"Оружие особого рода" - читать интересную книгу автора (Крайнюков Константин Васильевич)

Часть вторая. Освобождение правобережной Украины

Житомирско-Бердичевская операция

Приближался день начала наступления. К утру 24 декабря 1943 года части и соединения заняли исходное положение для решительного броска вперед. Как и другие члены Военного совета фронта, я заблаговременно выехал в войска и начало операции встретил в 18-й армии, действовавшей на направлении главного удара.

На армейском наблюдательном пункте царило такое приподнятое настроение, какое обычно предшествует наступательным операциям. Командующий 18-й армией генерал-полковник Константин Николаевич Леселидзе, вскинув руку с часами-хронометром, неотрывно следил за ходом секундной стрелки.

— Ну, бог войны, тебе первому слово, — тихо произнес он.

И в ту же секунду командующий артиллерией армии дал сигнал, продублированный радистами, телефонистами и ракетчиками. Мощный залп сотен батарей потряс округу. Небо расчертили огненные молнии реактивных снарядов знаменитых «катюш».

— Хороша боевая музыка! — восторженно воскликнул Леселидзе. — Двести стволов на километр фронта прорыва!

— Такая музыка вдохновляет солдат перед атакой, — согласился я. — Но под Киевом артиллерийский концерт был мощнее. Там пришлось выставить почти триста пятьдесят орудий и минометов на километр.

— Да, о таком сосредоточении артиллерии в начале войны мы и мечтать не могли, — произнес генерал К. Н. Леселидзе.

Константин Николаевич находился на фронтах Отечественной войны с июня 1941 года. Он отличился в боях под Минском и Тулой, в историческом сражении под Москвой. Видный военачальник умножил свою боевую славу и в дни обороны родного Кавказа. Под его руководством советские воины на перевалах Главного Кавказского хребта наголову разбили альпийский корпус врага, а затем участвовали в освобождении Таманского полуострова и форсировании Керченского пролива.

Находясь в 18-й армии, я познакомился и с членом Военного совета армии генерал-майором С. Е. Колониным. Сосредоточенный, неулыбчивый и на первый взгляд сухой в обращении человек, Семен Ефимович говорил скупо, но его лаконичные суждения отличались четкостью, точностью, емкостью. Потом нам приходилось встречаться довольно часто, многократно беседовать и решать вопросы, связанные с боевой деятельностью войск армии. Беседовать с генералом Колониным было небезынтересно. Он умел метко охарактеризовать человека, высказать полезные советы и предложения по улучшению политработы. Член партии с 1918 года, он в том же году добровольно вступил в ряды Красной Армии и с 1920 года непрерывно находился на политработе. Перед войной С. Е. Колонии был начальником политического управления округа, а на фронтах Отечественной войны являлся членом Военного совета 21, 11, 9 и затем 18-й армий. Боевую жизнь он знал превосходно и значительную часть времени находился в войсках.

Мне рассказывали, что генерал С. Е. Колонии на своем «виллисе» как-то заехал в цепь пехоты и, пыхнув трубкой, указал ею на неприятельские позиции, призывая бойцов вперед. Я напомнил Семену Ефимовичу этот эпизод и шутя заметил:

— Оказывается, о вас слагают легенды!

— Личность моя самая обыкновенная и отнюдь не легендарная, — сухо ответил Колонии. — На машине в пехотную цепь не въезжал, а оставил ее возле командного пункта комбата и далее пешком двинулся вместе с бойцами. Что же касается трубки, табачного дыма и прочего, то все это присочинили. Тогда было не до курева…

В канун наступления мне довелось побывать в одном из стрелковых полков 18-й армии и присутствовать на митинге. Объявив приказ о переходе полка в наступление, командир батальона зачитал обращение Военного совета к войскам 1-го Украинского фронта. "Боевые друзья! — говорилось в обращении. — В битвах за Днепр, за Киев, за Советскую Украину вы проявили величайшее мужество, отвагу и героизм. Вы разбили немецкие дивизии на Дону и на Северском Донце и, отразив летнее наступление немцев, разгромили врага под Белгородом и Обоянью. Сокрушая и преследуя гитлеровцев, вы героически форсировали Днепр и освободили от немецких оккупантов украинскую столицу Киев.

Сорок дней стойко и мужественно, не щадя своей крови и жизни, отражали вы яростные атаки врага в районах Фастова и Василькова, Брусилова и Коростеня, Малина и Радомышля. Враг бросил на этот участок фронта десятки лучших танковых и пехотных дивизий. Взбешенный военными неудачами, Гитлер хотел любой ценой прорвать нашу оборону, выйти к берегам Днепра и снова захватить Киев.

Не вышло! Коварные замыслы врага сорваны. Он захлебнулся от вашего мощного огня в своей же собственной крови. Вы измотали и обескровили врага. Наши силы утроились. Настал момент для полного разгрома этой группировки"{18}.

Военный совет 1-го Украинского фронта призывал красноармейцев, сержантов, офицеров и генералов смело и решительно взламывать немецкую оборону, днем и ночью преследовать противника, не давая ему закрепляться на промежуточных рубежах, дерзкими и умелыми маневрами перерезать коммуникации врага, окружать и дробить его войска, уничтожать и захватывать живую силу и технику.

Обращение заканчивалось призывом: "За нашу священную советскую землю, за Украину, вперед, на полный разгром врага!"

На митинге выступали воины самых различных национальностей — русский Петров, украинец Чумак, грузин Жанешвили, армянин Манукян и другие. Перед лицом своих товарищей они поклялись с честью выполнить наказ партии и народа, боевой приказ командования.

Находясь под впечатлением только что закончившегося в Харькове судебного процесса над фашистскими палачами и их прихвостнями, советские воины клялись отомстить извергам за чудовищные злодеяния, совершенные в различных городах и селах страны.

Делясь на НП армии впечатлениями о митингах в различных частях, мы разговорились о настроении и поведении солдат перед атакой. Генерал С. Е. Колонии, прекрасно знавший душу бойца, рассказывал:

— Перед началом атаки люди ведут себя по-разному. Одни не в меру возбуждены, суетливы, другие задумчивы, молчаливы, но в душе каждый думает об одном: как обернется для него этот бой? В такие минуты солдату очень нужны товарищеские советы, бодрое напутственное слово. Это как раз и есть самая сильная и действенная форма политработы.

Однажды, обходя войска, я заметил хмурого, сосредоточенного солдата, державшегося как-то особняком. Над головой просвистел вражеский снаряд и неподалеку разорвался. Заметив, что боец инстинктивно вобрал голову в плечи и что у него подрагивают пальцы, я спросил:

— Что, брат, боязно? Первый раз в атаку пойдешь?

— Конечно, страшновато, товарищ генерал. Я ведь новичок, только что призван в армию.

— Да, в первый раз всем боязно, — согласился я. — Вначале кажется, что все пули, снаряды и мины летят именно в тебя.

Участвовавшие в разговоре бойцы заулыбались.

— Мой совет всем вам, и прежде всего тебе, дорогой товарищ, думайте не о смерти, а о том, как победить врага и живым остаться. Для этого надо броском миновать открытое поле и держаться ближе к разрывам наших снарядов, расчищающих путь пехоте. Фашисты и опомниться не успеют, как вы захватите их первую траншею. А если медлить будете, то могут и покосить из пулемета. Делайте, как требует командир, как поступают бывалые солдаты, правильно совершайте перебежки, прицельно обстреливайте противника, и он не сумеет вас поразить. Недаром в песне поется: "Смелого пуля боится, смелого штык не берет!"

Вернемся, однако, к началу наступления. Артиллерия перенесла огонь в глубину. В воздух взлетели сигнальные ракеты, и прокатилась команда, повторенная многими голосами:

— В атаку, вперед!

С командно-наблюдательного пункта хорошо было видно, как дружно поднялись солдаты одного из полков, как стремительно движется по полю лавина стрелков, как в глубине вражеской обороны кружат над позициями неприятеля наши «илы», нанося штурмовые удары.

Артиллерийская и авиационная подготовка сокрушила оборону противника. Вот что впоследствии говорил один из военнопленных о силе этого огневого воздействия: "Артиллерийский огонь был страшен. У многих из ушей и горла шла кровь от сильных разрывов снарядов. Огонь приближался к нашим окопам постепенно. Когда он перешел через нас, то мы увидели, что красноармейцы бегут вслед за огневым валом в 60-100 метрах. Нам ничего не оставалось делать, как поднять руки"{19}.

Наступление войск 1-го-Украинского фронта, начатое 24 декабря, явилось полной неожиданностью для противника. Пленные офицеры показали, что фашистское командование никак не предполагало, что мы сумеем за короткий срок оправиться от ударов немецких танковых дивизий и предпринять наступление. Не предвидя ничего угрожающего, командующий группой немецких армий «Юг» генерал-фельдмаршал Манштейн лично пожаловал под Житомир и намеревался в резервной дивизии безмятежно провести рождественские праздники. Но после того как загрохотала наша артиллерия, возвестившая о наступлении советских войск, Манштейн поспешно ретировался в Винницу, в свой штаб. Но и там его вскоре потревожили прорвавшиеся к Южному Бугу советские танкисты.

При мощном и хорошо организованном артиллерийском сопровождении пехотинцы довольно быстро овладели первыми траншеями противника и продолжали продвигаться в глубину вражеской обороны. Но вот на подступах к одному из населенных пунктов наши стрелковые подразделения залегли. Гитлеровцы превратили село в сильный узел сопротивления: деревянные и каменные дома были приспособлены под огневые точки, колодцы оборудованы под дзоты. Пехоту выручили орудия сопровождения, которые прямой наводкой уничтожили и подавили огневые точки врага. Стрелковые подразделения ворвались в село.

Политработа не ослабевала и в напряженных боях. Во взятом нашими войсками населенном пункте мне передали маленькую листовку, которую прочитали многие бойцы. Ее составил и пустил по цепи заместитель командира батальона по политчасти капитан Синица. "Товарищи! — гласила листовка. — 8-я и 9-я стрелковые роты отличились в бою. Они первыми под огнем врага ворвались в село и решили судьбу боя. Не отстанем от них и мы, завершим освобождение Украины от гитлеровских душегубов. Вперед, товарищи!"

Атаку стрелковых рот возглавили коммунисты. Парторг 9-й роты Ласавелидзе поднялся первым и с возгласом "Вперед за освобождение братской Украины!" увлек за собой всех бойцов. Коммунисты этой роты Алакаев и Проходин уничтожили в уличном бою несколько гитлеровцев.

Сопротивление врага возрастало. Противник предпринял несколько сильных контратак. В эти напряженные минуты коммунисты умело влияли на ход боевых действий. Парторг роты Филонов фланговым огнем из станкового пулемета метко косил фашистов и парализовывал их контратаки. Так же стойко сражались и другие коммунисты.

К 14 часам стрелковые подразделения взломали оборону противника на глубину до 4–5 километров. Но гитлеровцы норовили закрыть брешь, бросая в контратаки «тигры» и «фердинанды», оказывая сильное огневое сопротивление. И тогда для завершения прорыва в сражение вступили передовые части 3-й гвардейской танковой армии под командованием генерала П. С. Рыбалко.

С помощью танкистов пехотинцы относительно быстро преодолели вражеские укрепления и прорвали тактическую зону обороны противника. Затем в прорыв хлынули главные силы армии П. С. Рыбалко. За танками на машинах следовали подвижные отряды мотострелков.

Прежде чем возвратиться в штаб фронта, я решил посмотреть на результаты работы нашей артиллерии и авиации и на вездеходе отправился по дорогам наступления. На обочине шоссе догорал немецкий танк. Неподалеку от него сидел раненый солдат. Я подошел к нему и спросил:

— Что делаешь и давно тут сидишь? Давай подвезу в ближайший госпиталь.

— Мне уже первую помощь оказали, — ответил раненый. — Скоро подойдет машина из нашего медсанбата и заберет меня. А в госпиталь я не желаю попадать. Оттуда врачи переправят в глубокий тыл, а потом на пересыльный пункт. Тогда уже не попадешь в свою часть.

Любовь к родному соединению, армии и фронту — это замечательная традиция, получившая широкое распространение во время Отечественной войны. В ратной славе полка, дивизии, армии слит воедино героизм многих тысяч солдат, сержантов и офицеров, спаянных благородным чувством войскового братства.

Вот об этом и говорил со мной раненый солдат, не пожелавший расставаться с родной частью. Затем он показал на подбитый и опаленный вражеский танк и с гордостью сказал:

— Моя работа! Смотрю и сам удивляюсь: неужели я уничтожил его? Когда это чудовище надвигалось на меня, то, признаться, струхнул. Бью из противотанкового ружья вроде точно, целюсь в уязвимые места, а танк все ползет и ползет, из пушки стреляет и пулеметным огнем сечет. Ноги так и просятся из окопа. Хочется убежать от опасности. Но все же сообразил, что, если покину окоп и побегу, танк непременно раздавит меня или же скосит огнем. Я поборол робость и, тщательно прицелившись, еще два раза выстрелил из бронебойки. И вдруг танк зачадил, а фрицы, пораскрывав люки, кинулись врассыпную. Тут их наши автоматчики уложили наповал.

Вскоре подошла санитарная машина и забрала раненого героя. Я до сих пор сожалею, что запамятовал фамилию отважного воина. Но хорошо помню, что это был солдат из мотострелковой бригады 3-й гвардейской танковой армии.

В штаб фронта я прибыл в тот поздний час, когда для Ставки Верховного Главнокомандования было уже подготовлено боевое донесение о результатах первого дня наступления войск 1-го Украинского фронта. Боевые итоги гласили, что 1-я гвардейская, 18-я и 38-я армии прорвали оборону врага на всю тактическую глубину, а войска 1-й и 3-й гвардейской танковых армий, вошедшие в прорыв, устремились вперед.

На второй день операции погода ухудшилась. Начал моросить дождь, все кругом затянулось туманом, и боевые действия авиации крайне осложнились. Войска 38-й армии под командованием генерал-полковника К. С. Москаленко, используя огневую поддержку артиллерии, овладели мощным опорным пунктом обороны противника городом Брусилов. Ломая ожесточенное сопротивление врага, они продолжали продвигаться в заданном направлении.

Операция развивалась по намеченному плану. 25 декабря перешла в наступление своим правым флангом 40-я армия, в составе которой успешно решала боевые задачи 1-я отдельная чехословацкая бригада под командованием генерала Л. Свободы. 26 декабря началось наступление и войск 60-й армии.

Танковые армии, вошедшие в прорыв, перерезали важные коммуникации врага, продолжая развивать наступление. Крупных успехов достиг во встречном бою 8-й гвардейский механизированный корпус 1-й танковой армии. В ходе наступления это соединение возглавил генерал-майор танковых войск И. Ф. Дремов, сменив генерала С. М. Кривошеина. В напряженном и продолжительном встречном бою гвардейцы окружили и уничтожили главные силы 20-й моторизованной дивизии гитлеровцев.

А тем временем, не ввязываясь в затяжной бой с окруженными силами врага, части второго эшелона гвардейского мехкорпуса нанесли стремительный и внезапный удар в направлении на Казатин.

Танкам маневрировать было трудно, всюду торфяные болота, овраги, перелески. Большак прикрывался многочисленными противотанковыми артиллерийскими засадами и заслонами врага. Но советские воины перехитрили гитлеровцев. Командир 69-го гвардейского танкового полка подполковник И. Н. Бойко принял дерзкое решение пустить машины по железнодорожному полотну. В слякотную ночь, когда мокрый снег застилал все вокруг, механики-водители чуть ли не вслепую вели танки с потушенными фарами по железнодорожной колее. Высокое мастерство и отвага принесли победу.

Танкисты подполковника И. Н Бойко совершили искусный обходный маневр и с тыла ворвались в Казатин, подняв в стане врага панику. Город и железнодорожный узел были захвачены с малыми потерями. На станции стояло множество немецких эшелонов, улицы города были запружены грузовиками.

