"Василий Васильевич Ершов. Страх полета" - читать интересную книгу автора

подготовкой которых авиапредприятие в свое время славилось, были
востребованы везде.
Молодежь начала подавать заявления об уходе. Конкуренты с радостью
приютили хорошо подготовленных пилотов; подсуетившись, разобрали и рейсы.
Авиакомпания осталась без рынка.
Старым летчикам податься было некуда, они ожидали сокращения и, пока
еще чувствовалась жизнь в судорогах компании, изредка подлетывали на таких
же, как сами, старых, дорабатывающих свой ресурс лайнерах. Часть из этих
машин уже вот-вот должна быть описана за долги, часть - заложена под
кредиты; правда, зарплату не платили уже три месяца, и летчики работали
просто потому, что была возможность еще раз, может, крайний, подняться в
небо. Тлевшая в душе надежда, что все еще образуется, угасала.


x x x


Климов ехал на вылет, плохо выспавшись. С того времени, как умерла
жена, он вообще неважно спал. Какая-то черная полоса жизни подошла и никак
не кончалась. Барахлило здоровье, он с трудом прошел годовую медкомиссию в
Москве; на ЦВЛЭК ему ясно дали понять, что в следующий раз уже и деньги не
помогут: изношенное сердце не позволит летать.
Действительно, ему было уже под шестьдесят, и выглядел он так, что за
спиной говаривали: "конечно, старик еще держится, но... сдал, явно сдал".
Конечно, он сдал. Рухнул тыл летчика. Дети давно ушли на свои хлеба,
разъехались, холодный дом был пуст, туда не хотелось возвращаться после
вылета; он охотно летал в долгие командировки и привык к гостиничному
невеликому уюту и минимуму потребностей. Рубашки и носки наловчился стирать
в раковине, брюки гладить через газету на подстеленном одеяле; всю жизнь
проходив в приросшей к коже форменной одежде, он не нуждался в гражданской.
Дни бесконечной чередой улетали под крыло, между полетами была пустота,
и Климов привык к постоянному, почти ежедневному ритуалу: гостиница,
медпункт, штурманская комната, пилотская кабина, до блеска вытертый его
жилистыми руками, облупленный штурвал.
Молодежь поглядывала на старика с почтением, переходящим в священный
трепет, когда он за штурвалом показывал руками, как по-настоящему надо
творить полет.
Он привык к всеобщему уважению, знал себе цену, и если иногда в общем
разговоре вставлял свое веское слово, тема увядала: больше говорить было не
о чем.
Климову на разборах нередко поручали выступить перед аудиторией по
вопросам, требующим практического решения в полете. Он умел перевести
сложное теоретическое обоснование с языка формул и графиков на язык
простейших понятий. Летчики любили Климова за то, что он каким-то
непостижимым образом, буквально на пальцах, раскрывал суть проблемы, а в
полете руками показывал множество вариантов ее решения.
Климов был практик.
Он состарился в полетах и устал от них, но понимал, что, пока жив, надо
держать планку так высоко, как только можно.
Как-то он заметил уголком глаза в зеркале кудряшки седых волос у себя