"Алексей Ермолаев. Жареный лед " - читать интересную книгу автора

труд. И не просто труд... Я терялся в догадках. Наиболее правдоподобная
выглядела так. У начальника имелся свой вариант доклада, а меня он просто
проверял. Разве мог я подумать, что Ганин - обыкновенный лентяй.
Он глянул на первую страницу. Там была перепевка из апробированных
отчетов. Майор покачал головой сверху вниз и отпустил меня.
Сложности у него начались после того, как он, уже на трибуне, одолел
предисловие. Мои соображения, облеченные в машинопись, внушали доверие
формой, но изумляли содержанием.
Довольно занятно было наблюдать за Ганиным. Он, естественно, пытался
сохранить самообладание и переваривание моих абзацев ловко маскировал. Но
я-то сразу понял, в чем дело.
Затем, утратив бдительность, он вступил в открытую полемику с
некоторыми позициями "собственного" доклада.
И совсем уж распалился, когда натолкнулся на место, где говорилось о
добросовестной регистрации преступлений, о статистике истинной, а не для
"дяди". Со стороны все выглядело довольно пристойно: казалось, майор
возражает невидимому оппоненту, и возражает логично, радея о высоких
принципах. Но только один я знал, что именно вызвало его недовольство и
понимал истинную цену красивым словам. Ганин не желал перемен. Отделение
слыло благополучным, и это его устраивало. Хотя иная цифирь, по которой
судили о наших успехах, страдала неточностью. Разумеется, разные натяжки не
меняли общей картины, но...
Вот как много можно узнать о своем начальнике даже по небольшому
выступлению. Я, не без оснований, полагал, что он тоже сделал определенные
выводы на мой счет.
Так и оказалось. Нет, разгонов он не устраивал. Все прошло в высшей
степени дипломатично. Ганин попросту перестал меня замечать. Особенно когда
на моем участке происходило нечто, заслуживающее быть отмеченным. Если быть
справедливым, то Александр Васильевич все-таки вспоминал о моем
существовании. Стоило хоть чуточку "проколоться", и я выставлялся на
всеобщее осмотрение. Ребята подшучивали: мол, попал Архангельский под
"колпак". Но страха в моей душе не было. Приглядевшись, обнаружил, что
подавляющее большинство пребывало точно в таком же состоянии. Причем люди, к
которым я относился с искренним уважением, разделяли мою участь.
Сказать, что работать стало невмоготу, значит сильно погрешить против
истины. Столько было новых впечатлений - не до переживаний по поводу
размолвки с начальством. Хотя поначалу я (вот парадокс!) ощущал их нехватку.
Наверное, ждал очень многого и обязательно острого.
Ох уж эти внешние эффекты - фейерверки, перестрелки. Но так ли все
просто? Надо было анализировать, а времени не хватало. Ну, например, с
крайним огорчением убедился, что мои коллеги - самые обыкновенные люди. Не
супермены, не подчеркнутые герои, а иван иванычи, пети, саши. Дело было даже
не в том, что они походя не рубили ребром ладони кирпичи, а в том, что при
общении они не показывали психологических фокусов - абсолютно никаких. И
разговоры... о погоде, футболе, ценах на рынке.
Крамольная мысль родилась тогда у меня. Ведь если нормальный человек -
значит, ошибаться должен. Но разве можно ошибаться милиционеру? Милиция -
это же система, государственный аппарат. Тут ведь надо точнехонько. Что же
получается, граждане?
Трудно на этом свете умнеть, не убедившись в собственном незнании. Я