Герой боев за Казатин подполковник Иван Никифорович Бойко воевал, можно сказать, в родных местах. Позднее в ходе наступления танкисты достигли села Жорнище, Ильинецкого района, Винницкой области, где жили родители И. Н. Бойко. Первыми в это село проникли разведчики и передали одному из крестьян записку: "Отец и мать! Если вы живы, сообщите. Я недалеко от вас. Иван".

Вскоре вся родня и односельчане сердечно встречали прославленного танкиста, представленного за бои под Казатином к званию Героя Советского Союза. Увидев младшего брата, подполковник И. Н. Бойко радостно воскликнул:

— Роман! Да какой же ты большой вымахал! Добрый вояка будешь.

— А что слышно о старшем? — спросил отец.

— Танковой бригадой наш Герасим командовал, полковником был, — глухо произнес Иван Никифорович. — На Волге мы его потеряли…

Побледнел отец, схватился за сердце. Всю ночь проплакала мать. А утром родители подвели к подполковнику И. Н. Бойко младшего сына и сказали:

— Теперь ты, Иван, самый старший среди братьев. Бери в свою солдатскую семью Романа. Пусть заменит погибшего Герасима…

Попросились добровольцами в танковую часть и двоюродные братья Ивана Никифоровича Бойко — Василий Бурмистренко и Кирилл Трофименко. Отыскался на дорогах войны и еще один родной брат — Василий Бойко, служивший в 4-м гвардейском Кантемировском танковом корпусе. Он был переведен в часть, которой командовал подполковник И. Н. Бойко.

— Хороший танковый экипаж подбирается, — одобрительно заметил Иван Никифорович.

— Ты уж береги их, Ванюша, — напутствовала мать.

— Беречь буду, как всякого солдата, — сказал Иван Никифорович и, испытующе поглядев на братьев, выразительно погрозил им пальцем: — А с вас буду спрашивать вдвойне. Поблажки не ждите…

Когда-то Иван Бойко хотел стать хирургом, а Василий — инженером. Но настал грозный для Отечества час, и все сыновья старого колхозника Никифора Бойко стали воинами, защитниками Советской Родины.

Прорыв наших танковых соединений поставил под угрозу основные коммуникации врага на юге. Немецко-фашистское командование всполошилось и приняло экстренные меры. Уже 29 декабря более сотни вражеских танков и крупные силы пехоты нанесли контрудар по войскам 38-й и 1-й танковой армий под Бердичевом. Участились довольно сильные контратаки гитлеровских войск и на других участках фронта, особенно под Житомиром.

Командующий и Военный совет 1-го Украинского фронта особенно пристально следили за житомирским направлением. 30 декабря я вновь выехал на этот участок, чтобы на месте разобраться в сложившейся обстановке и проследить за ходом боевых действий.

— Пусть командующие армиями учтут горький опыт ноябрьских боев, когда нам пришлось временно оставить Житомир, и будут настойчивы в своих решениях, бдительны на всех этапах операции, — сказал мне генерал Н. Ф. Ватутин. Командармы имеют в своем распоряжении достаточно сил и средств, чтобы овладеть Житомиром и разгромить группировку врага.

Побывав в войсках, которые вели бои за Житомир, я передал командующим и военным советам армий рекомендации Н. Ф. Ватутина и напомнил, что Родина ждет от 1-го Украинского фронта новогоднего боевого подарка.

30 декабря бои велись уже на ближних подступах к Житомиру. Соединения 3-й гвардейской танковой и 18-й армий, охватывая областной центр с юго-востока, перерезали все коммуникации, связывавшие житомирскую и бердичевскую группировки противника. Тем временем 60-я армия обошла город с северо-запада. Еще глубже охватывал житомирскую группировку врага 25-й танковый корпус под командованием генерал-майора танковых войск Ф. Г. Аникушкина, действовавший в полосе 13-й армии. Он приближался непосредственно к Новоград-Волынскому — крупному железнодорожному узлу и важному опорному пункту обороны гитлеровцев.

Побывав в военных советах, штабах и политотделах армий, я выехал в войска, наступавшие непосредственно на Житомир. На окраине города встретил связистов, тянувших телефонный провод, и вместе с ними добрался до комбата.

Из показаний пленных выяснилось, что немецко-фашистское командование, почувствовав серьезную угрозу окружения, фактически уже начало отвод из Житомира всех штабов и тыловых учреждений; отходили на новые позиции и некоторые дивизии врага.

В этих условиях требовалось усилить нажим на противника и сломить его сопротивление. Так и было сделано. 31 декабря войска 1-й гвардейской и 18-й армий стремительной атакой овладели Житомиром.

Всесоюзный староста Михаил Иванович Калинин в. своей новогодней речи проникновенно сказал и о боевых делах 1-го Украинского фронта.

К исходу 31 декабря наши войска, расширив прорыв до 300 километров и углубившись на 100 километров, освободили более тысячи населенных пунктов, в том числе города Житомир, Казатин, Коростень, Радомышль, Черняхов, Корнин, Брусилов и другие.

С первых дней 1944 года в стране с новой силой развернулось патриотическое движение по сбору средств в фонд Красной Армии. Коллектив киевского завода «Большевик» собрал сотни тысяч рублей на постройку танковой колонны «Киев». В Житомире и области так же активно шел сбор средств на строительство танковой колонны. Город залечивал свои раны, восстанавливал предприятия, оказывал посильную помощь фронту. Даже когда наши войска продвинулись вперед, трудящиеся Житомирской области продолжали поддерживать тесную связь с нашими воинами. На 1-м Украинском фронте сражалась с врагом и танковая колонна "Житомирский колхозник".

Танки, самолеты и орудия, приобретенные на народные рубли, торжественно вручались в присутствии делегации трудящихся. Вот как, например, в 3-й гвардейской танковой армии проходило вручение боевой машины, приобретенной четырьмя колхозницами-патриотками из Житомирской области. На сельской площади в окружении гвардейцев и местных жителей, вышедших с красными флагами, стоял новенький танк. На его борту надпись: "Гвардейцам освободителям с. Сингуры от колхозниц А. И. Маевской, А. А. Боровик, С. И. Прилипко и Л. М. Кашкаревой".

На митинге была оглашена телеграмма Верховного Главнокомандующего, адресованная этим четырем патриоткам. В ней говорилось: "Примите мой привет и благодарность Красной Армии, Анна Ивановна, Лидия Михайловна, Анна Александровна и Серафима Ивановна, за вашу заботу о бронетанковых силах армии. Ваше желание о передаче танка в 54-ю гвардейскую танковую бригаду будет исполнено".

Перед собравшимися выступила инициатор приобретения боевого танка для Красной Армии молодая колхозница А. И. Маевская. Передав воинам горячий комсомольский привет от молодежи села Сингури, славная патриотка сказала:

— Сердечное спасибо вам, танкисты-гвардейцы, за то, что вы вернули нам свободу. На всю жизнь нам запомнился тот радостный день, когда в село вошли краснозвездные танки. Несите свободу и дальше, на запад, приближайте желанный час полной победы!

— Вы, товарищи гвардейцы, — взволнованно говорила выступившая затем колхозница А. А. Боровик, — избавили нас от издевательств и мук, от постоянно висевшей над нами угрозы смерти. Низкий вам поклон! Примите наш боевой подарок и на этом могучем танке беспощадно громите проклятых захватчиков, освобождайте родную землю!

По приказанию командира части экипаж гвардии младшего лейтенанта Громова занял места в боевой машине. С брони танка командир экипажа произнес пламенную речь, заверив колхозниц, что их грозную тридцатьчетверку принимают умелые воины, которые без пощады будут бить фашистских захватчиков.

Везде и всюду советский народ помогал своей армии. В ходе декабрьского наступления, когда наши войска освободили под Брусиловом село Болячев, колхозники передали в армейский госпиталь несколько спасенных ими раненых воинов.

Дело было так. В середине ноября 1943 года, когда под Брусиловом немецко-фашистские войска предприняли сильный контрудар и потеснили наши части, колхозница Евдокия Ефимовна Ляшенко подобрала на поле боя пятерых раненых красноармейцев и укрыла их в хате колхозника Петра Денисовича Евгиенко.

Командование эсэсовской дивизии объявило, что укрывательство красноармейцев карается смертью. Но и эта угроза не устрашила патриотов. Узнав, что фашистские палачи расстреляли за селом захваченных раненых советских бойцов и что из груды тел доносится чей-то слабый стон, Евдокия Ляшенко ночью пробралась мимо немецких часовых и патрулей и из-под трупов извлекла тяжело раненного красноармейца Василия Роя.

Престарелый колхозник Евгиенко и отважная женщина постоянно дежурили возле раненых, подбадривали их:

— Мы вас, родные сынки, сбережем и вылечим.

Добрым словом фронтовики вспоминали и жителей села Чернятинцы. Когда в дни наступления войск 1-го Украинского фронта передовой отряд танкистов глубоко прорвался в тыл врага, один наш танк оказался подбитым и окруженным. Экипаж, покинувший горящую машину, ночью сумел выбраться из вражеского кольца. После скитаний по тылам противника танкисты попали в село Чернятинцы, где их укрыли местные жители.

— Чувствуйте себя как дома, — сказали танкистам в селе. — Фашисты хоть и наезжают сюда, да не задерживаются, жмутся к большим дорогам и крупным гарнизонам! Так что порядки в селе нашенские, советские!

Члены экипажа подбитого танка Ф. Шангин, Г. Дуркин и В. Иващенко оказались в Чернятинцах далеко не первыми, роме них в селе находились еще одиннадцать советских бойцов, спасенных местными жителями. Здесь укрывались раненые в схватке с карателями парашютист-десантник Дмитрий Еськин, разведчик Александр Ламаев и другие воины, выполнявшие задания в тылу врага.

Все село знало, что в хатах Марии Вознюк, Прасковьи Отропович, Екатерины Глущук, Екатерины Дробицкой, Федота, Семена и Петра Сенчуков, а также Степаниды Ремиз, Надии Червинской и других находятся советские воины, но их никто не выдал фашистским властям. Немало хлопцев из Чернятинцев сражалось с врагом в партизанских отрядах. Когда наши наступающие войска стали приближаться к селу, все мужчины, владеющие оружием, под руководством танкиста Филиппа Шангина заняли круговую оборону и держали ее вплоть до подхода Красной Армии. "Село патриотов" — так назвала Чернятинцы газета «Правда».

И таких замечательных сел, деревень и хуторов очень много встречалось на нашем боевом пути. Украина была охвачена огнем всенародной борьбы против иноземного нашествия. Люди, от мала до велика, боролись с ненавистным врагом, помогали Красной Армии.

9 января 1944 года штаб и управление фронта перебазировались в районный центр Житомирской области — село Андрушевка. Всякий раз, когда случалось мне проходить или проезжать по мосту возле мельницы, я добрым словом вспоминал патриота, спасшего этот мост и оказавшего помощь наступавшим войскам.

На подступах к Андрушевке батальон майора П. И. Орехова из 1-й танковой армии встретил сильное сопротивление врага. С опушки леса, опоясанной глубоким рвом, по нашим танкам открыли огонь немецкие пушки. Головная походная застава завязала огневой бой. Тем временем танковая рота совершила обходный маневр и ударила с тыла. Гитлеровцы дрогнули. Воспользовавшись замешательством противника, наши танки помчались к речке Гуйва, чтобы захватить мост и не дать гитлеровцам взорвать его.

Стреляя из пушек и пулеметов по метавшимся на берегу реки фашистским саперам, головные машины приближались к мосту. Не обращая внимания на перестрелку, наперерез танку выбежал коренастый дед.

— У моста мины, — сообщил он танкистам. — Подорваться недолго. Фашисты мост хотели разрушить. Они уже и тол заложили, заряды подготовили. Но мы с соседом не дремали, секирой перерубили запальные шнуры. А насчет мин не беспокойтесь. Я вам покажу, где их заложили.

— Спасибо, отец, — поблагодарил майор Орехов. — А как же тебя величать?

— Манила Никитович Магола, — ответил дед. — А хата моя туточки. Заходите, дорогими гостями будете.

— Спасибо, Манила Никитович, — поблагодарил комбат. — У нас еще дел много, бой продолжается.

Обезвредив минное поле и достав из-под моста взрывчатку, танкисты ворвались в Андрушевку.

В начале 1944 года наше командование наградило медалью "За боевые заслуги" семидесятишестилетнего патриота из села Головчино Родиона Корду. За свою жизнь дед Родион прошел вдоль и поперек все Полесье. Когда наши разведчики обратились к нему за помощью, Корда молодцевато подтянулся и заявил:

— С вами, красные бойцы, хоть куда пойду! Только вот коня дайте быстрого, а то мою кобыленку фрицы забрали, да седло, да саблю. Я, может быть, и в гвардию к вам запишусь.

И Родион Корда повел наш кавалерийский разведывательный отряд по глухим местам Полесья. Когда требовалось, Корда оставлял коня и проникал в село, занятое гитлеровцами. Потом возвращался и докладывал командиру, что видел.

В ходе Житомирско-Бердичевской операции войска 1-го Украинского фронта добились значительных успехов. Ломая ожесточенное сопротивление крупных сил врага, наши войска в первых числах января 1944 года освободили Бердичев, Новоград-Волынский, Белую Церковь, Ржищев и Сарны.

При штурме города Белая Церковь вместе с частями 40-й армии вновь отличилась 1-я отдельная чехословацкая ордена Суворова бригада. На этот раз она была награждена орденом Богдана Хмельницкого I степени. В приветственной телеграмме Военного совета 1-го Украинского фронта, посланной братьям по оружию, говорилось, что эта вторая награда правительства СССР является признанием геройства, храбрости и отваги лучших сынов чехословацкого народа, которые с оружием в руках в жестоких боях с врагом завоевывают свободу и независимость своей родины. "Пусть ваши героические подвиги, — писал Военный совет, — войдут в историю чехословацкого народа как лучшая ее страница".

Вечером 10 января 1944 года Военный совет фронта, получив текст Указа Президиума Верховного Совета СССР по телеграфу, сердечно поздравил с высокими правительственными наградами командующих армиями генералов А. А. Гречко, Ф. Ф. Жмаченко, М. Е. Катукова, С. А. Красовского, К. С. Москаленко, Н. П. Пухова и И. Д. Черняховского. Они стали одними из первых кавалеров вновь учрежденного полководческого ордена Богдана Хмельницкого I степени.

Одновременно Президиум Верховного Совета СССР издал указ о присвоении звания Героя Советского Союза большой группе воинов фронта, отличившихся в битве за Киев и Правобережную Украину. Высшей боевой почести были удостоены гвардии старший сержант Иван Антонов, первым ворвавшийся на танке в Святошино, младший сержант Алимкай Абдершин, который в течение восьми дней удерживал важный рубеж, отбивая превосходящие силы врага, красноармеец Матай Баисов, заменивший выбывших из строя командира расчета и наводчика, гвардии лейтенант Иван Бутенко, таранивший фашистский танк, и многие другие отважные воины.

11 января 1944 года газета «Правда» посвятила героям нашего фронта специальную передовую статью "Красная Армия — армия героев". В ней говорилось: "Антонов — русский, Бутенко — украинец, Баисов — казах, Абдершин — татарин, и все они — братья по оружию, сыновья единой Советской матери-Родины, Баисов — член ВКП(б), Абдершин — беспартийный. Ими владеет один порыв. У них одна советская душа.

Из таких людей состоит весь список новых Героев Советского Союза. Несокрушима страна, рождающая таких воинов!"

Несколько дней спустя по инициативе начальника политотдела 1-й танковой армии полковника А. Г. Журавлева были выпущены листовки о Героях Советского Союза. Особенно запомнилась листовка о подвиге парторга подразделения лейтенанта П. Ф. Гриболева, принявшего в решающий момент боя командование танковой ротой и воодушевившего своей личной отвагой другие экипажи. Танкисты под командованием Петра Гриболева прорвались к железной дороге, перерезали важную коммуникацию и блокировали бронепоезд противника. Парторг одним из первых ворвался в населенный пункт и вместе с другими танкистами захватил его, победив многочисленного и сильного врага.

