"В.Эрн. Григорий Сковорода Жизнь и учение " - читать интересную книгу автора

о любопытной черте Сковороды. Генерал Вишневский брал его с собой в Венгрию
"для находившейся там греко-российской Церкви", т.е., другими словами, на
более или менее продолжительное время. Сковорода же вместо "службы" и
"пения" начинает, с позволения Вишневского, странствовать. Но вот,
настранствовавшись и наполнившись "ученостью, сведениями, знаниями",
Сковорода "непременно пожелал возвратиться в свое отечество". С позволения
ли Вишневского? Если генерал брал его для греко-российской Церкви,
находившейся в Венгрии, в качестве певчего и знатока богослужения, каким
образом Сковорода вместо того, чтобы остаться в Венгрии, возвращается в
Россию? Вряд ли с позволения генерала*, вряд ли с его помощью! Как Сковорода
в свое время возжелал за границу, так, насытившись заграницей, он возжелал
на родину. И как тогда, вопреки эмпирическим условиям своей жизни, он нашел
возможность поехать, так теперь, не считаясь с обстоятельствами и, может
быть, обязательствами, Сковород а .возвращается в родную Малороссию.
Сковорода послушен только своему духу и чувствует себя, очевидно,
нестесненным ничем внешним. Делает, что ему хочется, как ему хочется и когда
ему хочется.
______________
* В повести И. Срезневского "Майор" ("Московский наблюдатель", 1836
г., ч.V!) определенно говорится, что Сковорода убежал из Офень и странствие
совершал беглым дьячком. О повести "Майор" речь еще впереди.

Период Lehrjahre (ученичества) кончается. Прежде чем идти дальше,
постараемся разобраться в "учености" Сковороды, т.е. в характере и объеме
познаний, вынесенных им из пребывания в бурсе и заграничного путешествия.
"Он говорил весьма исправно и с особливою чистотою латинским и немецким
языком и довольно разумел эллинской". Это уже перед путешествием. Что
касается прекрасного знания немецкого языка, авторитет Ковалинского
совершенно достаточен. Человек широкого образования, Ковалинский долго жил
за границей и, очевидно, имел достаточно данных для суждения об "особливой
чистоте" немецкого языка Сковороды. О прекрасном же знании латинского языка
свидетельствуют все 77 писем Сковороды к Ковалинскому. Легко и изящно он
сообщает своему другу на языке Цицерона не только свои идеи, - что
сравнительно легко, - но и свои чувства и настроения, - что требует глубоких
и фундаментальных познаний. Около пятнадцати писем к Ковалинскому и
несколько стихотворений из цикла "Сад божественных песней" написаны
дактилическим гекзаметром и читаются с легкостью и удовольствием.
Гесс де Кальве говорит, что, поступив в бурсу (на целых 6 лет),
Сковорода "занялся ревностно еврейским, греческим и латинским языками". При
способностях Сковороды к языкам и при ревностном занятии он, очевидно, в
значительной степени усвоил и еврейский язык В его сочинениях мы не раз
встречаем следы этих знаний, и если он приводит только отдельные еврейские
слова, а не целые выражения, как по гречески, то, повидимому, только потому,
что тем, кому он предназначал свои писания - главным образом Ковалинскому -
еврейский язык был совсем неизвестен. Филологические дарования Сковороды,
очевидно, были значительны и напоминают другие два примера редкой
филологической одаренности в истории русской философской мысли. В.С.
Печерина и В.И. Иванова. Знание нескольких языков открывало Сковороде
возможность знакомиться со многими литературами. К сожалению, мы не знаем
точно, в какой мере он использовал эту возможность. Он был далек от обычая