"Александр Етоев. Наши в космосе " - читать интересную книгу автора

одна.
- Сколько же их, Савелий Юрьевич? - К капитану, похоже, вновь
возвращалась покинувшая его ирония. - Часом за эти дни нас не брали на
абордаж корабли из Анархо-Феминистического Союза?
Замполит иронии даже не слышал. Голос его стал грустен, как только что
глаза у капитана. Он сказал, ломая в руках линейку:
- Она не одна, их много. Скажу больше, Сергей Сергеевич. Только вы не
волнуйтесь.
- Я уже не волнуюсь. Мне уже интересно. Повторяю вопрос: сколько на
борту женщин?
- Каждый третий член экипажа, - замполит помедлил и продолжил
решительно. - Это в лучшем случае. В худшем - каждый второй.
- Хо-хо, - улыбка блуждала по бледному лицу капитана. Она то
скрывалась в опущенных складках век, то щекотала губы, и тогда они
раздвигались, открывая мелкую поросль зубов. - Вы говорите, каждый второй?
В таком случае если здесь нас сейчас двое, то... Я вас правильно понимаю?
Замполит потупился. Он сказал очень тихо, не поднимая глаз:
- Правильно.
- И раз мужчина из нас двоих я, то вы... Голос замполита сделался едва
слышен:
- Нет, Сергей Сергеевич, вы...
Капитан замешкался лишь на секунду. Улыбка не уходила с его лица, но
из бледного оно становилось, розовым. Он протянул руку вперед. Замполит, не
глядя, вложил в протянутую ладонь линейку. Рука капитана дрожала. Он зажал
линейку в кулак, но замполит ее тоже не отпускал. Руки их разделял лишь
узкий деревянный мосток, слишком узкий, чтобы на нем смогли разойтись двое.


ЭКСПОНАТ

Говорил тот, краснорожий, что вывалился из корабля первым. Сильно
мятый, в пятнах масла комбинезон, продранные рукава и колени, ржавчина на
пряжках и на заклепках. И сам он был вроде как не в себе. Дергался,
приплясывал, изгибался - может, от волнения, а может, сказывались
последствия неудачного входа корабля в атмосферу. Кольца, сетки, фляжки,
ножи, помятая стереотруба, с два десятка непонятных приборов, оружие -
словом, все, что было на нем, скрипело, звенело, булькало, скрежетало, не
умолкая ни на секунду.
- Эй, длинный! Ты, ты, нечего оборачиваться. Тебе говорю: какая у вас
планета?
Желтый палец пришельца то попадал в Пахаря, то промахивал мимо и тогда
начинал выписывать в воздухе странные танцующие фигуры. Другая рука
краснорожего крепко запуталась в ремнях, оплетавших его, будто тропические
лианы. Он то и дело дергал плененной конечностью, хотел вернуть ей свободу;
плечо взлетало и падало под громкий хохот походного снаряжения, но рука
оставалась в путах.
Пахарь, или Рыхлитель почвы, так его называли в деревне, стоял молча,
положив локоть на соху и пальцами теребя густую рыжую бороду. Он
чувствовал, как дрожит под сохой земля и дрожь ее отдается в теплом дереве
рукояти. Земля ждет, когда он, сын ее и работник, продолжит дело, взрыхлит