Военный совет и политуправление фронта рекомендовали шире популяризировать подвиги героев, предавать гласности каждый факт награждения отличившихся. Командиры, используя предоставленное им право, часто в ходе боя или сразу же после выполнения задачи награждали мужественных воинов и объявляли об этом по радио, перед строем, в многотиражной печати.

Фронтовая практика выработала разнообразные и действенные виды поощрений: посылка писем на родину героев, фотографирование отличившихся солдат и сержантов при развернутом Знамени части. Такая фотография, например, в начале 1944 года была послана на родину кавалера ордена Славы разведчика гвардии старшины Архипа Левчука. "Гордитесь, славная мать, своим сыном-защитником! — писало командование полка Марии Ильиничне Левчук. — Шлем вам в подарок его фотографию у гвардейского Знамени части. Ему он присягал в верности Родине и клятву свою выполняет с честью".

Поощрение отличившихся принимало самые разнообразные формы. Порой имели место и случаи исключительные, как говорится, уставами не предусмотренные. Однажды, когда бои приняли позиционный характер и выдалось небольшое затишье, к офицеру обратился рядовой Кременчуцкий и попросил на несколько часов дать ему отпуск, чтобы навестить семью. Его родное село находилось в нескольких километрах.

Боец с трудом узнал родные места, превращенные фашистскими извергами в руины. Вместо своего дома он увидел пепелище, а семья его ютилась у знакомых в погребе.

Вернувшись в часть, солдат поделился горем с командиром и его заместителем по политической части. Они посовещались между собой и решили: "Кременчуцкий — хороший солдат, воюет уже не один год, с боями прошел от Волги до Правобережной Украины. Надо оказать помощь заслуженному фронтовику".

На другой же день по приказанию командира в село отправились саперы и быстро построили для семьи Кременчуцкого добротный дом.

— Это вам как поощрение за храбрость в бою, за самоотверженный ратный труд, — сказал командир рядовому Кременчуцкому перед строем бойцов.

— Заверяю вас, — взволнованно ответил красноармеец, — что буду еще усерднее нести службу и яростнее сражаться с врагом!

Забота командира о подчиненном до глубины души тронула всех однополчан, Родина отмечала храбрых бойцов и командиров орденами и медалями. Лучшие комсомольцы и молодые солдаты награждались Почетными грамотами ЦК ВЛКСМ и ЦК комсомола Украины. Снимки героев печатались в газетах и листовках. Поэты слагали о них стихи. Славным делам отважных воинов была посвящена передвижная выставка фронтового Дома Красной Армии "Боевой путь 1-го Украинского фронта". На ней экспонировались портреты и фотографии отличившихся солдат, сержантов и офицеров. Скульптор Першудчев подготовил для выставки несколько бюстов Героев Советского Союза,

Сердечное слово командира, политработника, благодарность старшего начальника тоже были поощрениями, воодушевлявшими воинов на новые подвиги.

Житомирско-Бердичевская операция войск 1-го Украинского фронта положила начало зимней кампании 1944 года. Вслед за нами 5 января 1944 года перешел в наступление наш сосед — 2-й Украинский фронт под командованием генерала армии И. С. Конева, а затем 3-й и 4-й Украинские фронты, возглавляемые генералами Р. Я. Малиновским и Ф. И. Толбухиным.

Наступавшие войска встречали возраставшее с каждым днем противодействие неприятеля. С 24 по 31 декабря 1943 года противник перебросил с других участков к полосе нашего фронта четыре пехотные дивизии. Но это было только начало. В первой половине января 1944 года появилось еще несколько пехотных и танковых дивизий врага.

Сосредоточив в районе Винницы и Умани крупную танковую группировку, гитлеровцы нанесли по войскам 38-й и 1-й танковой армий два контрудара. Обстановка создалась сложная. В тот момент, когда наши передовые отряды вели бои на Южном Буге, к штабу 1-й танковой армии, находившемуся в районе Липовца, бешено рвались фашистские «тигры». На угрожаемое направление были переброшены резервные части. Ожесточенные бои продолжались около двух недель.

Противник нанес контрудар и по частям 40-й армии и 5-го гвардейского танкового корпуса. Усилились контратаки на житомирском направлении и на правом крыле фронта, где 13-я армия генерала Н. П. Пухова 11 января 1944 года овладела городом Сарны и передовыми отрядами вышла к рекам Горынь и Стырь.

Учитывая сложившуюся обстановку, командующий войсками 1-го Украинского фронта 15 января с разрешения Ставки приказал всем армиям и соединениям перейти к обороне и, прочно удерживая занимаемые рубежи, разбить контратакующие части противника.

Критически оценивая общие итоги декабрьского наступления войск 1-го Украинского фронта, нельзя не заметить отдельных просчетов со стороны командующего, штаба и Военного совета, переоценивших возможности измотанных боями войск. Порой наши силы и средства распылялись по второстепенным направлениям. Может быть, поэтому на завершающем этапе операции мы остались без резервов, вследствие чего трудно было отражать контрудары врага.

В целом же декабрьское наступление, развернувшееся на огромном фронте от Полесья и почти до Винницы, принесло крупный оперативный успех. Войска 1-го Украинского фронта, отвлекшие на себя крупные силы врага и перемоловшие немало фашистских дивизий, за время наступления (с 24 декабря 1943 года по 6 января 1944 года) продвинулись на 80-200 километров и почти полностью освободили Киевскую, Житомирскую области и ряд районов Винницкой и Ровенской областей, в том числе города Житомир, Бердичев, Казатин, Белая Церковь, Новоград-Волынский.

Противник понес огромный урон. Наши воины уничтожили 72,5 тысячи гитлеровцев, 1311 орудий и минометов, 1227 танков и штурмовых орудий, захватили около 4,5 тысячи пленных.

Войска 1-го Украинского фронта полностью ликвидировали угрозу, нависавшую над Киевом, и совместно с наступавшими войсками 2-го Украинского фронта создали реальные предпосылки для окружения и уничтожения корсунь-шевченковской группировки врага.

Корсунь-Шевченковский котел

Корсунь-Шевченковский выступ, начинавшийся от реки Днепр и господствующих Каневских высот, разъединял смежные фланги 1-го и 2-го Украинских фронтов, затрудняя их совместные боевые действия. Немецко-фашистское командование не оставляло намерения при благоприятных условиях использовать этот плацдарм для удара на Киев и восстановления утраченных позиций в районе Днепра. Недаром гитлеровская пропаганда, пытаясь принизить успехи нашего наступления на житомирском направлении, продолжала бахвалиться: "Солдаты германского рейха и поныне черпают воду из Днепра".

Учитывая опасность Корсунь-Шевченковского выступа, Ставка Верховного Главнокомандования в директиве от 12 января 1944 года поставила перед 1-ми 2-м Украинскими фронтами задачу — одновременными ударами под основание выступа окружить и уничтожить сосредоточенную здесь группировку противника.

В сжатые сроки, фактически почти не имея оперативной паузы, Военный совет и штаб фронта должны были в ходе непрекращающихся напряженных боев осуществить перегруппировку войск, обеспечить доставку в части тысяч тонн снарядов, мин и бомб. Требовалось также принять пополнение, морально и политически подготовить воинов, ведущих оборонительные бои, к активным наступательным действиям против вражеской группировки, которая насчитывала в своем составе десять дивизий, моторизованную бригаду, отдельный танковый батальон и шесть дивизионов штурмовых орудий.

Перед Корсунь-Шевченковской операцией создавалась 6-я танковая армия. В наступлении ей отводилась заметная роль. В состав нового объединения вошли 5-й гвардейский танковый и 5-й механизированный корпуса. К началу операции армия, находившаяся в стадии формирования, имела лишь 107 танков и САУ.

Когда встал вопрос о том, кого назначить командующим вновь организуемой танковой армии, Военный совет 1-го Украинского фронта рекомендовал генерала А. Г. Кравченко. Николай Федорович Ватутин, знавший Кравченко еще по Юго-Западному фронту, охарактеризовал Андрея Григорьевича как решительного и энергичного военачальника, способного выполнять большие и трудные задачи. Умелый организатор боя и мастер глубокого маневра, он был одним из тех танковых командиров, кто окружал немецко-фашистскую армию под Сталинградом.

С генералом А. Г. Кравченко я не раз встречался в боевой обстановке и был согласен с характеристикой, которую дал ему генерал армии Н. Ф. Ватутин. Военный совет высоко ценил боевое умение, инициативу и опыт Андрея Григорьевича, его морально-боевые качества, прежде всего честность, храбрость и твердую волю. На основании нашего ходатайства генерал А. Г. Кравченко был утвержден в должности командарма.

В боевой обстановке произошло мое знакомство с вновь назначенным членом Военного совета 6-й танковой армии генерал-майором Г. Л. Туманяном. Он обладал немалым боевым опытом, находился на фронтах Отечественной войны с 1941 года, был комиссаром полка, затем стрелкового и танкового корпусов, членом Военного совета 12-й и 46-й общевойсковых армий.

Контратакующим танкам врага удалось тогда вклиниться в нашу оборону и прорваться непосредственно к деревне, где находился штаб армии. На окраине села уже рвались снаряды, все явственнее приближалась пулеметная трескотня. В эти критические минуты член Военного совета генерал Туманян проявил хладнокровие и выдержку. Встретившись со мной, он кратко доложил о сложившейся обстановке и попросил разрешения немедленно выехать в расположенную поблизости танковую бригаду, чтобы в соответствии с решением командарма выдвинуть ее на угрожаемое направление. Активное вмешательство члена Военного совета ускорило выдвижение бригады. Она нанесла удар по прорвавшемуся противнику, и положение было восстановлено.

В ходе подготовки к Корсунь-Шевченковской операции на левом крыле 1-го Украинского фронта была создана ударная группировка в составе 6-й танковой армии и части сил 40-й и 27-й армий. Она имела задачу прорвать оборону противника на 25-километровом участке в районе Тыновки и, нанося главный удар в общем направлении на Звенигородку, к исходу третьего дня операции главными силами выйти на рубеж Тальное, Звенигородка, Лысянка, а подвижными войсками овладеть Шполой, где соединиться с танкистами 2-го Украинского фронта.

24-25 января 1944 года начал наступательные действия наш левофланговый сосед — 2-й Украинский фронт. Перед наступлением войск 1-го Украинского фронта погода изменилась. Внезапно пошел дождь, зажурчали ручьи, согнавшие снега. На водоемах почернел и набух лед, а местами даже вскрылись реки. Грунтовые дороги стали непроезжими. Доставка боеприпасов и продовольствия в войска осложнилась.

Командиры, политорганы и работники войскового тыла обратились за помощью к местному населению. На подводах и волокушах, а то и просто вручную жители прифронтовых сел доставляли частям боеприпасы, под руководством армейских специалистов ремонтировали мосты, прокладывали гати, застилали хворостом крутые спуски и подъемы. Помощь местного населения трудно переоценить.

Утром 26 января на позиции противника, затянутые серой завесой тумана, обрушился артиллерийский шквал. Н. Ф. Ватутин находился на своем наблюдательном пункте, оборудованном в районе наступления нашей ударной группировки, и лично руководил боевыми действиями левого крыла фронта.

Но прорвать оборону врага нам долго не удавалось. Гитлеровцы предпринимали сильные контратаки, цеплялись за каждую позицию и траншею.

Тем временем у 2-го Украинского фронта, начавшего наступление раньше нас, успех уже обозначился. Оборона противника была прорвана, и части 5-й гвардейской танковой армии генерал-полковника танковых войск П. А. Ротмистрова вышли на оперативный простор и приближались к Шполе. Командиры и политработники оповестили об этом бойцов, призвав их решительно взламывать неприятельскую оборону, прокладывать путь нашим танкистам и, завершив окружение противника, с честью выполнить приказ Родины.

Во второй половине дня некоторым соединениям 27-й армии удалось вклиниться во вражескую оборону. Командующий войсками 1-го Украинского фронта решил развить наметившийся успех и перебросил в полосу наступления 27-й армии генерал-лейтенанта С. Г. Трофименко резервные части.

Успешно прорывала оборону противника и 6-я танковая армия, выполнявшая несколько необычную для нее задачу. Механизированный корпус армии имел самостоятельную полосу наступления.

Усилиями войск 6-й танковой, 40-й и 27-й армий вражеская оборона была сокрушена! Наступило утро 27 января. В рассветной мгле все яснее проступали серые холмы, перепаханные накануне артиллерией, измятые гусеницами боевых машин.

С гулом и грохотом двинулись танки, облепленные десантниками, загудели автомашины с орудийными расчетами и прицепленными пушками. Это ринулся в прорыв передовой отряд 6-й танковой армии под командованием генерал-майора танковых войск М. И. Савельева. В составе отряда были 233-я танковая бригада, 1228-й самоходно-артиллерийский полк, мотострелковый батальон и батарея истребительно-противотанковой артиллерии.

После стремительного удара через Лысянку наш подвижной отряд ворвался в Звенигородку ив 13.00 28 января соединился с танкистами 2-го Украинского фронта. Так было замкнуто кольцо окружения вокруг семи пехотных и одной танковой дивизий врага, моторизованной бригады, управлений 11-го и 42-го армейских корпусов, отдельных частей еще одной пехотной дивизии и многих специальных подразделений гитлеровской армии.

Враг понес огромный урон. Имели потери и наши войска. Продвигаясь вместе с передовыми частями к Звенигородке, пал в бою командующий бронетанковыми и механизированными войсками 1-го Украинского фронта генерал-лейтенант танковых войск А. Д. Штевнев. Это был мужественный военачальник, закаленный воин, старый член партии. Военный совет был глубоко опечален потерей крупного танкового командира, опытного организатора, хорошего товарища.

Сражение под Корсунью с каждым днем ожесточалось. Военный совет 1-го Украинского фронта в своем обращении к войскам потребовал в короткий срок разгромить и уничтожить оказавшуюся в котле крупную группировку гитлеровцев. "Доблестные боевые друзья! — говорилось в обращении Военного совета. Окруженный, загнанный нашими войсками в ловушку, враг мечется в своей предсмертной агонии, делает отчаянные попытки вырваться из окружения. Не допустим этого!

Во имя нашей Родины, во имя нашей победы призываем: стремительными и сокрушительными ударами обрушить всю мощь нашего оружия на голову врага, полностью разгромить и ликвидировать окруженную группировку противника! Действовать быстро, смело, нападать на врага внезапно, решительно дробить и уничтожать его по частям…"{20}

Большой подъем среди воинов вызвал салют Москвы и приказ Верховного Главнокомандующего о присвоении отличившимся частям и соединениям почетного наименования Звенигородских.

Генерал Н. Ф. Ватутин и штаб приняли энергичные меры для создания совместно с соседом внутреннего и внешнего фронтов окружения. 2-я воздушная армия генерала С. А. Красовского получила задачу действовать на внешнем кольце, уничтожая немецко-фашистскую авиацию, и в первую очередь транспортные самолеты, на земле и в воздухе. Наши летчики установили надежную и прочную воздушную блокаду котла.

Помня о недавней катастрофе на Волге, постигшей 330-тысячную немецкую армию, гитлеровское командование с лихорадочной поспешностью пыталось деблокировать свои войска в районе Корсунь-Шевченковского. В полосе 2-го Украинского фронта эсэсовские танковые дивизии, выдвинутые из-под Кировограда, нанесли сильный контрудар. Не добившись там успеха, гитлеровское военное руководство перенесло главные усилия на наш участок. Но это не застало нас врасплох. Разведка установила сосредоточение севернее Умани крупных танковых сил врага. На участке 27-й армии бойцы задержали переодетого фашистского лазутчика, пробиравшегося к командовавшему окруженной группировкой генералу Штеммерману с задачей согласовать детали совместного концентрированного удара по советским войскам, намеченного Манштейном на 4 февраля 1944 года.

