"Олег Ермаков. Вариации " - читать интересную книгу автора

деревню, чтобы быть ближе к земле", - проблеял он чьим-то голосом.
Вода в кастрюльке немного остыла. Гарик вымыл руки.
- Садись вот сюда. Руку клади на табуретку. Сейчас подставлю тазик. Ну!
лью.
Теплая вода потекла, всасываясь тряпками, кокон отяжелел, провис. Гарик
ножницами разрезал узелок и начал осторожно разматывать. Еще полил.
- Много же тебе намотали... Целую простынь.
Он отрезал, размотав, половину; окровавленные бинты упали в мутную
лужицу. Гарик снова полил на руку. Последние два или три слоя влипли в рану
и почернели. Пахло скверно, спекшейся кровью. Виленкин отвернулся.
- Ну, ничего страшного, - успокаивающе сказал Гарик. - Терпи, казак,
самураем будешь.
Глаза у Гарика сузились, и он открыл рану.
- Вот.
Виленкин посмотрел, чувствуя, что его сейчас вывернет от сладковатого,
тухловатого запаха крови. По мякоти, на ребре ладони змеилась вспученная
безобразная борозда. Некоторое время оба молча созерцали рану.
- Чем-то надо промыть. Сейчас посмотрю, что тут есть. У старика жена
бывшая медсестра. Хорошо бы перекись водорода. И присыпать стрептоцидом.
Нашел он только стрептоцид. Растолок три таблетки и, обмазав все йодом,
посыпал прямо в рану порошок. После этого разорвал упаковку и вынул бинт,
принялся бинтовать. На белых полосках тут же проступали и расплывались
огненные круги. Запах йода перебил все, в глазах Гарика горели искорки.
- Ты знаешь, временами я жалею, что променял на эту работенку, может
быть, главное призвание: когда-то мне хотелось быть хирургом. В детстве я
уже ловко делал вскрытие голубям. Извини за откровенность... Но что такое на
самом деле детство? Это бесконечный спокойный фильм ужасов. Всю эту материю
тебе надо познать руками, зубами, всем, что у тебя есть. До всего докопаться
самому. Абстракции неприемлемы. Жалости к живому - никакой. Больно - это
тебе... Кстати, не сильно? не туго? нормально?
- Спасибо.
Гарик отмахнулся.
- Спасибо будет потом, когда ты вернешься отсюда с чем-нибудь этаким в
духе "Сада радости и печали". Кто знает, чем обернется эта как будто
неудача, это как будто несчастье. "Научились ли вы радоваться препятствиям?"
Итак, маэстро! В любой день ты можешь запереть дверь, пойти по дороге на
шоссе, сесть на рейсовый автобус и уехать в город. Я, впрочем, завтра приеду
тебя проведать.
Виленкин сделал нетерпеливый знак рукой. Гарик улыбнулся.
- Ну да, ты прав. Не приеду. Приеду через неделю.
И вот они распрощались. Гарик не прочь был остаться, но, во-первых, он
обещал дома вернуться сегодня и утром, как обычно, отвезти дочь в
музыкальную школу, - жили они на краю города, добираться в центр на трамвае
по утрам было сущим мучением, в густой сутолоке борцовских спин, дебелых
плеч; ну а во-вторых, маэстро уже был порядком утомлен, и приятной беседы у
камелька все равно не получилось бы. Гарик сел в автомобиль, повернул ключ.
Мотор затарахтел. Он кивнул Виленкину, автомобиль тронулся, объехал лужу,
покатил, покачиваясь, в освещаемом туннеле изгородей, кустов, тьмы...
скрылся.
Еще некоторое время слышен был мотор... Стих. Где-то лаяла собака.