"Анатолий Ершов, Борис Зубков. "Тайфун" меняет курс ("Техника и наука", 1977 № 2, 4)" - читать интересную книгу автора

отсылка записи на базу? Да никак. Генрих что-то недоговаривает. Я спросил:
- Если это подводное землетрясение, наши приборы должны были его
зарегистрировать.
- Конечно. Глубинные сейсмографы регистрировали ряд возмущений.
- Значит, вы действительно сделали открытие, Генрих. Поздравляю!
Я подождал пока он уйдет, и перешел в отсек сейсмоприемников. Нашел
глубинные сейсмограммы, сделанные за последние сутки. Ничего! Недра земли
были удивительно спокойны. На редкость спокойны. Генрих меня обманул. Но
если он скрывает нечто важное, мог просто не говорить о таинственных
звуках.
Я занят своим делом и никогда не интересовался записями акустических
приборов. А где сегодня утром был Анвар?
Я поднялся на палубу и застал Анвара возле приборов, замеряющих
солнечную активность.
- Здравствуй, Анвар! Ты давно здесь?
- Нет, все утро я провел вместе с Генрихом. Акустомеры регистрировали
какие-то странные звуки. Я обратил на них внимание Генриха, но он сказал,
что ничего необычайного не видит.
Вот как! Ничего необычайного... А сам явно взволнован или даже
встревожен.
Теперь ясно, почему он сказал мне о странном шуме, - не мог не сказать,
так как Анвар был рядом с ним во время записи.
Почему Генрих не желает сообщать на базу о таинственных звуках?
Конечно, я могу прямо заявить Генриху, что он обманул меня. Но между
нами неминуемо вспыхнет ссора, а когда весь экипаж - три человека, любая
ссора перерастает в затяжной и неприятный конфликт.
Благоразумнее поступить так. Ночь и утро мы с Анваром подежурим возле
приборов акустоконтроля. Постараемся, чтобы наше дежурство не очень
бросалось в глаза Генриху. Вовсе не обязательно безотлучно торчать в
акустическом отсеке. Можно заходить туда через разные интервалы времени и
проверять запись акустических приемников. На худой конец, придется прямо
сказать Коху, что мы установили дежурство и решили вновь уловить звуки
неопознанного объекта. Если к двенадцати часам следующего дня мы ничего не
узнаем и не услышим, все равно сообщим на базу.
Вечером, к моему удивлению, Генрих раньше обычного отправился в свою
каюту.
Если он знал что-нибудь больше нас, то, во всяком случае, умело это
скрывал.
Электронные самописцы чертили дрожащие линии Тишина отсека располагала
к дремоте, но крайне неудобное откидное сиденье вполне надежно заставляло
бодрствовать.
Вдруг что-то изменилось в отсеке. Даже теплый воздух, осязаемый в
тесном помещении, тревожно замер. Зато вздрогнули все приборы и защелкали
указатели курса опознаваемого объекта. Тонкая нить автонастройки
заскользила по зеленой шкале, стараясь отыскать зону наилучшей слышимости.
Включились усилители, и в тесное пространство ударил рев двигателей. Он
ворвался, чужой и тревожный, словно рев вражеских самолетов, подминающих
под крылья мирное небо. Но, разумеется, то был не самолет и не подводная
лодка, звуки которых мне приходилось неоднократно слышать во время
глубоководных исследований. То было ни на что не похожее завывание мощного