Вечером 2 февраля мы с генералом армии Н. Ф. Ватутиным и начальником штаба фронта генерал-лейтенантом А. Н. Боголюбовым обсуждали эти разведывательные данные. До начала контрудара неприятеля оставалось немногим более суток, а резервов поблизости не было. Как же поступить, что предпринять? Николай Федорович позвонил по ВЧ командующему 2-й воздушной армией генералу С. А. Красовскому и сообщил о серьезной угрозе, нависшей над нашими войсками, действовавшими на внешнем фронте, о сосредоточении севернее Умани крупной танковой группировки врага. Командующий фронтом приказал 2-й воздушной армии содействовать наземным частям в отражении контрудара противника и не допустить подхода его танков к окруженной группировке. Еще более прочной должна быть и блокада с воздуха.

Выслушав доклад генерала С. А. Красовского, Николай Федорович сказал:

— Я знаю, что погода не благоприятствует, и отчетливо представляю все трудности полетов в сложных метеорологических условиях. Но обстановка требует, чтобы наша авиация без промедления, завтра же нанесла удары по фашистским танкам.

Телефонный разговор с генералом С. А. Красовским командующий фронтом закончил словами: "Иного ответа от вас и не ждал. Желаю боевых успехов".

Николай Федорович положил трубку и сказал:

— Красовский заверил, что он и летчики сделают все, что в их силах и возможностях, — несмотря на плохую погоду, нанесут бомбовые и штурмовые удары по танковой группировке врага.

— А погода и в самом деле нелетная, — хмуро проговорил генерал А. Н. Боголюбов, прислушиваясь, как вьюга бьет по оконным стеклам колкой крупой и в печной трубе неумолчно воет неистовый ветер.

Как мне потом рассказывал заместитель командующего 2-й воздушной армией по политчасти генерал С. Н. Ромазанов, в штабе и политотделе армии в ту ночь никто не спал. В 291, 264 и 227-й штурмовых авиадивизиях, выделенных для выполнения боевого задания, командиры и политработники, инженерно-технический состав и труженики авиационного тыла готовились к напряженному и трудному летному дню.

Под утро вьюга стихла, но метеорологические условия оставались сложными. На рассвете 3 февраля группы штурмовиков поднялись в воздух и взяли курс на Гайсин и Христиновку. В районе этих населенных пунктов в перелесках и оврагах укрывались немецкие танки, сосредоточенные для контрудара по войскам нашего фронта.

Появление краснозвездных «ильюшиных» в нелетную погоду было полной неожиданностью для врага. Штурмовыми и бомбовыми ударами наша авиация вывела из строя немало фашистских танков, самоходных орудий, автомашин и бронетранспортеров. Значительны были потери гитлеровцев и в живой силе. Аэрофотосъемка подтвердила большую эффективность налетов.

Одновременно 2-я воздушная армия нанесла удары и по вражеским аэродромам, уничтожив десятки боевых и транспортных самолетов, предназначенных для снабжения окруженных немецких войск боеприпасами и эвакуации гитлеровцев из котла.

Получив донесение о боевых успехах летчиков, Военный совет вечером 3 февраля направил во 2-ю воздушную армию следующую телеграмму: "Командирам 10 иак Головня, 264 шад Клобукову, 227 шад Ложечникову. Военный совет 1-го Украинского фронта удовлетворен работой летчиков ваших частей по уничтожению транспортной авиации противника 3.2.44 г. Поздравляем с победой. Объявляем благодарность всему личному составу, участвовавшему в разгроме врага.

Военный совет фронта желает больших успехов в уничтожении немецких захватчиков.

Ватутин, Крайнюков"{21}

Эффективно действовали летчики и в последующие дни. Ненастным февральским утром, когда низкая облачность, снегопад и плохая видимость, казалось, исключали полеты, наиболее подготовленные и опытные экипажи 291-й штурмовой авиадивизии генерала А. Н. Витрука поднялись на выполнение нового боевого задания.

Генерал С. Н. Ромазанов, находившийся на командном пункте, рассказывал о том, как командарм С. А. Красовский с тревогой и волнением следил за полетом в сложнейших метеорологических условиях. Определив по времени, что штурмовики миновали линию фронта и подходят к цели, генерал С. А. Красовский взял в руки микрофон и обратился к экипажам:

— Орлы! Родина верит вам и надеется на вас! Прямо по курсу — фашистские танки!

Выслушав краткий доклад ведущего группы о том, что цель обнаружена, генерал С. А. Красовский дал разрешение начать боевую работу по уничтожению скопления вражеских танков и автомашин.

Летчики точно вышли на цель и нанесли гитлеровцам большой урон. Генерал С. А. Красовский не только умело руководил боевой деятельностью авиационных соединений, но и был искусным организатором политической работы, воспитателем личного состава. Один из первых комиссаров молодых авиаотрядов, Степан Акимович хорошо знал формы и методы политработы, повседневно применял их на практике, подавая пример командирам дивизий и полков.

Сослуживцы любили командарма Красовского за его боевые и душевные качества, умелое руководство, твердость и требовательность, отзывчивость, простоту и подлинно партийное отношение к делу.

2-я воздушная армия успешно действовала в Корсунь-Шевченковской операции, равно как и в других битвах Великой Отечественной войны.

4 февраля 1944 года северо-западнее Звенигородки гитлеровцы нанесли по войскам нашего фронта сильный контрудар. Массированными атаками, в которых участвовало до 200 танков, противник норовил извне прорвать кольцо советских войск и деблокировать корсуньскую группировку. Одновременно и окруженные вражеские части во главе с танковой дивизией СС «Викинг» предпринимали отчаянные попытки вырваться из котла. Но тщетно! Наши войска, обогащенные опытом сталинградских боев и других сражений, не позволили врагу вырваться из кольца.

Показания военнопленных свидетельствовали о том, что окруженные под Корсунь-Шевченковским немецкие солдаты все более задумывались над своей незавидной участью, вспоминая о печальном уроке на Волге. Некоторые из них поговаривали, что надо-де жизнь спасать и сдаваться в плен, пока не поздно. Но большинство германских солдат опасалось совершить этот разумный шаг, потому что было напугано нелепыми россказнями о "зверствах красных" и "ужасной Сибири", где их якобы ждет неминуемая смерть. Подобные клеветнические измышления о Красной Армии усиленно насаждались так называемыми офицерами по национал-социалистскому воспитанию. Создание в вермахте нацистско-пропагандистского института лишний раз подтверждало, что на огромном советско-германском фронте шли не только напряженные боевые действия. Ни на минуту не затухала и яростная идеологическая борьба, в которой полную и безраздельную победу одержала наша жизнеутверждающая и справедливая, подлинно научная коммунистическая идеология.

Важным участком политической работы являлась пропаганда среди войск противника. В ходе Отечественной войны мы приобрели в этом известный опыт. Но трудностей пришлось преодолеть немало. Я вспоминаю, какой острый недостаток в кадрах мы испытывали в начале войны, когда органы, призванные вести эту важную работу, находились в стадии формирования и становления.

На первых порах наша пропаганда среди войск противника была малоэффективна не только из-за наших временных неудач на фронте, но также и потому, что она велась не всегда умело. На это, в частности, указывал Совет военно-политической пропаганды при Главном политическом управлении Красной Армии в своем постановлении от 27 июня 1942 года. "Фронтовая пропаганда, говорилось в этом документе, — носит преимущественно общий, декларативный характер. В ней не учитывается подлинный морально-политический облик немецкого солдата, отравленного ядом разбойничьей фашистской идеологии и способного понять только аргументацию силы… Преобладают уговаривание и чуждые солдатам немецко-фашистской армии различные моральные доводы (совести, гуманности, справедливости и т. д.) и совсем недостаточно используется аргументация силы устрашения".

В начальные месяцы войны вся тяжесть работы по изданию листовок для войск противника падала на Главное политическое управление РККА, выпускавшее до 80 процентов всех агитационно-пропагандистских материалов. На долю же политуправлений фронтов приходилось лишь 20 процентов. Политорганы армий, корпусов, дивизий вовсе не издавали листовок. Их деятельность ограничивалась распространением материалов, присланных из Центра и написанных подчас без учета местных условий и конкретной оперативной обстановки.

А между тем фронтовая действительность все более настоятельно требовала, чтобы политорганы на местах развернули оперативное издание листовок для войск противника. Помню, 29 ноября 1941 года войска Южного фронта, в том числе 9-й армии, где я был членом Военного совета, освободили Ростов-на-Дону, крепко потрепав 1-ю немецкую танковую армию фон Клейста. Гитлеровцы поспешно бежали из Ростова, побросав в панике немало орудий, минометов, автомашин, боеприпасов и оставив на произвол судьбы многих раненых. Это одно из первых и довольно крупных поражений фашистского вермахта в 1941 году ошеломило гитлеровских вояк. Немецкие солдаты недоумевали, как же случилось, что командующий группой армий «Юг» генерал-фельдмаршал Рундштедт, командующий 1-й танковой армией генерал фон Клейст и их многочисленные войска, покорившие Францию и другие страны Европы, оказались вдруг битыми и позорно бежали.

Мы не могли ждать, пока Главное политическое управление пришлет рассчитанную на войска противника агитационную литературу о победе советских войск под Ростовом-на-Дону. Политотдел 9-й армии, возглавляемый полковым комиссаром Б. С. Мельниковым, экстренно выпустил листовку на немецком языке о поражении гитлеровцев под Ростовом, а наши летчики разбросали эти листовки над отступавшими колоннами танковой армии фон Клейста и в полосе передовых позиций противника.

Сокрушительный разгром немецко-фашистских войск под Сталинградом, Курском и другие крупные успехи Советских Вооруженных Сил оказали известное влияние на моральный дух немецкого солдата. Выдающиеся победы Красной Армии придали особую убедительность нашим пропагандистским материалам для войск противника. Да и люди, занимающиеся этой необычной и нелегкой деятельностью, стали более опытными. Как правило, пропаганда велась оперативно и дифференцированно. Для солдат одна листовка, для офицеров — другая. Содержание их увязывалось с оперативно-тактической обстановкой на фронте.

В устной и печатной пропаганде и контрпропаганде разъяснялась неизбежность поражения фашистской армии, разоблачались преступные планы гитлеровской клики. В листовках непременно проводилась четкая грань между немецким народом и Гитлером с его нацистскими приспешниками, посылавшими солдат вермахта на гибель за чуждые им интересы.

В дни Корсунь-Шевченковской операции политуправление 1-го Украинского фронта большим тиражом выпустило листовку на немецком языке, снабженную схемой окружения. В ней говорилось о том, что советские войска прочно, как на Волге, взяли в непробиваемое стальное кольцо крупную группировку вермахта. Солдатам и офицерам противника предлагалось сделать выбор — либо сдача в плен, либо неминуемая гибель.

Наши самолеты неоднократно разбрасывали эту листовку. Ее распространяли и воины-разведчики, проникавшие в тыл врага, а также отдельные военнопленные, засылаемые в окруженные части. Широкий размах приняла и устная агитация с помощью мощных радиовещательных установок.

В первых числах февраля на 1-й Украинский фронт прибыли работники Главного политического управления РККА во главе с заместителем начальника ГлавПУРа генерал-лейтенантом Иосифом Васильевичем Шикиным. В это же время прибыли вице-президент национального комитета "Свободная Германия" и президент Союза немецких офицеров генерал артиллерии Вальтер фон Зейдлиц, член правления Союза немецких офицеров генерал-майор доктор Отто Корфес и другие.

Я пригласил прибывших в столовую Военного совета. За ужином завязался разговор о цели приезда столь необычных гостей. Генерал артиллерии фон Зейдлиц заявил, что он после трагедии германской армии под Сталинградом хочет предостеречь своих соотечественников от бессмысленных жертв. Он сообщил, что написал личные письма командиру 42-го армейского корпуса, а также знакомым ему генералам и офицерам.

В листовке с подписью-факсимиле генерала фон Зейдлица, распространенной среди окруженных под Корсунью немецких войск, в частности, говорилось: "Как президент Союза немецких офицеров движения "Свободная Германия", я поспешил на ваш фронт, чтобы установить лично связь с вами и показать вам единственно возможный путь из катастрофы". Листовка призывала солдат и офицеров вермахта переходить на сторону национального комитета "Свободная Германия".

Как затем стало известно, гитлеровцы заочно приговорили генерала фон Зейдлица к смертной казни. Приговор зачитывался во всех дивизиях вермахта. Военнослужащих гитлеровской армии обязывали подписывать клятвенное обязательство: "Я не перейду на сторону армии фон Зейдлица, если окажусь в плену. В противном случае пусть меня исключат из народной общности и уничтожат мой род".

К слову сказать, никакой армии фон Зейдлица в природе не существовало. Но у страха, как говорят, глаза велики. Гитлеровскую клику пугало антифашистское движение в любых формах и проявлениях, в том числе и деятельность Союза немецких офицеров, основанного осенью 1943 года военнопленными в СССР. Союз солидаризировался с манифестом национального комитета "Свободная Германия".

Советское командование, решив избежать напрасного кровопролития, 8 февраля 1944 года предъявило германским войскам, окруженным под Корсунь-Шевченковским, ультиматум, в котором предлагало прекратить сопротивление. В документе, подписанном представителем Ставки, координировавшим действия фронтов, Маршалом Советского Союза Г. К. Жуковым и командующими 1-м и 2-м Украинскими фронтами генералами армии Н. Ф. Ватутиным и И. С. Коневым, всем немецким офицерам и солдатам, прекратившим сопротивление, гарантировались жизнь и безопасность, а после окончания войны возвращение в Германию или в любую другую страну по личному желанию военнопленного. В ультиматуме говорилось, что всем сдавшимся офицерам, унтер-офицерам и солдатам будут сохранены военная форма, знаки различия, ордена, личная собственность и ценности, а старшему офицерскому составу и холодное оружие. "Если вы отклоните наше предложение сложить оружие, гласил ультиматум, — то войска Красной Армии и воздушного флота начнут действия по уничтожению окруженных ваших войск и ответственность за их уничтожение понесете вы"{22}.

Для вручения противнику ультиматума командующий войсками 1-го Украинского фронта генерал армии Н. Ф. Ватутин назначил парламентером старшего помощника начальника 1-го отделения разведывательного отдела штаба фронта подполковника А. П. Савельева, переводчиком лейтенанта А. В. Смирнова и сигналистом рядового А. Р. Кузнецова. Парламентер и сопровождавшие его лица получили лично у генерала армии Н. Ф. Ватутина подробный инструктаж об их обязанностях и правах, о том, как надлежит исполнить процедуру вручения пакетов с ультиматумом командирам 42-го и 11-го немецких армейских корпусов.

8 февраля в 11 часов парламентер и сопровождавшие его товарищи перешли линию фронта. "Исходным пунктом нашего выступления был бугор, что метров 300 севернее Хировка, Стеблев, — писал подполковник А. П. Савельев в рапорте Военному совету фронта. — До переднего края обороны противника было не менее 1000 метров. Дул сильный встречно-боковой ветер… Я понял, что вряд ли при такой погоде и таком расстоянии немцы могли слышать нашу передачу через громкоговорящую установку. Приходилось надеяться на белый флаг, который был хорошо виден. Сигнала трубы первое время немцы также слышать не могли.

Как только мы прошли шагов 30–40, нас с фронта обстрелял пулемет очередью в 10–12 пуль. Мы остановились, помахали флагом, тов. Кузнецов проиграл сигнал «Внимание». Прошли еще шагов двадцать. Последовала такая же очередь. Пули просвистели буквально около нас. Я дал команду "Ложись!". Мы легли в неглубокую борозду, держа флаг вверх. Через пару минут противник обстрелял нас лежащих…"{23}

Группа Савельева вынуждена была сделать перебежку Пулемет замолчал но ружейный огонь не прекращался. Пренебрегая опасностью, наши посланцы продолжали продвигаться вперед, размахивая белым флагом. Время от времени сигналист играл «Внимание».

