я положил на ваш
стол досье дела "Мура-Пижон". Изучите его внимательно и составьте для
патрона краткую выжимку.
- Ладно, сейчас примусь.
И Франсуа тотчас погрузился в одну из тех бесконечных тяжб, когда
наследники никак не могут договориться и дело затягивается, причем каждое
судебное разбирательство порождает лишь новые жалобы. Добравшись до пятой
страницы, Лепито тихонько чертыхнулся. Услышав приглушенное ругательство,
мадемуазель Мулезан возмущенно охнула, а Вермель пробормотал, что молодое
поколение привносит в нотариальные нравы довольно странные новшества. Антуан
Ремуйе лишь с любопытством взглянул на молодого клерка, сидевшего на другом
конце стола, напротив него. Франсуа, похоже устыдившись того, что нарушил
атмосферу всеобщего прилежания, покраснел и как будто бы вновь погрузился в
изучение досье. На самом же деле его чрезвычайно занимал вопрос, у кого это
хватило наглости сунуть в дело "Мура-Пижон" фотографию, увидев которую он
утратил самообладание. Поразмышляв, он решил, что это могла сделать лишь та
особа, чье личико улыбалось ему с фотокарточки, а именно Мишель Парнак,
единственная дочь нотариуса.
Вот уже больше года юная Мишель усердно осаждала Франсуа Лепито. Она
любила его так, как любят в двадцать лет, то есть безоглядно. Ей и в голову
не могли прийти соображения о тех материальных осложнениях, которыми чревата
ее нежная страсть, девушка грезила лишь о том дне, когда выйдет из храма
Нотр-Дам-о-Неж в белом подвенечном платье под руку со своим мужем - Франсуа
Лепито. Разумеется, она не открыла этих намерений никому, кроме своего
героя. Тот же изрядно приуныл, поскольку не испытывал к Мишель ничего, кроме
братской симпатии, и не без оснований опасался с ее стороны какой-нибудь
нескромности или, хуже того, весьма несвоевременных открытий. Да и нежность
Мишель была на его вкус слишком навязчива.
- Что-нибудь не так, Франсуа? - осведомился Антуан Ремуйе.
- Нет-нет, пустяки, просто нервы...
Мадемуазель Мулезан не могла упустить такой удачный случай и тут же
посоветовала превосходную микстуру от нервов, которая - уж она-то точно
знала - очень помогает молодым людям. Вермель хмыкнул и сказал, что, по его
мнению, их коллега нуждается не в микстурах, а кое в чем другом. Мадемуазель
Мулезан искренне удивилась.
- Что же ему тогда, по-вашему, нужно?
- Напомните мне, и я объясню вам на досуге.