"Евгений Евтушенко. Ягодные места" - читать интересную книгу автора

начнет капать расплавленная позолота прямо на белые в горошину платки мелко
крестящихся старушек. Когда открываешь водопроводный кран, тщетно ожидая,
что вода похолодеет, ловишь струю губами, а она теплая-теплая, и открываешь
холодильник, чертыхаясь, что забыл налить воду в пластмассовый судок для
льда, и приходится отскребать ножом или ложкой мохнатый снег со стен
морозилки и шлепать эту игольчатую кашу в стакан с водой, а вода все равно
теплая, теплая, теплая. В такие дни все тело, все мысли придавлены жарой,
как могильной плитой, и сам расползаешься, разваливаешься и бессмысленно
злишься на ближних и начальство, как будто оно мстительно придумало тебе в
наказанье за что-то это удушающее бездождье, и хочется сбежать от занудно
щелкающих бухгалтерских костяшек, от электронных урчащих чудовищ, от
завывающих станков, от расплывающихся в глазах чертежей, от бумаг, ждущих
подписи, от ошалело трезвонящих телефонов - сбежать, сбросить прилипшую
одежду, залезть по горло в Москву-реку и сидеть в ней безвылазно целый день,
а Москва-река тоже теплая, теплая, теплая, как квас в раскаленных
цистернах... Тогда одно спасение - лес, который могущественно дарит свою
спасительную тень и где, несмотря на жару, как запоздалая благодарность за
позавчерашний дождь, по своим таинственным законам неслышно растут грибы.
Полупустая бутылка шампанского, врытая в ил, стояла в лесном ручейке, и
о ее темно-зеленые бока торклись серебристые мальки. Было странно и хорошо
пить из синих, расписанных цветочками сосудов с металлическими крышечками.
Разваленный пополам ало искрящийся арбуз, несмотря на то что был почти
горячий, создавал особое ощущение легкого морозца, а его влажные семечки
по-родственному переглядывались с глазами девушки. Космонавт и девушка
лежали на пиджаке, расстеленном на траве, неподалеку от "жигуленка", крышу
которого чуть поглаживали качаемые ветром ветви орешника. Они глядели не
друг на друга, а на облака, проплывающие над ними, и сами не смогли бы
объяснить, о чем думали. Но эта необъяснимость соединяла их больше, чем все
слова, которые могли быть сказаны, но не говорились.
Вдруг неподалеку, за стволами, раздались деловые голоса:
- Вить! Ты что ж под ноги не смотришь... Да вот он, подберезовик. Без
червей, чистенький...
- Дались тебе эти грибы. Спину уже ломит, - тоскливо отвечал невидимый
Витя. - Лучше бы я на футбол сходил...
- Не убежит твой футбол. Приедем домой, я такую жареху заделаю! Со
сметанкой, с луком. Я для такого случая бутылочку припасла... Не
какой-нибудь - посольской...
Космонавт и девушка засмеялись глазами.
- А мне их жалко, грибников-активистов... - сказала девушка. - У них
вся природа - для жарехи или засола. Я лес люблю просто так... - Вскочила,
ударила рукой по взметнувшейся зазелененной юбке и пошла к "жигуленку",
держа в руках беленькие босоножки. Сквозь крошечные пальцы ее ног проступали
то травинки, то колокольчики. Вдруг она замерла: - Глядите, какой великан!
Прямо у ее ног стоял крепенький, как из мрамора выточенный, белый гриб.
- Дайте-ка мне ваш перочинный ножик... Ну вот... Ругала грибников, а
сама...
Аккуратно срезала, оставив корешок в земле, с наслаждением приблизила
гриб к лицу, вдышалась в него. Потом, сунув босоножки в руки космонавта,
побежала к березе и, привстав на цыпочки, стала разламывать гриб на кусочки
и нанизывать их на ветки.