Наконец навстречу вышла группа немцев. Подполковнику и его спутникам завязали глаза и ломаным маршрутом повели в Стеблев. Оттуда их на машине повезли в штаб. Переговоры вел офицер, назвавшийся полковником Фукке. Он заявил, что командиров 42-го и 11-го армейских корпусов здесь якобы нет и что он является командующим сосредоточенными в данном районе войсками.

А. П. Савельев сказал, что ему неясно, командующим какими войсками является полковник Фукке — всеми ли войсками, находящимися в окружении, или же частями того участка обороны, где парламентеры перешли линию фронта.

К слову сказать, нам уже тогда было известно, что в окруженной фашистской группировке полковник Фукке командовал одним лишь стеблевским участком обороны. Вот почему на вопрос советского парламентера он прямого ответа не дал и пустился в отвлеченные и путаные рассуждения о том, что есть, мол, различные тактические понятия термина «окружение». Однако пакет он принял и сообщил, что ультиматум советского командования будет передан в вышестоящие инстанции.

Прошло некоторое время, потребовавшееся немцам для консультации, и упомянутый полковник объявил парламентерам, что окончательный ответ будет дан на следующий день в установленное время. "Я уточнил, — докладывал об итогах своего визита в стан врага подполковник А. П. Савельев, — каким способом будет дан ответ: так, как сказано в ультиматуме, или другим способом? Мне ответили: как сказано в ультиматуме.

…Тот же автомобиль быстро домчал нас на передний край. Было уже поздно (около 18.30). Мы спешили.

Сопровождавший нас офицер предложил развернуть белый флаг. Мы взяли друг друга под руки и, сопровождаемые с флангов солдатами, быстро пошли по шоссе в сторону нашей обороны. Офицер передал, что после того, как нам развяжут глаза, мы должны, не оглядываясь, следовать в свою сторону…

Когда мы приблизились к нашим окопам, были уже густые сумерки. Нас встретил боец с радостной улыбкой"{24}

На следующий день к 12 часам штаб генерала Штеммермана сообщил, что немецкая сторона отклоняет ультиматум советского командования. Как потом выяснилось, Гитлер требовал, чтобы окруженные под Корсунь-Шевченковским фашистские войска любой ценой удерживали позиции, клятвенно заверяя, что котел будет во что бы то ни стало деблокирован.

Об этом говорили перебежчики и пленные. Они сообщали, что с юга на помощь окруженным войскам идут пять танковых дивизий, в том числе танковая дивизия СС "Адольф Гитлер".

Руководству фронта было ясно, что фашистские генералы и офицеры всячески постараются скрыть от немецких солдат сам факт окружения и содержание советского ультиматума, имеющего в своей основе гуманные предложения. Военный совет фронта обязал политуправление напечатать текст ультиматума советского командования на немецком языке и распространить эту листовку среди окруженных войск противника.

После того как ультиматум был отклонен, войска 1-го и 2-го Украинских фронтов усилили боевые действия по уничтожению окруженной группировки врага, обрушив на нее всю мощь артиллерийско-минометного огня, бомбовые и штурмовые удары с воздуха.

С каждым днем бои принимали все более ожесточенный характер. Стянув под Корсунь-Шевченковский крупные силы, германское командование пыталось непременно деблокировать котел и тем самым хотя бы в какой-то мере спасти свой подмоченный на Волге политический и военный престиж. "Можете положиться на меня, как на каменную стену, — самоуверенно заявлял Гитлер в радиограмме, направленной командующему окруженными войсками генералу Штеммерману. — Вы будете освобождены из котла. А пока держитесь".

Как только штаб генерала Штеммермана отклонил ультиматум советского командования, почти одновременно три немецкие танковые дивизии, сосредоточенные на узком участке фронта, нанесли массированный таранный удар из района Буки, Ризино в общем направлении на Шубины Ставы, Шендеровка. Это наступление извне было согласовано со встречными атаками вражеских частей, находившихся в котле. Окруженные гитлеровцы с отчаянием обреченных бросались на позиции 27-й армии генерала С. Г. Трофименко, уплотнившей внутренний фронт окружения.

Еще более напряженный характер приняли бои на внешнем обводе, где бешеные атаки фашистов отбивали части 6-й танковой армии генерала А. Г. Кравченко. Ей вовремя пришла подмога. Когда создалась особенно трудная обстановка и превосходящим силам противника удалось немного вклиниться в наши боевые порядки, Ставка Верховного Главнокомандования разрешила ввести в сражение находившуюся в резерве 2-ю танковую армию (командующий генерал-лейтенант танковых войск С. И. Богданов, член Военного совета генерал-майор танковых войск П. М. Латышев). Совершив в течение суток 120-километровый марш, соединения армии выдвинулись из района Липовца на опасный участок. Некоторые части с ходу вступили в бой с врагом.

Фланговый удар соединений 2-й танковой армии по прорвавшейся группировке охладил пыл гитлеровцев. Более того, в районе Ботылевка, Виноград наши войска дополнительно создали малый котел, окружив и почти полностью уничтожив 16-ю немецкую танковую дивизию. Фашистские войска были повсеместно остановлены и на ряде участков отброшены в исходное положение.

Решив ближе познакомиться с руководством армии, переданной фронту из резерва Ставки, я прибыл на наблюдательный пункт генерала С. И. Богданова. Командарма я не застал, но зато повстречал генерала П. М. Латышева. Он был моим хорошим товарищем и однокашником по Военно-политической академии имени В. И. Ленина, которую мы окончили в 1934 году. С тех пор я не видел Латышева, и теперь, конечно, встреча была сердечной.

Мне довелось видеть Петра Матвеевича в сложной боевой обстановке, и я убедился, что в лице генерала Латышева армия имеет опытного политработника, храброго воина, стойкого коммуниста и искусного воспитателя солдат и офицеров.

О командарме С. И. Богданове П. М. Латышев отозвался так:

— Семен Ильич — выходец из семьи рабочего-путиловца. В Красной Армии он со дня ее основания. Участник трех войн. В любой обстановке действует смело и решительно, умеет дерзко и стремительно наступать и стойко защищать свои рубежи.

На участок, обороняемый 2-й и 6-й танковыми армиями, гитлеровцы наступали крупными силами. В районе Ризино, как отмечала разведка, сосредоточивались все новые и новые фашистские танковые части. Ослепленный яростью противник шел напролом. Гитлеровское командование решило не только деблокировать свою окруженную группировку, но и одновременно взять в танковые клещи наши части в районе Лысянки. Кроме главного удара, наносившегося из района Ризино на Лысянку, гитлеровцы рвались к этому населенному пункту и в полосе соседа, наступая из района Ерков.

11 и 12 февраля 1944 года бои достигли наибольшего накала. Из района Ризино, Черемисское, Тарасовка 160 танков противника с мотопехотой возобновили наступление в общем направлении на Лысянку и ценой больших потерь вклинились в нашу оборону. Навстречу им рвались окруженные немецкие части. Расстояние между ними сократилось до 10–12 километров. Чувствовалось, что противник выдыхается, что он понес огромнейшие потери.

В целях срыва вражеского замысла командующий войсками 1-го Украинского фронта принял ряд мер. В оперативном отношении он временно подчинил командующему 27-й армией генералу С. Г. Трофименко войска 6-й танковой армии. В районе Лысянка, Дашуковка, Чесноковка сосредоточивались части 2-й танковой армии. На рубеже Хижинцы, Джуренцы развертывалась 202-я стрелковая дивизия. Туда же перебрасывалась одна полностью укомплектованная бригада из 1-й танковой армии генерала М. Е. Катукова. Словом, делалось все возможное, чтобы остановленный враг и в дальнейшем не смог продвинуться. Боевая сила, помноженная на мужество и стойкость наших воинов, перечеркнула авантюристические планы гитлеровцев.

Наши войска преодолели кризисное состояние и выдержали натиск врага, В полосе 1-го Украинского фронта обескровленный враг был остановлен. По всему было видно, что окончательная ликвидация окруженной группировки является делом нескольких дней.

Неожиданно для нас в адрес командующего 1-м Украинским фронтом поступила директива Ставки Верховного Главнокомандования № 220022 от 12 февраля 1944 года. В ней говорилось: "1. Возложить руководство всеми войсками, действующими против корсуньской группировки противника, на командующего 2-м Украинским фронтом с задачей в кратчайший срок уничтожить корсуньскую группировку немцев.

В соответствии с этим 27-ю армию в составе 180, 337, 202-й стрелковых дивизий, 54-го, 159-го укрепленных районов и всех имеющихся частей усиления передать с 24 часов 12.2.44 г. в оперативное подчинение командующего 2-м Украинским фронтом".

В директиве указывалось, что снабжение взятой у нас 27-й армии оставить за 1-м Украинским фронтом; командующему 2-м Украинским фронтом связь со штабом 27-й армии до установления прямой связи иметь через штаб 1-го Украинского фронта.

Откровенно говоря, мы были тогда в недоумении. Лишь много лет спустя Маршал Советского Союза Г. К. Жуков в своих воспоминаниях несколько приоткрыл завесу и в какой-то мере разъяснил суть этой истории. Маршал Жуков, координировавший действия 1-го и 2-го Украинских фронтов, так, например, рассказывает о проходившем 12 февраля 1944 года разговоре по ВЧ с И. В. Сталиным: "Верховный сказал:

Мне сейчас доложили, что у Ватутина ночью прорвался противник из района Шендеровки в Хилки и Новую Буду. Вы знаете об этом?

— Нет, не знаю.

— Проверьте и доложите.

Я тут же позвонил Н. Ф. Ватутину и выяснил: противник действительно пытался, пользуясь пургой, вырваться из окружения и уже успел продвинуться километра на два-три, занял Хилки, но был остановлен.

Переговорив с Н. Ф. Ватутиным о принятии дополнительных мер, я позвонил Верховному и доложил ему то, что мне было известно из сообщения Н. Ф. Ватутина.

И. В. Сталин сказал:

— Конев предлагает передать ему руководство войсками по ликвидации корсунь-шевченковской группы противника, а руководство войсками на внешнем фронте сосредоточить в руках Ватутина.

— Окончательное уничтожение группы противника, находящейся в котле, ответил я, — дело трех-четырех дней. Передача управления войсками 27-й армии 1-го Украинского фронта может затянуть ход операции.

— Пусть Ватутин лично займется операцией 13-й и 60-й армий в районе Ровно — Луцк — Дубно, а вы возьмите на себя ответственность не допустить прорыва ударной группы противника на внешнем фронте района Лысянки. Все…

Н. Ф. Ватутин был очень впечатлительный человек. Получив директиву, он тотчас же позвонил мне и, полагая, что я был инициатором этого перемещения, с обидой сказал:

— Товарищ маршал, кому-кому, а вам-то известно, что я, не смыкая глаз несколько суток подряд, напрягал все силы для осуществления Корсунь-Шевченковской операции. Почему же сейчас меня отстраняют и не дают довести эту операцию до конца? Я тоже патриот войск своего фронта и хочу, чтобы столица нашей Родины Москва отсалютовала бойцам 1-го Украинского фронта.

— Николай Федорович, это приказ Верховного, а мы с вами солдаты, давайте безоговорочно выполнять приказ.

Н. Ф. Ватутин ответил:

— Слушаю, приказ будет выполнен"{25}.

В завершающие дни операции войска нашего левого крыла продолжали вести невероятно трудную борьбу на внешнем обводе, сдерживая бешеный натиск танковых дивизий врага.

Формально отключенные от боевых действий по ликвидации окруженной группировки противника, войска 1-го Украинского фронта продолжали активно вести бои. К этому порой вынуждала и сложившаяся обстановка. В ночь на 17 февраля, когда вовсю разгулялась вьюга, гитлеровцы предприняли последнюю отчаянную попытку вырваться из котла. Большими пехотными колоннами они повели атаки на позиции 27-й армии, подчиненной теперь 2-му Украинскому фронту. На участке Хилки, Комаровка ряд подразделений, а также отдельных групп противника к 9 часам утра прорвались в рощу севернее Почапинцев. Но здесь их перехватили войска 1-го Украинского фронта, довершая уничтожение и пленение врага.

18 февраля 1944 года столица нашей Родины Москва салютовала доблестным войскам 2-го Украинского фронта двадцатью артиллерийскими залпами из двухсот двадцати четырех орудий. О Л-м Украинском фронте в приказе Верховного Главнокомандующего не было сказано ничего.

Выслушав приказ по радио, мы — командующий и члены Военного совета фронта — огорчились. Нам тогда казалось, что кто-то не совсем объективно доложил Верховному Главнокомандующему о вкладе войск нашего фронта в данную операцию. Немного успокоившись, Н. Ф. Ватутин сказал:

— Главное — разбить врага, а историки потом разберутся во всем.

Начиная с 26 января и по 19 февраля 1944 года войска 1-го Украинского фронта принимали самое непосредственное участие в окружении, разгроме и уничтожении корсунь-шевченковской группировки противника. Наши войска решали эту задачу сообща, во взаимодействии со 2-м Украинским фронтом. Не умаляя заслуг и ратных дел соседа, штаб 1-го Украинского фронта подготовил в Ставку подробный отчет о боевой деятельности наших войск в Корсунь-Шевченковской операции.

20 февраля 1944 года командующий фронтом направил в Ставку следующее донесение: "Москва, Тов. Иванову{26}.

Докладываю:

1. В период 1-19 февраля войска 6 и 2 ТА и 104 ск 40 А в результате ожесточенных боев разбили ударную танковую группировку противника, наступающую в северо-восточном направлении на Шубины Ставы, Шендеровка, и отбили все атаки окруженной его группировки в юго-западном направлении, не допустив, таким образом, соединения этих двух групп противника.

2. За этот период войсками 6, 2 и 27 А (до перехода ее в подчинение 2-му Украинскому фронту) противнику нанесены тяжелые потери в технике и живой силе, уничтожено:

танков и самоходных орудий 521 минометов более 250 пулеметов 250 винтовок и автоматов до 2500 автомашин до 1700 самолетов 320

На поле боя осталось до 30 тысяч солдат и офицеров. В овраге 1,5 км севернее Петровка найден труп командующего 11 ак генерала артиллерии Вильгельма Штеммермана.

Захвачено 3200 пленных и трофеи:

танков и самоходных орудий 60 орудий разного калибра 70 бронетранспортеров 40 минометов 156 пулеметов 241 повозок с грузами 560 складов 9"{27}

Таковы исторические факты. По поводу того, что 1-й Украинский фронт не был упомянут в приказе Верховного Главнокомандующего, представитель Ставки Маршал Советского Союза Г. К. Жуков, хорошо знакомый с обстоятельствами дела, впоследствии прямо и откровенно признал:

"Я думаю, что это была ошибка Ставки.

Как известно, успех окружения и уничтожения вражеской группировки зависит от действий как внутреннего, так и внешнего фронта. Оба фронта, возглавляемые Н. Ф. Ватутиным и И. С. Коневым, сражались превосходно"{28}.

Этим авторитетным высказыванием маршал Г. К. Жуков восстановил историческую справедливость и воздал должное войскам 1-го Украинского фронта, принимавшим участие в уничтожении окруженной группировки противника.

Ликвидация Корсунь-Шевченковского выступа коренным образом изменила обстановку на стыке 1-го и 2-го Украинских фронтов, создав благоприятные условия для последующих наступательных операций в целях полного освобождения всей Советской Украины.

