"Николай Николаевич Евреинов. Тайна Распутина " - читать интересную книгу автора

ужасными ранами... они едва ли останутся мужчинами в будущем, так всё
пронизано пулями, быть может, придется. всё отрезать, так всё почернело, но
я надеюсь спасти, - страшно смотреть, - я всё промыла, почистила, помазала
водяном, покрыла вазелином, подвязала, - всё это вышло вполне удачно, - мне
приятнее делать подобные вещи самой под руководством врача. Я сделала три
подобных перевязки, - у одного была вставлена туда трубочка. Сердце кровью
за них обливается, - не стану описывать других подробностей, так это
грустно, но, будучи женой и матерью, я особенно сочувствую им. Молодую
сестру (девушку) я выслала из комнаты... [Центрархив: "Переписка Николая и
Александры Романовых 1914-1915 г." т. III, Гос. Изд. 1923 г. стр. 55.].
Ни одну из операций, в бытность свою сестрой милосердия, царица не
описывает с такими подробностями своей собственной работы ("всё промыла,
почистила, помазала... покрыла... подвязала..."). Нигде, в других ее
письмах, мы не находим, при описании помощи оперируемым или больным,
признания, что ей "приятнее" делать подобные вещи (при которых стыдливо
высылается из комнаты молодая девушка) самой. Нигде, наконец, в переписке ее
с мужем, касаясь тех или иных операций или болезней, царица не выражает
столь горячего сочувствия жены и матери, как здесь, в отношений
кастрированных войной и кастрируемых хирургом мужчин. Говоря, что быть
"может придется всё отрезать", она пишет тут же: "но я надеюсь спасти"; - не
хирург (заметьте!), не наука - надеется она - спасет половые органы
оперированных, а она, у которой, как у жены, "сердце кровью обливается" за
мужчин, могущих перестать быть ими.
Невольно возникает вопрос: да нужно ли вообще было присутствие царицы
при -таких операциях, при которых надлежало высылать из комнаты молодых
девушек? И почему в самом деле царице было приятнее, по ее словам, "делать
подобные вещи" самой?
А что она, по-видимому, часто доставляла себе такие "приятности",
подтверждает ее кокетливая приписка к письму от 28/29 ноября
1914 г., где царица, посылая привет (Н. П. Саблину) другу ее
благоверного, сообщает им обоим: "Рада, что вам, двум старым грешникам,
посчастливилось увидеть хорошенькие личики [В Кубанском женском институте
(См. письмо Николая П от 25 ноября 1914 г.)], мне чаще приходится видеть
иные части тела, менее идеальные".
Мешала ли царице в таких случаях женская застенчивость? А если и мешала
раньше, то во имя кою она подавляла ее, при своих разъездах по военным
госпиталям?
На этот вопрос ясно отвечают следующие строки из письма ее к Николаю II
от 28 ноября 1914 г.: - "Наш Друг желает, чтобы я разъезжала, а потому я
должна подавить свою застенчивость".
"Наш Друг" - это отец Григорий, "наш Друг" - это тот, чье желание
"преследует" царицу, знающую, что "неисполнение его может стать роковым для
нас и всей страны" [Письмо Александры Федоровны от 11 июня 1915 г.].
Вопрос об "освящении" царицы старцем, стало быть, зависел только от
желания последнего. Желание его, надо думать, стояло в зависимости от
чувственного характера царицы. Чувственный же характер обусловливается, как
мы знаем с его слов, "блудным бесом", могущим быть изгнанным только через
чудо, коим старец не пренебрегал ради спасенья даже простых смертных.
Мог ли он не проявить этого "чуда" в отношении чувственной царицы, всё
время "преследуемой", по ее словам, желанием святого старца!