"Александр Этерман. Мандарин" - читать интересную книгу автора

почему не об убийстве, мой мальчик?" Скоро должна была вернуться его
любовница, оттого он все время поглядывал на дверь и слова звучали особенно
веско. Он никак не мог вспомнить ее лицо, но и то - разве он должен помнить
чужих любовниц? Что до сути дела, идея ему не то чтобы понравилась, а,
скажем, прозвучала, самое меньшее, показалась здравой, нормальной, как на
войне: почему бы не продать жизнь подороже, раз уж до этого дошло? Если бы
действительно можно было задорого уступить руку, ногу или литр-другой
благородной крови! Жозефу приходилось и того хуже - он вообще ничего не
стоил, и если бы не считалось, что он ждет наследства, кредиторы вообще
сжили бы его со свету.
Тридцать лет назад, даже с хвостом. Н. удивился: странно - что это ему
вдруг пришло в голову выкупить дом? Что бы он стал с ним делать? Чудес не
бывает, былой уверенности в себе он бы ему не вернул, так же как и былого
здоровья. Может, стоило попытаться выкупить прежние времена, почему нет,
если за большие деньги, но как далеко это могло его завести! Допустим,
накупить мебели, если не настоящей тогдашней - она уже развалилась,
наверное, - то похожей. Посуда. Он ее видел не так давно в фешенебельном
магазине, недалеко от памятника наполеоновскому лихачу, - так там были даже
медные водопроводные краны той эпохи. В чем нет недостатка - это в
деревяшках времен Империи, уж больно они прочны. Наверное, неудачный исход
войны породил противоположную тенденцию - наши эфемерные стульчики. Ясное
дело, недолговечные. Хотя, впрочем, еще лет через двадцать, глядишь, эта
дрянца будет цениться наравне с бесподобной мебелью времен Людовика
Пятнадцатого, которую, впрочем, современники ругали за аляповатость. Но ее
хоть берегли, а в таком случае долго ли стать частью истории? Так что все
возможно - но даже если все это купить, восстановить и поселиться внутри,
среди старинных вещиц, укутаться гобеленами и опустить ставни - что с того?
И что дальше - заказать устрицы? Это может, конечно, вернуть нечто вроде
ощущения молодости, но в нее так легко вернуться, достаточно перечитать
дневник или любовную переписку, вообще, все, что соблазнительно - легко, но
кто поручится, что при этом он будет чувствовать себя свежим и
легкомысленным, как тогда. Можно избавиться от всего на свете - от опыта, от
возраста, от седины, только не от старых травм. Есть все же что-то, что не
восстанавливается. Некто, вероятно, человек легкомысленный, замыслил
опровергнуть древнего грека. Потом это история служила источником
вдохновения для молодых остроумцев и уж наверняка для нынешних мыслителей -
кто их знает? - Н. не имел обыкновения изучать философские труды.
Что же из этого вышло? "Какая разница, - заметил он, - почему бы не
войти дважды в одно и то же море? Вы скажете: другая вода, та испарилась,
ушла в песок, пролилась, - кто ее знает, - но это если и убедительно, то
только для того, кто обращается к проблеме не во всеоружии. Всякий, кто
знаком с нынешним состоянием умов, совладает с таким нехитрым
интеллектуальным вывертом, непривычным, конечно: не бывает воды старой и
новой, той и этой, вода бывает только пресная и соленая, вернее, разной
пресности или солености, и стоит она все на тех же пяти саженях. Тому
доказательство - да это больше, чем доказательство - вот я войду в нее и
почувствую то же самое: прохладу, влажность, вязкость; выйду, и с меня будут
капать капли, - и что, - кто-нибудь уловит разницу? Пока я сам не изменюсь
или не переменятся обстоятельства, река - та же река, простите, море. Вот
что значит жить в конце девятнадцатого века!" Хотя прошло добрых десять лет,