Почти одновременно с Корсунь-Шевченковской операцией началась и Ровно-Луцкая, отличавшаяся известным своеобразием. Командующий войсками 1-го Украинского фронта генерал армии Н. Ф. Ватутин и штаб довольно искусно и оригинально разработали маневр подвижных войск, завершавшийся глубоким охватом ровенской группировки противника. Как предусматривал план операции, 1-й и 6-й гвардейские кавалерийские корпуса, выйдя на вражеские тылы, должны были внезапно повернуть на юго-запад и, не форсируя вскрывшихся из-за оттепели рек, двигаться по-над Горынью и Стырью. Маневр кавалерийских соединений сочетался с фронтальным ударом войск 13-й и 60-й армий.

Изучая противника, анализируя разведывательные данные, Военный совет довольно точно определил наиболее слабое место в его обороне. Это был лесисто-болотистый участок западнее Сарны, где гитлеровцы не имели сплошных рубежей. Планируя наступление на этом участке, командующий и штаб фронта учитывали, что противник не сможет подкрепить свою ровенскую группировку резервами, так как значительные силы его скованы под Корсунь-Шевченковским.

Цель Ровно-Луцкой операции заключалась в том, чтобы, освободив районы Луцка и Ровно, занять выгодное охватывающее положение для последующего удара во фланг немецкой группе армий «Юг», а также сковать неприятеля и не допустить переброски фашистских войск из района Ровно, Шепетовка в район Корсунь-Шевченковского.

Ровно-Луцкая операция, пожалуй, более чем другая, характерна дружными действиями регулярных войск и партизан. Военный совет фронта поставил через Украинский штаб партизанского движения конкретные боевые задачи каждому соединению и отряду, действовавшему на Волыни и Ровенщине. А их было более тридцати, в том числе и крупные соединения В. А. Бегмы, М. И. Наумова, Д. Н. Медведева, А. Ф. Федорова, И. Ф. Федорова и других прославленных командиров.

Партизаны с боем заняли районный центр Рафаловка, Колки, город Острог, разгромили несколько гарнизонов противника. Дерзкими диверсионными действиями они навели панику среди гитлеровцев в Ровно и парализовали их важнейшие коммуникации.

Ровно-Луцкая операция началась 27 января 1944 года, на два дня позднее Корсунь-Шевченковской, Уже в первый день наступления войска 13-й армии под командованием генерала Н. П. Пухова и 60-й армии генерала И. Д. Черняховского преодолели оборону противника на реке Горынь и продвинулись на 5-12 километров, а передовые части 1-го и 6-го гвардейских кавалерийских корпусов достигли реки Стырь.

Перед вводом 1-го гвардейского кавкорпуса в сражение я связался с командиром этого соединения генералом В. К. Барановым и пожелал конникам боевых успехов.

— Вам повезло, Виктор Кириллович, — заметил я, — родные места будете освобождать, а дома, говорят, и стены помогают.

В сентябре 1939 года, когда земли Западной Украины воссоединялись с Советской Родиной, кавкорпус участвовал в освободительном походе Красной Армии. Затем его части продолжительное время квартировали в Ровно, Жолкеве и во Львове. И вот теперь гвардейцы-кавалеристы шли по тем самым лесам и болотам, где генерал В. К. Баранов и другие командиры в предвоенные годы проводили тактические учения и совершали марши, готовясь к боевым испытаниям.

Путь оказался неимоверно тяжелым. Кавалеристы шли по непролазной грязи, топким болотам. Транспорт с боеприпасами и грузами отставал, и гвардейцы подчас двигались в пешем строю, по пояс в ледяной воде, неся на себе пулеметы, минометы и боеприпасы.

По приказанию командующего войсками фронта летчики оказали помощь кавалеристам, действовавшим в тылу врага, перебросив им по воздуху боеприпасы и продовольствие. Вовремя получив поддержку, кавалеристы, вышедшие на оперативный простор, разгромили пехотный полк СС «Львов», боевую группу СС полковника Брюссинга и другие части врага.

Генерал армии Н. Ф. Ватутин, руководивший боями под Корсунь-Шевченковским, поддерживал постоянную связь по прямому проводу и радио с генералами Н. П. Пуховым и И. Д. Черняховским, активно влияя на ход операции, в разработку которой он вложил много труда. На правом крыле фронта. У нас действовала довольно мощная группировка. 13-я и 60-я армии имели в своем составе 19 стрелковых и 6 кавалерийских дивизий, 2 танковых корпуса. Главный удар наносила 13-я армия. Военный совет и политотдел этого объединения многое сделали для того, чтобы политически и морально подготовить бойцов и командиров к тяжелым схваткам с сильным и коварным врагом.

В дни подготовки к операции войска учились боевым действиям в лесисто-болотистой местности, отрабатывали приемы форсирования водных преград с ходу. Ведь войскам армии предстояло в сложных условиях распутицы и половодья переправиться через реки Горынъ, Иква, Стырь и другие.

Политотдел 13-й армии выпустил листовки: "Преодолевайте водные преграды, как мужественные воины офицеров Казаряна и Гудзя", "Бейте врага так, как уничтожают его гвардейцы Кузнецова и Чиркова".

Начальник политотдела полковник Н. Ф. Воронов докладывал, что перед началом операции Герои Советского Союза, кавалеры ордена Славы и другие бывалые воины передавали свой богатый опыт молодым солдатам. А им было о чем рассказать. Ведь 13-я армия одной из первых преодолела Днепр и Десну.

Дом Красной Армии организовал передвижные художественные выставки. На фотографиях, схемах и картах были отображены операции по освобождению Чернигова, Овруча, Новоград-Волынского, форсированию крупных водных преград.

Перед политорганами 13-й и 60-й армий стояли еще и особые задачи. Военный совет 1-го Украинского фронта располагал точными сведениями о том, что в зоне Полесья замечена концентрация украинских националистических банд, в том числе и петлюровского охвостья, находившихся на услужении у гитлеровцев. Требовались постоянная бдительность и высокая боевая готовность. Важно было до конца разоблачить демагогические измышления националистов, разъяснить воинам, особенно призывникам из освобожденных районов Украины, политическую сущность террористически-диверсионной шайки пособников фашистов, черное предательство и продажность этого антисоветского сброда.

Вместе с разбитыми гитлеровцами бандиты бродили, словно затравленные волки, по лесам, укрываясь от людей в чащобах, ярах и схоронах. Подло, из-за угла стреляли они в наших солдат и офицеров, предавали огню мирные села, грабили и терроризировали местное население, разбрасывали листовки, наполненные ядовитой клеветой на Советскую власть и Красную Армию.

По ночам над лесами летали фашистские «юнкерсы» и не раз на парашютах сбрасывали разбойным шайкам оружие, боеприпасы, офицеров-инструкторов и разведчиков. Наша служба радиоперехвата неоднократно засекала оживленный радиообмен между гитлеровским командованием и главарями украинских националистов. Как-то в феврале 1944 года радисты перехватили сигнал.

— Внимание! — передавали фашисты бандеровцам. — Следите, выпускаем четырех «кошек».

Речь шла о засылке в наш тыл вражеских разведчиков. Изловив пресловутых «кошек», наши воины разгромили и националистическую банду.

Советскому командованию были известны данные о контактах черной своры предателей с гестаповцами. Эти подлые иуды обязались передавать немцам сообщения военного характера, вредить в нашем тылу, организовывать всяческий саботаж.

Обращение Президиума Верховного Совета и СНК УССР, опубликованное в феврале 1944 года, разоблачало предательство украинско-немецких националистов и их вожаков, открывало глаза тем, кто случайно попал в банды, был вовлечен туда обманным путем или же насильственно мобилизован. Тем лицам, которые честно и решительно порвут всякие связи с ними, правительство Советской Украины гарантировало полное прощение.

Этот важный документ мы напечатали во фронтовой газете на украинском языке "За честь Батькiвщини", издали отдельной листовкой и распространили ее по городам, селам и лесам прифронтовой полосы. Обращение правительства Советской Украины вызвало разброд в рядах украинско-немецких националистов.

Войска 1-го Украинского фронта, ведя ожесточенную борьбу с гитлеровцами, одновременно громили и националистическое охвостье.

Развивая наступление в труднейших погодных условиях, продвигаясь по лесисто-болотистой местности, части 1-го гвардейского кавалерийского корпуса в ночь на 2 февраля 1944 года с ходу ворвались в Луцк и к утру решительной атакой овладели городом.

В начале февраля упорная борьба разгорелась и за Ровно. 6-й гвардейский кавалерийский корпус генерала С. В. Соколова, овладев Клеванью, нанес затем ударь одновременно в трех направлениях — на Ровно, Дубно и Здолбунов. Над противником нависла угроза окружения. 2 февраля стрелковые части 13-й армии во взаимодействии с кавалеристами освободили крупный областной центр Украины — Ровно. По приказу Гитлера под суд был отдан немецкий комендант этого города. Однако он сумел свалить вину на других, и к смертной казни приговорили одного из свидетелей на суде — командира немецкой дивизии, действовавшей под Ровно. Но потом и его решили помиловать, ибо главным «виновником» сокрушительного поражения гитлеровцев являлась наша славная и победоносная Красная Армия.

Войска правого крыла 1-го Украинского фронта разгромили ровенскую группировку врага. И хотя эта операция по своим масштабам не считалась крупной, она являлась прелюдией к будущему большому наступлению наших войск. А вот древнюю крепость Дубно с ходу взять не удалось. Бои разгорелись и под Шепетовкой. Войска 60-й армии генерала И. Д. Черняховского, освободившие Славуту и другие населенные пункты, после перегруппировки и дополнительной подготовки овладели Шепетовкой лишь 11 февраля….

В результате Ровно-Луцкой операции наши войска преодолели труднопроходимый район Полесья и вышли на выгодные рубежи, еще более нависая над северным флангом группы немецко-фашистских армий «Юг».

Прочно удерживая стратегическую инициативу в своих руках, советское командование не прекращало наступательных действий. Доблестные войска все более наращивали удары по врагу, уничтожая его живую силу и технику, решительно изгоняя немецко-фашистских захватчиков с оккупированной ими территории.

…Строптивый февраль, пошумев метелями, внезапно, за какие-нибудь сутки, растопил снега, расквасил дороги. Сырой, пронизывающий ветер свистел в ветвях оголенных деревьев, гудел в проводах. Наша машина с надрывным стоном карабкалась на осклизлые пригорки, перемешивала колесами топкую грязь в низинах и, выбравшись наконец на большак, бойко запрыгала по булыжной мостовой.

Генерал Н. Ф. Ватутин и я возвращались из района боев в штаб фронта. Различив в синих сумерках плотную коренастую фигуру командующего, часовой встрепенулся, взял автомат "на караул". Николай Федоровичу усилием открыл набухшую дверь хаты и сказал мне:

— Заходи, Константин Васильевич, посидим… Снимая бекешу, он добавил:

— Надо прикинуть, что дальше будем делать. Заглянуть вперед…

Время уже перевалило за полночь, а я, забыв про сон и усталость, продолжал слушать рассказ командующего о рождавшемся оперативном замысле. Николай Федорович говорил, что выход войск 13-й и 60-й армий на рубеж Луцк, Млинов, Изяслав открывает большие перспективы. Я глядел то на карту, то на вдохновенное лицо Ватутина, обычно сдержанного в своих чувствах, и мысленно представлял себе советские войска, приближающиеся к Государственной границе СССР.

Н. Ф. Ватутин всегда работал с подъемом и творческим напряжением. Это был необыкновенный трудолюбец. Даже когда все дела, казалось, уже переделаны, все донесения и сводки прочитаны, все приказы и распоряжения подписаны, все люди, пришедшие на прием, выслушаны, — он и тогда находил себе дело.

А вот для досуга выкроить время не мог. Этого мало отдыхавшего человека я как-то затащил на концерт Украинского ансамбля песни и пляски, прошедшего с нашим фронтом большой боевой путь.

Девушки, одетые в яркие, красочные национальные костюмы, весело, задорно запели украинскую народную песню "Ой ходила дивчина бережком". И в такт песне, легко и плавно, словно не касаясь земли, танцевала артистка Вишневая, которую на фронте любовно называли Вишенкой.

На смену украинской песне пришла русская. Тихо и грустно наигрывал баянист. Негромко слышались голоса:

В чистом поле, поле под ракитой,

Где клубится в заревах туман,

Там лежит, эх, там лежит убитый,

Там схоронен красный партизан.

Песня произвела на Николая Федоровича большое впечатление. Концертом командующий остался доволен. Он похвалил артистов. А когда выходили из сельского клуба, неожиданно сказал:

— Зайдем ко мне, Константин Васильевич. Одна заманчивая мысль не дает покоя…

Я догадывался, что речь пойдет о предстоящей наступательной операции на проскуровско-черновицком направлении, которая готовилась в соответствии с директивой Ставки от 18 февраля 1944 года.

Обладая широким оперативно-стратегическим кругозором, Николай Федорович Ватутин никогда не пренебрегал опытом и знаниями других. С планами и замыслами он непременно знакомил всех членов Военного совета, просил обдумать проект и высказать свою точку зрения. Мы, члены Военного совета и другие работники фронта, часто собирались в кабинете командующего и по-товарищески, вполне откровенно беседовали о ходе боевых действий и новых планах. Временами горячо спорили. В деловых, принципиальных спорах проверялась и оттачивалась мысль, рождалась истина, вырабатывалось правильное решение.

А когда решение обретало форму директивы или приказа, командующий войсками фронта становился тверд и непреклонен. Всю энергию и волю, все свои усилия он направлял на то, чтобы вырвать у врага победу.

Вместе с тем Н. Ф. Ватутин был простым и душевным человеком. Никогда не выпячивал себя, не любил, как он говорил, яканья, не бахвалился своими ратными делами.

Оперативные замыслы генерала Н. Ф. Ватутина, как и любого советского военачальника, разрабатывались на основе марксистско-ленинской теории о войне и армии. При этом учитывались, разумеется, специфика и особенности операции. Несмотря на трудности фронтовой жизни и огромную занятость, Николай Федорович неоднократно обращался к трудам Маркса, Энгельса, Ленина, а также к произведениям видных советских военных теоретиков. Как-то зашел я к нему поздно вечером. Ватутин сидел за рабочим столом и держал в руках уже знакомый мне томик сочинений М. В. Фрунзе.

— Сколько бы я ни читал эту книгу, — сказал Николай Федорович, — всякий раз нахожу в ней все новые и новые полезные советы. Фрунзе глубоко мыслил и неустанно заботился о том, чтобы крепла Красная Армия, чтобы во главе наших войск стояли люди умные, образованные, хорошо знающие военное дело. Вот послушай, что Михаил Васильевич рекомендовал нашим академикам, нашим командирам, — продолжал Н. Ф. Ватутин. — "Только тот из вас, кто будет чувствовать постоянное недовольство самим собой, недовольство и неполноту своего научного багажа, вынесенного из стен академии, кто будет стремиться к расширению своего кругозора, к пополнению своего теоретического и практического багажа, только тот не только не отстанет в войне, но будет идти впереди и, быть может, поведет за собой десятки и сотни других людей"{29}.

Переложив страничку тонкой бумажкой, Николай Федорович откинулся на спинку стула и задумчиво произнес:

— Метко сказано. Это надо постоянно напоминать нашим командирам. Тогда и зазнайства будет меньше. А то иной выиграет бой, операцию и уже чванится, нос задирает и думает, что достиг вершин военного искусства. — Ватутин встал, прошелся по хате, потом продолжал: — Скажи мне, Константин Васильевич, откуда у некоторых офицеров берется проклятое зазнайство? Убежден, что оно исходит от себялюбия и недостатка культуры. Зазнайство штука опасная. Вспомни, к примеру, печальную историю с Житомиром. Почему мы в ноябре отдали его врагу? Потому что зазнались, самоуспокоились.

Разговор затянулся за полночь. Николай Федорович перебирал в памяти прошлое, много говорил о том, какие нам нужны знания, чтобы умело бить врага, что нынешняя война, даже отдельный бой и операция требуют новаторского подхода, широкого применения не только личного опыта, но и опыта всей армии.

Потом Ватутин спохватился и продолжал:

— Да, чуть не забыл зачитать тебе еще одно очень интересное суждение Фрунзе, имеющее отношение ко всем командным кадрам, а к политработникам особенно. Послушай: "Сохранит ли в будущем политическая работа в армии то место, которое она имела в минувшей гражданской войне?

Я отвечаю категорически: несомненно да.

…Политработа целиком сохранит свое место и значение. Она по-прежнему будет являться новым, добавочным родом оружия, страшным для всякого из наших врагов"{30}.

Высказывание М. В. Фрунзе о роли политработы в армии я хорошо знал. Но мне вдвойне было приятно, что на этих словах акцентировал свое внимание и командующий войсками фронта, высоко ценивший политработу. Генерал армии Н. Ф. Ватутин всегда учитывал замечательные морально-боевые качества советского воина. Он знал, что когда волей к победе проникнуты все, от генералов до рядовых, то никакие преграды не сдержат неукротимого порыва наших войск.

Затем был продолжен разговор о подготовке Проскуровско-Черновицкой операции.

Николай Федорович рассказал мне о своих предварительных разработках, подготовленных в результате многодневных размышлений. Замысел операции 1-го Украинского фронта заключался в том, чтобы мощными ударами на ряде направлений раздробить вражескую оборону на части, затем порознь уничтожать противостоявшего нам противника.

Главный удар с фронта Торговица, Шепетовка, Любар в общем направлении на Тернополь, Чертков должен был наноситься силами трех общевойсковых армий (13, 60, 1-й гвардейской) и двух танковых (3-й гвардейской и 4-й). Обеспечение ударной группировки слева возлагалось на 18-ю и 38-ю армии.

В набросках нового плана операции была ярко выражена идея удара по крупной группировке неприятельских войск.

Спустя некоторое время мы обсудили план предстоящей операции на Военном совете фронта. Ставка утвердила наш план. В соответствии с этим мы сосредоточили все внимание на том, чтобы быстро и скрытно осуществить перегруппировку частей и соединений, всесторонне подготовить весеннее наступление.

29 февраля 1944 года мы с Николаем Федоровичем Ватутиным поехали в штаб 13-й армии, находившийся в Ровно. Командующий войсками фронта решил ознакомить руководящий состав армии с планом предстоящей операции, уточнить задачу армии и проверить готовность войск к наступлению.

На совещании присутствовали командующий 13-й армией генерал-лейтенант Н. П. Пухов, член Военного совета генерал-майор М. А. Козлов, начальник политотдела армии полковник Н. Ф. Воронов, начальник штаба генерал-лейтенант Г. К. Маландин, командир 25-го танкового корпуса генерал-майор танковых войск Ф. Г. Аникушкин, командир 1-го гвардейского кавалерийского корпуса генерал-майор В. К. Баранов, командир 6-го гвардейского кавалерийского корпуса генерал С. В. Соколов и другие командиры.

В своем выступлении перед руководящим составом армии Н. Ф. Ватутин подчеркнул, что мартовская наступательная операция преследует цель разгромить группировку гитлеровцев в районе Кременец, Староконстантинов, Тернополь и овладеть рубежом Киселин, Горохов, Радехов, Красное, Золочев, Тернополь, Проскуров, Хмельник. В дальнейшем войска фронта наступают в общем направлении на Чертков с целью отрезать южной группе войск противника пути отхода на запад в полосе севернее реки Днестр. Главный удар планировалось нанести с фронта Торговица, Шепетовка, Любар силами 13, 60, 1-й гвардейской армий и 3-й гвардейской и 4-й танковых армий.

Генерал Н. Ф. Ватутин дал указание командарму Н. П. Пухову атаковать Дубно не с фронта, а с северо-запада и юго-востока. Он подчеркнул, что не стоит идти на противника в лоб, надо обходить его опорные пункты, используя слабые места в обороне.

Командующий фронтом напомнил, что кроме танкового корпуса 13-й армии приданы два кавалерийских. При этом он заметил, что в лесной местности коннице легче маневрировать, нежели танкам.

Н. Ф. Ватутин особое внимание уделил вопросам взаимодействия, связи и управления войсками. Он лично проверил, как в 13-й армии налажено взаимодействие между наземными войсками и авиацией, между пехотой, артиллерией и танками.

— Вашей армии надлежит не только нанести удар в направлении на Броды, сказал в заключение генерал Н Ф. Ватутин, — но и надежно прикрыть фланг фронта, обеспечить справа нашу главную ударную группировку.

Из Ровно мы уезжали, находясь под впечатлением встречи с командованием 13-й армии. Н. Ф. Ватутин отметил, что Пухов — мыслящий, опытный военачальник. Боевую закалку получил в первую мировую войну и в годы гражданской войны, а в мирное время занимался и работал в военно-учебных заведениях Красной Армии.

Генерал Н. П. Пухов хорошо знал свою армию и бессменно командовал ею с января 1942 года. Во главе штаба армии стоял образованный и талантливый генерал Г. К. Маландин, имевший опыт работы в Генеральном штабе. Ветераном 13-й армии по праву считался и член Военного совета генерал М. А. Козлов, опытный кадровый политработник. В 1941 году он некоторое время занимал пост начальника политуправления вновь образованного Центрального фронта, затем был назначен членом Военного совета 13-й армии и всю войну находился на этой ответственной должности. Руководящий состав армии трудился слаженно, сплоченно, добиваясь общего успеха.

Коротая время в разговорах, мы ехали по Ровенскому шоссе в Славуту, в штаб 60-й армии. Заметив проселочную дорогу, Н. Ф. Ватутин сказал:

— А зачем нам, собственно, делать крюк по шоссе? Этот проселок тоже ведет в Славуту. Здесь всего каких-нибудь двадцать пять километров. Черняховский, наверное, заждался нас. Давайте не будем делать объезд через Новоград-Волынский.

Мы свернули. Дорога петляла по лощинам и буеракам, мимо маленьких рощиц. Проехали одно село, другое. Нигде ни души, словно все вымерло. И вдруг послышалась стрельба. Машина с охраной, въехавшая было на окраину села Милятин, быстро дала задний ход. Порученец командующего полковник Н. И. Семиков взволнованно выкрикнул:

— Там бандеровская засада! Бандиты обстреляли машину и теперь наступают на нас.

— Все к бою! — выйдя из машины, скомандовал Ватутин и первым лег в солдатскую цепь.

Из-за строений показались бандиты, рассыпавшиеся по заснеженному полю. Их было немало, а наша охрана состояла лишь из десяти автоматчиков.

Обстрел все более усиливался. Факелом вспыхнул легковой автомобиль командующего, подожженный зажигательными пулями. Затем запылала и другая машина.

Бандеровцы приближались. Наши автоматчики, занявшие позицию в глубоком придорожном кювете, открыли огонь. Заговорил и пулемет. Длинной очередью ударил по врагу находившийся возле нас рядовой Михаил Хабибулин. Организованный отпор охладил пыл бандитов. Они залегли и в атаку поднимались уже менее уверенно.

Я посоветовал Николаю Федоровичу взять портфель с оперативными документами и под прикрытием огня автоматчиков выйти из боя. Он наотрез отказался, заявив, что командующему не к лицу оставлять бойцов на произвол судьбы, а портфель приказал вынести офицеру штаба, дав ему в сопровождение одного автоматчика. Когда офицер замялся в нерешительности, генерал Ватутин настойчиво повторил:

— Выполняйте приказ!

Офицер и автоматчик, скрытно пробираясь по кювету, двинулись к лесочку.

Положение усложнялось. На фоне закатного неба было отчетливо видно, как перебежками подбираются бандиты, намереваясь охватить нас с двух сторон.

Бой продолжался. Во время перестрелки генерал армии Н. Ф. Ватутин был тяжело ранен. Мы бросились к командующему и положили его в уцелевший газик. Под обстрелом врага открытая машина проехала немного и остановилась. Видимо, был поврежден мотор. Тогда мы понесли Николая Федоровича на руках, спеша доставить его в укрытие. А охрана продолжала вести бой.

Навстречу нам показались сани с парой лошадей. Мы остановили возницу и положили в сани командующего. Перевязав наскоро его кровоточащую рану, тронулись в путь по направлению к Ровенскому шоссе. Притомившиеся кони едва тащились по проселочной дороге, подбрасывая сани на бесчисленных ухабах. Николай Федорович, крепившийся до последней возможности, морщился от сильной боли. Пола его простреленной бекеши намокла от крови. Генерал слабел, у него появился болезненный озноб.

Наконец мы выбрались на Ровенское шоссе. В одной из хат, прилепившихся возле дороги, нашли военного врача. Он оказал Николаю Федоровичу первую помощь. Затем снова двинулись в путь и вскоре встретили машины с пехотой, высланные нам на выручку командующим 13-й армией. О чрезвычайном происшествии ему, оказывается, доложил офицер штаба, вынесший портфель с документами. Колонну замыкала санитарная машина. На ней Николай Федорович был доставлен в Ровно, где ему тотчас сделали операцию.

Обо всем случившемся я немедленно доложил по ВЧ Верховному Главнокомандующему. Сталин с укоризной сказал:

— В вашем распоряжении имеется такая огромная масса войск, а вы беспечно разъезжаете по фронту, не взяв даже надежной охраны. Так не годится!

Вслед за устным докладом по ВЧ я направил Верховному Главнокомандующему из штаба 13-й армии следующее письменное донесение: "Товарищу Сталину.

Докладываю о происшествии с генералом армии тов. Ватутиным.

29.2.44 года, возвращаясь из штаба 13-й армии вместе с тов. Ватутиным в составе четырех машин и с личной охраной в количестве 10 человек, в 18.50 при въезде на северную окраину д. Милятин, что 18 км южнее Гоща, подверглись нападению бандитов численностью 300–350 человек.

При перестрелке тов. Ватутин был ранен.

Все меры по вывозу раненого тов. Ватутина из района нападения приняты.

Характер ранения: сквозное пулевое правого бедра с переломом кости.

По предварительному заключению хирурга 13-й армии, ранение относится к категории тяжелых, требует лечения минимум два месяца.

К оказанию мед. помощи привлечены все лучшие силы. На 3.00 1.3.44 года состояние здоровья тов. Ватутина удовлетворительное.

Находится в 506-м армейском госпитале в г. Ровно. Врачи настаивают в течение суток не трогать, а 2.3.44 года обязательно эвакуировать самолетом «дуглас» в Москву.

Член Военного совета 1-го Укр. фронта генерал-майор Крайнюков

Нр. 1568. 1.3.44 года. 7.00"{31}.

Утром врачи разрешили мне накоротке навестить раненого командующего. Услышав шаги, Николай Федорович открыл глаза, спросил:

— Все целы? Как документы?

Я поспешил успокоить его. Портфель с документами сохранен. В лапы к бандитам никто не попал.

— Что ж, охрана сделала все, что могла, — прерывисто дыша, произнес генерал. — Все держались мужественно и достойно. Скажите бойцам, что командующий благодарит их. Прошу отличившихся представить к награде.

Генерала армии Н. Ф. Ватутина эвакуировали в Киев, ибо город Ровно в те дни часто подвергался налетам вражеской авиации. Для лечения Николая Федоровича были направлены из Москвы опытнейшие специалисты.

Вспоминается последняя беседа с Н. Ф. Ватутиным в санитарном поезде, направлявшемся в Киев. Николай Федорович встретил меня обрадованно и спросил:

— Ну, как думаешь, Константин Васильевич, разрешат мне после лечения вернуться на фронт? — И, не дожидаясь ответа, уверенно заявил: — Разрешат! Недельки три поскучаю на госпитальной койке — и снова на фронт поеду. На костылях, а доберусь. И снова за работу, чтобы своими глазами увидеть нашу великую победу.

Вскоре мы полу шли приказ Ставки Верховного Главнокомандования, датированный 9 марта 1944 года. В нем говорилось: "При всех выездах командующих фронтами и армиями, лиц высшего командного состава, а также при перевозке важных оперативных документов выделять для сопровождения надежную личную охрану".

В Военный совет и штаб фронта из столицы Советской Украины приходили утешительные вести. Мы ежедневно получали по телеграфу бюллетени о состоянии здоровья товарища Николаева (так кодировалась фамилия Н. Ф. Ватутина).

Генерал начал было поправляться. Как сообщали нам, он интересовался обстановкой на фронте и искренне радовался боевым успехам. Перешедшие в наступление войска 1-го Украинского фронта осуществляли план операции, разработанный Н. Ф. Ватутиным и штабом.

Спустя немногим более месяца после ранения Николая Федоровича в бюллетене о состоянии здоровья, подписан ном видными медиками товарищами Шамовым, Вовси, Гуревичем, Ищенко и Василенко, появились тревожные нотки. Несмотря на энергичное лечение, направленное на борьбу с инфекцией, состояние больного оставалось тяжелым. В Киев был срочно командирован главный хирург Красной Армии академик Н. Н. Бурденко.

Военный совет получил сообщение, что Н. Ф. Ватутину сделали операцию была произведена высокая ампутация бедра. А в ночь на 15 апреля 1944 года командующий войсками 1-го Украинского фронта скончался. Было ему тогда сорок два года.

"В лице тов. Ватутина государство потеряло одного из талантливейших молодых полководцев, выдвинувшихся в ходе Отечественной войны", — говорилось в сообщении ЦК ВКП(б), Совнаркома СССР и Наркомата обороны СССР.

Военный совет поручил мне возглавить делегацию от бойцов и офицеров 1-го Украинского фронта. Возложив венок, мы в течение двух дней несли почетный караул у гроба генерала армии Н. Ф. Ватутина, установленного в Киевском Дворце пионеров. Нескончаемым потоком с утра до вечера шли трудящиеся столицы Украины, отдавая последний долг выдающемуся военачальнику, самоотверженно сражавшемуся за родную советскую землю, за освобождение Киева и других городов и сел республики.

Тяжко было смотреть на убитую горем боевую подругу генерала Татьяну Романовну и осиротевших детей, на престарелую мать полководца Веру Ефимовну Ватутину. Какую же огромную душевную силу надобно иметь, чтобы перенести столько неизбывного горя и душевных мук!

Вера Ефимовна Ватутина, эта скромная и трудолюбивая женщина земли русской, в феврале 1944 года получила известие о том, что от тяжелых боевых ран скончался ее сын красноармеец Афанасий Ватутин. Через месяц новая скорбная весть: погиб ее младший сын Федор. А в апреле она, выплакавшая глаза по двум сыновьям, пришла к гробу третьего сына, являвшегося гордостью семьи и всей страны, генерала армии Николая Ватутина. И все они, братья-патриоты, полководец и солдаты, пали в жарком бою, на переднем крае борьбы за честь и свободу Отчизны.

17 апреля столица Советской Украины провожала в последний путь генерала армии Н. Ф. Ватутина. На траурном митинге, который открыл З. Т. Сердюк, с речами выступили представитель Ставки Верховного Главнокомандования генерал-полковник Ф. И. Голиков, академик Н. Н. Гришко, поэт Микола Бажан, председатель Киевского областного Совета депутатов трудящихся С. И. Олейник. От имени воинов 1-го Украинского фронта мне довелось выступить перед свежей могилой друга, товарища, сказать о том, что наши войска будут беспощадно, до полной победы громить немецко-фашистских захватчиков.

Когда войска склонили боевые знамена перед гробом выдающегося военачальника, радио донесло до украинской столицы раскаты прощального траурного салюта Москвы, отдавшей от имени Родины последнюю воинскую почесть полководцу, коммунисту, герою.

В канун 20-летия великой Победы советского народа над фашистской Германией Президиум Верховного Совета СССР присвоил посмертно звание Героя Советского Союза генералу армии Н. Ф. Ватутину.

Ныне в Киеве над привольным Днепром возвышается памятник генералу Ватутину. Скульптор Вучетич изобразил фигуру полководца, одетого в походную шинель. Отсюда, с днепровской кручи, хорошо видны пути-дороги, по которым талантливый военачальник вел советские войска в победное наступление.

