"Виктор Ерофеев. Розанов против Гоголя" - читать интересную книгу автора

негативным образом отразилось на развитии русского общества.
Из статьи в статью Розанов увеличивает меру гоголевской вины. Если в
"Легенде о Великом инквизиторе" - оклеветанное поколение, то уже в
следующей статье о Гоголе (явившейся ответом на либеральную критику его
концепции гоголевского творчества) Розанов идет значительно дальше. "С
Гоголя именно, - пишет он, - начинается в нашем обществе потеря чувства
действительности, равно как от него же идет начало и отвращения к ней"
¹⁸.
Это уже выглядит почта как навет на Гоголя - источник и катализатор
революционного брожения общества, и будь у молодого и пылкого Розанова
побольше влияния, кто мог бы поручиться, что Гоголя не выставили бы из
русской литературы как отщепенца, как персону нон грата? Тем более, что
Розанов вовсе не желал оставаться на почве теории, он настаивал, чтобы
словесные выводы переходили в с а н к ц и ю, и недоумением отмечал, что
партия, на идеях которой он основывается, оставляет его одного, без
поддержки и поощрения.
В середине XIX века дискуссия о "дидактике" и "чистом искусстве"
развела Гоголя и Пушкина по разные стороны "баррикады". Временами Розанов
почти дословно вторит А. Дружинину, который писал: "Скажем нашу мысль без
обиняков: наша текущая словесность изнурена, ослаблена своим сатирическим
направлением. Против этого сатирического направления, к которому привело нас
неумеренное подражание Гоголю, - поэзия Пушкина может служить лучшим
орудием" ¹⁹. Но основной смысл розановских разоблачений 90-х
годов вовсе не лежит в возвращении к полемике сорокалетней давности.
Розанову нужен не идеологический нейтралитет "чистого искусства", которое в
лице А. Дружинина протестует против социально активного направления в
литературе. Ему нужна культурно-социальная сила, которая бы смогла
справиться с "вредным" направлением. И здесь его учителя из славянофильской
школы оказались беспомощными. Они проявили "гнилой либерализм": они не
только не выступили против Гоголя, но оказались в числе его друзей и
страстных почитателей. Откуда такая близорукость? Розанов вынужден отметить,
что "основные славянофилы" признавали "гениального, но извращенного
Гоголя... самым великим деятелем в нашей литературе"²⁰.
Он объясняет это тем, что Гоголь "отрицанием своим совпал с их
отрицанием", хотя не уточняет мысли о совпадении отрицаний, ибо, очевидно,
не верит в нее. Для него понятно, что славянофилы заблуждались: совпадение,
если оно и было, было минутным и случайным. Неудовлетворенный позицией
"основных славянофилов", Розанов ищет в партии ветвь, которая верна не
Гоголю, а Пушкину, причем не Пушкину теоретиков "чистого искусства", а
Пушкину - автору "Возрождения", тяготеющему "к идеалам своего родного
народа". К этой ветви Розанов причисляет Ап. Григорьева, Достоевского и
Страхова. Но Ап. Григорьеву принадлежит тот вышеупомянутый взгляд на Гоголя,
с которым спорил Розанов. Что же касается Страхова, то сам Розанов в статье
на смерть Страхова признает, что Страхов не разделял его мыслей о Гоголе.
"До чего, до чего вы были неправы, нападая на Гоголя, - передает Розанов
слова Страхова: - я перечитываю вот... и изумляюсь; изумляюсь этой
неистощимой силе творчества, этой верности взгляда, этому чудному языку. Вы
говорите - М е р т в ы е д у ш и; да помилуйте, они до сих пор живые,
оглянитесь только, только умейте смотреть..." ²¹.
Есть в статье еще одно любопытное место, где приводятся слова