"Лариса Евгеньева. Эра Милосердия (Повесть) " - читать интересную книгу автора

действовать. Остановившись на перекрестке, чтобы пропустить длинный,
словно гусеница, автобус, Эра вдруг поняла, что стоит прямо напротив дома
Валерия Павловича. Сначала она хотела спросить у кого-нибудь время, чтобы
не являться слишком поздно, но потом, решив, что поскольку ноги принесли
ее сюда, значит, так тому и быть, пересекла улицу и вошла в дом.
Маленький листок из блокнота был прикноплен к двери Валерия
Павловича, и на нем написано всего одно слово: "Эре". Эра отколола листок
и прочла на обратной стороне столь же лаконичное: "Позвони в сорок
седьмую".
Чувствуя, что у нее не осталось сил даже на удивление, Эра позвонила
в соседнюю квартиру и, не говоря ни слова, протянула листок заспанному
парню, который возник перед ней, почесывая лохматую шевелюру. "А..." -
пробурчал тот и зашаркал обратно. Похоже, одним глазом он продолжал
досматривать сон. Появившись снова, он сунул Эре запечатанный конверт,
вяло буркнул: "Ну, бывай" - и захлопнул дверь.
На конверте тоже было написано: "Эре". Эра спустилась этажом ниже,
где лампа была чуть поярче, села на перила и разорвала конверт.
"Эра, здравствуй. Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется отчего-то,
что ты должна сюда прийти. Сегодня вечером я уезжаю. Сын давно зовет меня
к себе, но как-то страшновато было трогаться с насиженного места. Однако
решение принято, отступать некуда. А главное, ничто меня в этом городе уже
не держит. Тишка, мой бедный попугай, приказал всем нам долго жить. Как
видишь, по привычке я пытаюсь шутить, хотя на душе у меня ой как смутно.
Правду сказать, характер у покойного был строптивый, с каждым годом
он все больше впадал в меланхолию, которая перемежалась приступами
беспричинной злобы и человеконенавистничества - у меня постоянно были
исклеваны руки. Но - восемнадцать лет, Эрочка, восемнадцать лет... Тишку
любила моя покойная жена, и этот вздорный и облезлый, по выражению вашей
тетушки, попугай (что является чистой правдой) был, увы, мне дорог. Но от
старости и от смерти лекарства нет.
Я очень виноват перед твоей тетей. Сколько раз я набирал ваш номер -
и бросал трубку. А где-то на самом дне теплилась слабая надежда: вдруг она
сама позвонит и скажет, что перестала на меня сердиться? Мне казалось,
точнее, мне хотелось, чтобы я был для Софьи Васильевны не просто гостем,
который по мере своих слабых сил разгоняет скуку зимних вечеров. Видимо, я
ошибался.
Я уезжаю со странным чувством: у меня нет уверенности в том, что я
поступаю правильно, но нет и уверенности, что нужно остаться. Сердце и
рассудок противоречат друг другу, и кажется, что не все еще исчерпано из
того, что суждено. Так ли это? Не знаю.
Квартиру я забронировал до лета, буду думать об обмене. Пришло время
заниматься садовым участком и нянчить внуков. Шучу! Мой единственный внук
через год собирается в мореходку.
Время кончать письмо. Тяжело это, словно рубить по живому. А рубить
надо сразу, не раздумывая. Вот так.
Будьте счастливы. В. П.".
И сегодняшнее число.


Начало подмораживать. Снег с дождем прекратился, ветер утих, и