"Александр Этерман. Роза ветров" - читать интересную книгу автора

странными вовсе не являются. Более того, являются вполне закономерными.

Цветы запоздалые

Читатель уже угадал: мы будем доказывать кровное родство (на другом
языке - общность поисхождения) романа итальянского - "Имя розы", романа
русского - "Мастер и Маргарита" ("М. и М.") и ряда других произведений. При
этом мы вовсе не претендуем на то, что способны извлечь из романа
итальянского все содержащие в нем намеки. Так, замечательный исследователь
Михаил Хейфец, одолживший у нас на несколько недель русское издание романа,
уже обнаружил в нем интересную и явно не случайную перекличку с современными
неокатолическими дискуссиями. Однако мы осмелимся предположить, что родство
с булгаковским опусом - это кровное родство, а не свойство. То есть - если
бы не общие предки, ни тот, ни другой просто не могли бы существовать. О
свободе вступления в брак тут нет и речи - налицо общие родимые пятна.
Естественно, доказательства в большем или меньшем изобилии предоставят
тексты - не настоящие тексты, разумеется, а те, которые, по мнению
Мандельштама, не выписка, а цикада. И вообще, кровное родство начинается с
названия.
Почему, впрочем, с заглавия, а не с двух заглавий? Да потому, что на
заглавие булгаковского романа Эко повлиять не мог, во всяком случае, ему так
казалось. Вдобавок, мы не знаем, под каким заглавием "М. и М." появились
по-итальянски. Нам еще памятно заглавие, появившееся на обложке ивритского
издания: "Сатана в Москве". Ни более и не менее...
Вспомним, однако, что проницательнейшие исследователи творчества
Булгакова Майя Каганская и Зеэв Бар-Села ("Мастер Гамбс и Маргарита", в
дальнейшем "М. Г.") уже отмечали:
"...Роза и только она - цветочный герб романа: Мастер - ''Я розы
люблю''; ''не любил запаха розового масла'' Пилат".
Не мог не заметить булгаковскую розу и Эко (хотите доказательство -
ведь заметили же ее и мы сами, еще до поступления посторонней помощи!). Но
как просвещенный европейский мыслитель, он не мог обратить внимания на то,
на что мы сами внимания бы не обратили - эта самая роза является и предметом
любви, и предметом злейшей ненависти, более того - символом пытки:
"...Более всего на свете прокуратор ненавидел запах розового масла, и
все теперь предвещало нехороший день, так как запах этот начал преследовать
прокуратора с утра... О боги, боги, за что вы наказываете меня?
...Да, нет сомнений! Это она, опять она, непобедимая, ужасная болезнь
гемикарния... От нее нет средств, нет никакого спасения..."
Итак, для одного роза - вернее, восходящий к ней запах, - пытка,
настоящий кошмар. Для другого - для мастера, то есть, - это то, что он
"любит", да еще в тот самый момент, когда "любовь выскочила... как из-под
земли выскакивает убийца в переулке..." Эко заметил, что тут дистанция
огромного размера - вполне достаточная, чтобы запихнуть в промежуток между
двумя розами целый роман. Поэтому он, ссылаясь на одного из тех авторов,
расшифровывать писания которых Воланд будто бы приехал в Москву, и помянул
этот цветок дважды - опять-таки, разнеся эти упоминания как можно дальше
друг от друга. Один раз в заглавии романа, - "Имя розы" - а затем в самом
его конце, вернее, в последней фразе: "Роза при имени прежнем - с нагими мы
впредь именами."