"Виктор Ерофеев. Розанов против Гоголя" - читать интересную книгу автора

Тютчев. Гоголь же показал "Матушку Натуру" (подчеркнуто мной. - В. Е.). Вот
она какова - Русь; Гоголь в затем - Некрасов" 57. Сознательно
принижая Пушкина и видя в творчестве Гоголя не анаморфозу России, а "Матушку
Натуру". Розанов выбирает Гоголя в качестве своего союзника. Дело не
ограничивается взглядом на Россию. Розанов выставляет Гоголя как близкого
себе критика христианства. "Он был вовсе не русским обличителем, а
европейским, - пишет Розанов; - и даже, что он был до известной степени --
обличителем христианским, т. е. самого христианства. И тогда его роль
вытекает совершенно иная, нежели как я думал о нем всю мою жизнь: роль
Петрарки и творца языческого ренессанса" 58.
В доказательство того, что Гоголь был "европейским обличителем",
Розанов ссылается на гоголевский отрывок "Рим", где критика
западноевропейской цивилизации XIX века, "лишившей мир Рафаэлей, Тициане в,
Микель-Анджелов, низведшей к ремеслу искусстве", предвосхищает
"антиевропейские" идеи Достоевского и К. Леонтьева. Гоголь отказывает Европе
не только в глубоких мыслях ("везде намеки на мысли, и нет самих мыслей"),
но даже в умении одеваться ("узенькие лоскуточки одеяний европейских"). Он
язвит но поводу "уродливых, узких бородок, которые француз переделывает и
стрижет себе по пяти раз в месяц". Но эта критика отнюдь не свидетельствует
об антихристианских настроениях автора "Рима". Розанов настаивает на своей
мысли, сопоставляя портрет прекрасной Аннунциаты, которую считает
"албанкой", а потому нехристианкой, с портретами русских христиан: Чичикова,
Коробочки и др. Гоголю приписывается буквально следующий вывод: "Вот что
принес на Землю Христос, каких Чичиковых, я Собакевичей, и Коробочек. Какое
тупоумие и скудодушевность. Когда прежде была Аннунциата"59.
Но гоголевская Аннунциата на самом деле была не "албанка", а
альбанка, то есть жительница римской окрестности. Что же касается героев
"Мертвых душ", то связь их существования с исторической неудачей
христианства (связь, которую Розанов навязывал сознанию или по крайней мере
подсознанию Гоголя) не менее сомнительна, нежели связь Аннунциаты с
Албанией. Разочарование Розанова в христианстве, достигшее своего апогея в
революционные годы, толкнуло его на явный произвол в толковании Гоголя.
Потеряв веру в прошлое величие России, не чувствуя России новой, Розанов
полагался только на молитву: "После Гоголя и Щедрина - Розанов с его м о л
и т в о ю" 60. Но к кому обращалась эта молитва? Это так и
осталось "загадкой" Розанова.
Изменение отношения Розанова к Гоголю после революции не изменило,
как мы видим, сути дела: Розанов до конца своих дней оставался пораженный
какой-то странной эстетической слепотой по отношению к творчеству автора
"Мертвых душ". Почему, однако, Гоголь остался для него закрытой фигурой,
"клубком, от которого, - как писал Розанов, - никто не держал в руках
входящей нити"? 61
3. ГОГОЛЬ И СЛОВО
Роль Гоголя в судьбе России находилась, по мысли Розанова, в
непосредственной зависимости от мощи гоголевского слова. Именно эта причина
объясняет интерес Розанова к эстетике Гоголя. "Поразительно, - утверждал он
в предисловии ко второму изданию "Легенды о Великом инквизиторе" (1901), --
что невозможно забыть ничего из сказанного Гоголем, даже мелочей, даже не
нужного. Такой мощью слова никто другой не обладал"б2. Благодаря
своей мощи слово Гоголя может оказаться убедительнее самой действительности: