"Олег Ермаков. Вариации " - читать интересную книгу автора

руки-ноги отнялись, но корова - как без коровы? И когда ей дали слово, она
встала, достала папиросу, спички, судья вытаращилась, зал помертвел, а она
чирк! чирк! затянулась и в сторону судьи "пуф!" Судья: вы это... что?
Нянька: волнуюсь очень. Судья: ну-ка немедленно... Корову присудили другому.
"Видно, далеко сидела, надо было подойти", - сокрушалась Нянька.
Василий Логинович многое еще рассказал Виленкину. Чувствовалось, что
давно ни с кем не говорил так обстоятельно. Обо всем. Северные истории
мешались с местными, военной и мирной поры, с детективными выслеживаниями по
лесам беглых уголовников, - Василий Логинович двадцать пять лет этим
занимался; потом уехал на Север. (Еще в милицейской школе они с другом -
выпив пивка - поклялись, что служат только двадцать пять, и он слово
сдержал, друг - нет.) Уволившись, он отправился за женщиной, она первая
уехала - от него, боясь этой новой любви, которую сама же и разожгла.
Василий Логинович последовал за ней и отыскал ее в предгорьях Полярного
Урала, и она стала второй его женой. (Гарик был сыном первой.) На Севере он
начинал кочегаром; сменил погоны, папку, авторучку, кобуру с "макаровым" на
лом, совковую лопату, брезентовую робу. Потом его назначили начальником базы
на Усе. И там всякое приключалось. Василий Логинович действовал неумолимо,
иногда силой. Это уже он знал с детства: хозяин должен быть сильным. В
деревне он специально занимался различными упражнениями, сам их придумывал.
Притащил во двор кусок рельса, к деревьям прибил трубу и подтягивался,
обвязывал руки веревками и крутил "солнышко". Чтобы спокойно сказать сестре,
прибежавшей в слезах с танцев: "Что случилось?" - и затем отправиться в клуб
через торфяную долину, в соседнюю деревню, пойти по улочке, сунув кулаки в
карманы, вызвать такого-то и без лишних предисловий опрокинуть его прямым
ударом в ночь. А сестер было три. И, уходя в окопы, заплывшие глиной, отец
же сказал ему, что оставляет его за хозяина, девятилетнего пацана. И он
попытался им стать. Например, последний раз он плакал, - когда это было?
Давненько. В тот раз, когда ходил на реку, на большую реку смотреть, что
немцы делают с пленными: этого не забудешь. Черные кусты, снег, полыньи; как
будто баня какая-то под открытым небом, на морозе: люди в исподнем, как
призраки; пар; серые шинели, каски, машины. Дрожь пробирала его до костей. И
он досмотрел бы до конца, но вдруг окликнули: эй, хлопчик! Оглянулся: парни
в полушубках, с повязками, за плечами винтовки. Он хотел тут же рвануть по
кустам, но вовремя одумался. Вышел к ним. Сказал, что топор потерял, ищет...
Парни спросили, из какой он деревни и еще что-то. Один, заросший сивой
щетиной, с толстыми щеками и подбородком, похожий на поросенка, хмуро
спросил, не хочется ли и ему туда? искупаться?.. Ладно, домой дуй, до хаты,
приказал другой и внезапно размахнулся и дал такую затрещину, что он полетел
лицом в снег, быстро встал, оглянулся. Ну!.. Побежал, смаргивая наплывающие
слезы. Думал, подстрелят. Но те пошли дальше.
Позже уже не плакал ни в драках, ни под скальпелем, ни в армии,
никогда, нигде, ни при каких обстоятельствах. Даже смерть матери, смуглой
маленькой женщины, сумевшей как-то сберечь и вырастить их всех четверых, - и
ее смерть не вызвала ни слезинки. Он раз и навсегда разучился плакать.
Хозяин не плачет. Ни трезвый, ни пьяный.
Хотя - нет. Ровно год назад он возвращался один. На третьем или
четвертом этаже его кто-то нагнал, он немного посторонился, пропуская
человека. Тот встал плечом к плечу Василия Логиновича. Молодой, круглолицый,
в пилотке, в форме. Солдат. В это время сзади кто-то вплотную к Василию