"В.Эрн. Григорий Сковорода Жизнь и учение " - читать интересную книгу автора

очерченность его периферии тонет в ярком свете его духовных богатств.
Поистине достойно великого удивления, что сын грубой казацкой среды
становится, быть может, образованнейшим русским человеком XVIII столетия,
что, перелетая, подобно гениальному Эригене, века и пространства, Сковорода
сквозь трескучий шум торжествующего рационализма XVIII столетия чутко
различает затихшую мудрость античности и восгочнохристианского умозрения.
"Он обыкновенно называл Малороссию матерью, - говорит Ковалинский, - а
Украину теткой". Если "мать" и "тетка" наложили своеобразный отпечаток на
духовный облик Сковороды, то величие Сковороды только вырастает в глазах
исследователя оттого, что при таком родстве он сумел не только достигнуть
уровня современной ему европейской философии, но и подняться выше ее,
преодолев ратио своего века антично-христианским началом Логоса.
Мы отметили то, что считаем природно-стихийной и умопостигаемой основой
личности Сковороды. Теперь мы можем перейти к рассказу о жизни Сковороды,
ярко выразившей его личность и принесшей плод свой в его цельной, глубокой и
оригинальной философии.

III. ГОДЫ ЮНОСТИ И УЧЕНИЯ

Родители его "имели состояние мещанское, посредственно достаточное,
нечестностью, правдивостью, странноприимством, набожествам, миролюбивым
соседством отличались в своем круге".
Сковорода унаследовал, таким образом, от родителей не только казацкую
"плоть". Корень его "натуральных" добродетелей - здесь, в отцовском доме,
как и подобает натуральным добродетелям, любящим родовую преемственность.
Мать-Земля особой благосклонностью отметила дом Сковороды и украсила его
лучшими своими дарами: "честностью, правдивостью, страннопреим-сгвом,
богобоязненностью и миролюбием".
Отсюда с какой-то внутренней необходимостью вытекает, что "сын их
Григорий, по седьмому году от рождения, приметен был склонностью к
богопочтению, дарованием к музыке, охотой к наукам и твердостью духа. В
церковь ходил он самоохотно на крилос и певал отменно приятно. Любимое и
почти всегда твердимое им пение был сей стих Иоанна Дамаскина: "Образу
златому на поле Деире служиму, трие твои отроцы не брегоша безбожнаго
веления".
Характерная черта: с этим стихом Дамаскина мы еще встретимся в жизни и
в философии Сковороды. "Почти всегда твердимый" семилетним Сковородой, он
показывает, что некий решительный выбор, легший в основу всей дальнейшей
жизни, был сделан Сковородой во младенчестве. Есть такие ноуменальные люди,
уже в детстве осознающие свой жизненный путь и решительно его избирающие.
Эта ноуменальность делает жизнь монолитной, необычайно цельной, но она же
обусловливает отсутствие внешних событий и вместо пестрой красочной
биографии дает углубленное житие однодума, упорно и сосредоточенно идущего к
единой, детским сердцем почувствованной цели. Все события переносятся
внутрь.
Можно догадываться, что в доме своем Сковорода пользовался полной
свободой самоопределения. Никто не гнул его, никто не насиловал его детской
воли; "по охоте его отец отдал его в киевское училище, славившееся тогда
науками". Для казака это много. И если несмотря на "посредственно
достаточное" состояние родители отправили Сковороду "по охоте его" в Киев,