"Иван Иванович Евсеенко. Паломник " - читать интересную книгу автора

волшебного своего сна, спросил ее Николай Петрович.
- Какого еще старика?! - вздохнула Марья Николаевна, но опять не
обидчиво, не сердито, а, наоборот, по-женски обеспокоено, что Николаю
Петровичу и в эту ночь не спится, неможется. - Болит чего?
- Да нет, не болит, - недолго помолчав, ответил Николай Петрович и
вдруг попросил Марью Николаевну: - Посиди со мной.
Он и в прежние ночи, когда действительно немоглось или одолевали
тревоги за детей и внуков, так вот звал ее, чтоб посидеть рядом, погоревать
вместе. И сколько помнит Николай Петрович, Марья Николаевна ни разу не
отказалась, не посетовала на его стариковские причуды и вымогательства,
всегда покорно садилась рядом. И ему сразу становилось легче...
Поднялась и подошла она к Николаю Петровичу и сейчас.
Свет они зажигать не стали, потому что в окошке уже начала теплиться
утренняя заря, можно было различить и лежанку, и дверь, и образа в красном
углу, обрамленные рушниками.
Николай Петрович долго томил Марью Николаевну молчанием, вглядывался в
эти знакомые ему с детства образа. И чем больше вглядывался, тем больше они
казались ему сегодня какими-то обновленными, хотя еще и по-страстному
скорбными. В душе и в мыслях Николай Петрович помолился им и наконец начал
рассказывать Марье Николаевне о только что увиденном и услышанном здесь, в
горнице. Он вначале опасался, что Марья Николаевна остановит его каким-либо
неосторожным замечанием, решится даже зажечь свет, чтоб достать ему из
ящичка стола лекарства от сердца или от бессонницы, но она сидела тихо и
терпеливо внимала его рассказу, как привыкла внимать в такие вот
беспокойные, рябиновые, по ее словам, ночи бесконечным жалобам и стенаниям
Николая Петровича. И лишь под самый конец, когда он уже умолк, робко
спросила:
- Может, приснилось?
- Нет, не приснилось, - краешком сердца все же обиделся на нее Николай
Петрович. - Вот здесь он стоял, у двери, и так и сказал: "Иди в
Киево-Печерскую лавру и хорошо там помолись".
- И что ж нам теперь делать? - винясь за свою оплошность, проговорила
Марья Николаевна.
Николай Петрович именно этого и ожидал от нее, был уверен, что она
рассказ его не отвергнет, не засомневается в нем, а примет неожиданное
ночное происшествие и на себя. Так у них было всю жизнь - все пополам, все
на двоих: и горести, и радости. Правда, сейчас нельзя было и понять, что
это - радость или горесть.
- Пойду, наверное, - еще нетвердо, с сомнением вздохнул Николай
Петрович. - Грех не пойти.
Но сам в душе он уже твердо знал, что пойдет непременно, обязательно
даже пойдет, раз есть ему такой наказ и повеление. Николаю Петровичу нужен
лишь совет, сочувствие и напутствие Марьи Николаевны, потому что без них он
никогда никуда не ходил и не мыслил, как без них можно пойти.
Но она вдруг начала не то чтоб отговаривать его или сомневаться, а как
бы уже плакать и страдать при расставании:
- Ну куда с твоим здоровьем в такую дорогу. Где-нибудь прихватит, что
будешь делать?
- Свет не без добрых людей, - нашелся что ответить и на это Николай
Петрович.