И снова вперед

1 марта 1944 года в командование войсками 1-го Украинского фронта вступил Маршал Советского Союза Г. К. Жуков. Георгий Константинович прошел все ступени воинской службы — от солдата до высших командных постов — и пользовался большим авторитетом в армии. В годы Великой Отечественной войны, являясь заместителем Верховного Главнокомандующего и представителем Ставки, он побывал на многих фронтах, оказывая содействие в разработке и успешном проведении крупных наступательных операций. Часто Г. К. Жуков приезжал и на 1-й Украинский фронт. Он хорошо знал наши командные кадры, был прекрасно осведомлен о боевых делах и возможностях войск, поэтому сразу же включился в руководство войсками 1-го Украинского фронта, ни на день не откладывая начало крупной и важной наступательной операции.

В сложной боевой обстановке Г. К. Жуков подчас бывал крут в обращении с подчиненными и проявлял излишнюю резкость. По этому поводу он как-то сказал:

— Не скрою, дипломатничать не очень умею. Порой действительно говорю довольно резко, но зато откровенно. Когда речь идет о судьбах тысяч людей и успехе сражения, не всегда бывает возможность и время для выбора деликатных выражений, и подчас приходится говорить нелицеприятные слова…

Но не это характеризовало Георгия Константиновича как военачальника. Мы знали, что маршалу присущи сильная воля и упорство, энергия и решительность, большая военная эрудиция и творческий подход к решению оперативных и стратегических задач. Он являлся одним из инициаторов осуществления ряда крупных операций, в том числе и тех, которые успешно провели Украинские фронты в 1944 году в условиях весенней распутицы. Противник никак не предполагал, что наши войска рискнут наступать в такой необычайно трудной обстановке. Это позволило советскому командованию достичь внезапности, принесшей известный успех.

Еще в бытность Н. Ф. Ватутина командующим Маршал Советского Союза Г. К. Жуков ознакомил Военный совет 1-го Украинского фронта с указаниями Ставки и новыми задачами, поставленными перед войсками. Теперь Военный совет все свои усилия сосредоточил на подготовке операции. Несмотря на многочисленные трудности, вызванные весенней распутицей, крупная перегруппировка была закончена к 4 марта 1944 года. Предметом особой заботы Военного совета явилась деятельность войсковых тылов, призванных даже в условиях распутицы, по непролазной грязи обеспечить войска боеприпасами, горючим и продовольствием.

План операции, разработанный Н. Ф. Ватутиным и штабом, Г. К. Жуков оставил в основном без изменений. Коррективы были внесены лишь в отношении 13-й армии, которой была поставлена ограниченная задача — жесткой обороной прочно удерживать рубеж Рожище, Дубно.

Перед фронтом на участке от Луцка до Ильинцев оборонялись 4-я танковая армия генерала Рауса и 1-я танковая армия генерала Хубе. По данным нашей разведки, вражеская группировка насчитывала 35 дивизий, в том числе 10 танковых.

Перед началом операции изменился и состав войск фронта. По решению Ставки Верховного Главнокомандования 40-я и 27-я армии, 2-я и 6-я танковые армии, составлявшие левое крыло фронта, и занимаемая ими территория были переданы 2-му Украинскому фронту. Таким образом, в состав нашего фронта в марте входили 13, 60, 18, 38 и 1-я гвардейская армии, 3-я гвардейская и 4-я танковые армии, а также до середины марта находившаяся в резерве Ставки 1-я танковая армия. Авиационное обеспечение наступления осуществляла 2-я воздушная армия.

К мартовской операции в войсках фронта насчитывалось 181 603 члена и кандидата в члены партии и 144 951 комсомолец. Это была внушительная сила, способная горячим словом и личным примером увлечь за собой воинов на успешное выполнение боевых задач. Правда, нам не удалось еще повсеместно создать полнокровные партийные и комсомольские организации. Отчасти это объяснялось тем, что войска фронта продолжительное время вели боевые действия, оперативная пауза выдалась слишком короткой, и мы не во всех частях и соединениях смогли восполнить потери.

В танковых и артиллерийских войсках партийная и комсомольская прослойка была выше, чем в стрелковых. Среди командиров экипажей и механиков-водителей танков она достигала 80 процентов. Политорганы стремились добиться такого положения, чтобы в экипаже каждого танка и самоходно-артиллерийской установки, а по возможности и в стрелковом отделении, орудийном расчете и взводе были коммунисты и комсомольцы.

Вся партийно-политическая работа проводилась вокруг основного призыва Центрального Комитета партии: "Вперед — за полное очищение от врага советской земли!"

4 марта 1944 года войска правого крыла фронта перешли в наступление в общем направлении на Проскуров. После мощной артиллерийской подготовки действовавшие на направлении главного удара части 1-й гвардейской армии генерала А. А. Гречко и 60-й армии генерала И. Д. Черняховского на рубеже Шумское, Любар прорвали сильную оборону противника и, как говорится, распахнули ворота для наших танкистов. В первый же день операции в сражение были введены 3-я гвардейская танковая армия генерал-полковника П. С. Рыбалко и 4-я танковая армия генерал-лейтенанта танковых войск В. М. Баданова.

За два дня наступательных боев наши войска разбили 8 пехотных и 4 танковые дивизии противника и освободили свыше 500 населенных пунктов, в том числе город и железнодорожную станцию Изяслав, город Острополь и другие.

9 марта Москва салютовала войскам фронта, овладевшим городом Староконстантинов — важным опорным пунктом обороны гитлеровцев на проскуровском направлении. Он был освобожден от фашистских оккупантов в результате умелого обходного маневра подвижных войск, сочетаемого с фронтальной атакой. В боях за этот город отличились войска 1-й гвдрдейской и 3-й гвардейской танковой армий.

В тот же день войска 60-й армии очистили от противника часть Тернополя. Таким образом, ударная группировка 1-го Украинского фронта вышла на линию Тернополь, Проскуров, перерезав в районе Волочиска важную железнодорожную магистраль Львов — Одесса.

Следом пришли в движение и войска, расположенные на левом крыле фронта. 5 марта начала наступать 18-я армия, а 11 марта — 38-я. Несколько позднее к активным боевым действиям приступила и 13-я армия, находившаяся на самом правом фланге фронта.

Проскурово-Черновицкая операция была, пожалуй, одой из труднейших и протекала в условиях невероятной весенней распутицы. Почти все дороги оказались труднопроходимыми, непролазная грязь затрудняла маневр войск и особенно снабжение частей боеприпасами и горючим.

Известно, что боеспособность и моральный дух воинов нельзя рассматривать изолированно, в отрыве от материальных условий. Если войска хорошо обучены, вооружены и оснащены, не испытывают перебоев в продовольствии, горючем и боеприпасах, они сражаются с еще большей отвагой, уверенно и стойко держатся в любой обстановке. Когда же боеприпасы на исходе и нет надежды их быстро пополнить, а враг тем временем усиливает натиск, это может отрицательно сказаться на боеспособности подразделений, стойкости и упорстве воинов.

Учитывая это обстоятельство, Военный совет 1-го Украинского фронта потребовал, чтобы военные советы армий, командиры и политорганы взяли под особый контроль деятельность тыловых частей, учреждений и служб. Это сыграло положительную роль. Бойцы, командиры и специалисты тыловых подразделений, баз, складов, учреждений и служб на всех этапах операции работали с большим напряжением, настойчивостью и самоотверженностью.

Предметом особой заботы стали фронтовые дороги. В ходе мартовской операции нам пришлось мобилизовать местное население для их обслуживания и восстановления разрушенных мостов, для доставки войскам военных грузов.

Но административная сторона дела не являлась главной. Военный совет предложил политорганам провести среди местного населения разъяснительную работу. Политработники, коммунисты, комсомольцы и агитаторы выступали перед трудящимися с докладами и политинформациями. Там, где была возможность, организовывались митинги. Люди с большой охотой оказывали помощь родной Красной Армии.

Тысячи крестьян по непролазной грязи на лошадях и волах доставляли военные грузы. Порой люди брали на плечи патронные ящики и снаряды и несли их на передовые позиции. Из местного населения создавались вспомогательные команды, которые обслуживали труднопроходимые участки, прокладывали гати, проталкивали застрявший транспорт.

Во время мартовской операции 1944 года, как и на всем протяжении Отечественной войны, военным советам приходилось не только привлекать местное население для помощи фронту, но и пользоваться другими особыми правами и полномочиями, которые предоставило им Советское правительство,

Считаю уместным напомнить, что в первый же день нападения фашистской Германии на нашу Родину, 22 июня 1941 года, Президиум Верховного Совета СССР издал указ "О военном положении". Этим правительственным актом все функции органов государственной власти в области обороны, обеспечения общественного порядка и государственной безопасности на территории, объявленной на военном положении, возлагались на военные советы фронтов, армий, округов, а там, где нет военных советов, — на высшее командование войсковых соединений, расположенных в данной местности. Военным советам предоставлялось право:

— в соответствии с действующими законами и постановлениями правительства привлекать граждан к трудовой повинности для выполнения оборонных работ, охраны путей сообщения, сооружений, средств связи, электростанций, электросетей и других важнейших объектов, для участия в борьбе с пожарами, эпидемиями и стихийными бедствиями;

— устанавливать военно-квартирную обязанность для расквартирования воинских частей и учреждений;

— производить изъятие транспортных средств и необходимого для нужд обороны имущества как у государственных, общественных и кооперативных предприятий и организаций, так и у отдельных граждан.

Военные советы имели право воспрещать выезд и въезд в местности, объявленные на военном положении, а также выселять в административном порядке лиц, пребывание которых в этой местности признается нежелательным. Они обладали полномочиями издавать постановления, обязательные для всего населения, проживающего в местности, объявленной на военном положении, отдавать распоряжения местным органам власти, государственным и общественным учреждениям и организациям, которым надлежало оказывать военному командованию полное содействие в использовании местных сил и средств для нужд обороны страны.

Военные советы фронта и армий плодотворно взаимодействовали с местными партийными и советскими органами. Всякое мероприятие, будь то призыв в армию советских граждан установленных возрастов, мобилизация трудящихся на восстановление мостов, шоссейных и железных дорог, на строительство аэродромов и создание оборонительных рубежей, всегда согласовывалось с местными партийными и советскими органами.

Я упомянул лишь о незначительной части прав и полномочий, которыми партия и правительство наделили военные советы уже в первый день Отечественной войны. В дальнейшем эти полномочия все более расширялись. Так, например, 18 августа 1941 года Президиум Верховного Совета СССР специальным указом разрешил военным советам от его имени вручать награжденным военнослужащим ордена и медали. Прошло еще два месяца, и 22 октября 1941 года военные советы фронтов и флотов получили право от имени Президиума Верховного Совета СССР награждать отличившихся героев. Эта работа занимала очень видное место. Нам предоставилась возможность быстро и оперативно отмечать правительственными наградами подвиги и боевые заслуги фронтовиков и вручать ордена и медали непосредственно в частях. Такая мера еще выше подняла политическое и воспитательное значение орденов и медалей и способствовала умножению числа героев.

На военные советы возлагались и другие функции, как, например, снятие судимости с тех военнослужащих, которые мужеством и подвигами искупили в боях свою прежнюю вину. Причем снятие судимости проходило не формально, а с объявлением такого решения личному составу и преследовало воспитательные цели.

Военный совет нес ответственность перед ЦК ВКП(б) и Советским правительством за все стороны жизни и боевой деятельности войск.

Во время мартовской операции 1944 года наш руководящий орган работал с большим напряжением, ибо трудностей и неожиданностей встречалось немало.

Почувствовав угрозу окружения противостоявшей нам группировки в районах Проскурова, Винницы и Каменец-Подольского, немецко-фашистское командование сосредоточило против нас девять танковых и шесть пехотных дивизий. Начиная с 7 марта на участке Проскуров, Тернополь развернулись многодневные напряженнейшие бои с крупными танковыми силами врага, предпринявшими сильный контрудар.

Записи в журнале боевых действий войск 1-го Украинского фронта, которые мне при подготовке книги довелось еще раз просматривать, помогли восстановить в памяти события тех трудных дней. Так, например, 13 марта части 1-й гвардейской армии на рубеже Аркадиевцы, Шпиченцы, Давыдковцы были контратакованы 200 немецкими танками и пехотой. В районе Проскурова передовые отряды 3-й гвардейской танковой армии подверглись контратакам 100 танков, сопровождавших пехотные части противника. 16 марта враг с новым ожесточением контратаковал наступавшие войска фронта в районе Дубно, Кременец, Тернополь, Винница, Жмеринка, Проскуров. 18 марта особенно напряженные бои развернулись западнее Проскурова, где войска 3-й гвардейской танковой армии отражали натиск превосходящих сил неприятеля.

Не менее тяжело было и нашей 4-й танковой армии, прорвавшейся во вражеский тыл. Положение осложнялось тем, что танкисты испытывали серьезные затруднения в дизельном топливе и отчасти боеприпасах. Колесный транспорт, и особенно цистерны с горючим, порой отставал от боевых частей, застревал в грязи. Приходилось даже на танках перевозить по бездорожью бочки с дизельным топливом, а также перебрасывать грузы с помощью транспортной авиации.

Немецко-фашистское командование предпринимало все усилия к тому, чтобы остановить наступление войск 1-го Украинского фронта. Из показаний пленных и по трофейным документам нам стало известно, что 8 марта 1944 года Гитлер издал приказ, в котором определил систему крепостей и опорных пунктов, потребовав от своих войск удержания их до конца, до последнего солдата даже в случае окружения и осады. В полосе наступления нашего фронта противник наметил такие, например, крепости, как Винница, Жмеринка, Проскуров, Тернополь, Черновицы, и другие. В приказе говорилось, что за оборону этих городов коменданты отвечают головой. Вот почему противник так упорно и ожесточенно оказывал нам сопротивление.

Советские войска дрались героически. Бои изобиловали многочисленными примерами отваги, находчивости и стойкости воинов. Вспоминаются несколько таких эпизодов. Когда превосходящим силам врага удалось прорваться к штабу 63-й гвардейской Челябинской танковой бригады, все офицеры и солдаты, в том числе писаря, телефонисты и повара, взялись за оружие и вступили в бой с врагом.

Командир танковой бригады полковник М. Г. Фомичев приказал командиру роты М. Г. Акиншину спасти боевой стяг бригады. На больших скоростях танки помчались к центру села, где размещался штаб. В телескопический прибор офицер увидел, что по улице со знаменем бежит комсомолец гвардии старшина Александр Соколов; наперерез ему из-за угла бросились гитлеровцы, намереваясь захватить гвардейца с боевым стягом. Не медля ни секунды, офицер Акиншин направил танк в группу фашистов. Рассеяв врага, советские воины перенесли на броню танка тяжело раненного старшину Соколова, крепко сжимавшего гвардейское Знамя.

В те трудные мартовские дни мне рассказали о мужестве молодого коммуниста Александра Шурова, тоже спасшего Знамя части; Его славный подвиг воспел на страницах фронтовой газеты поэт Андрей Малышко.

— Тебе доверена честь и святыня полка, — напутствовал парторг сержанта Шурова, которому было приказано вынести из окружения полковое Знамя. — Пуще жизни береги боевой стяг.

Взвод автоматчиков, выделенный для сопровождения и защиты боевого стяга, огнем и гранатами пробил Александру Шурову путь через вражеское кольцо. За спасение Знамени воина-коммуниста наградили орденом Славы III степени. Были отмечены правительственными наградами и его товарищи.

Отражая в районе Тернополь, Проскуров контрудары танковых дивизий врага, войска 1-го Украинского фронта на ряде участков продолжали наступление. 17 марта 13-я армия овладела важным опорным пунктом обороны противника городом Дубно, через два дня освободила Кременец, а 20 марта вышла в район города Броды.

Активные наступательные действия продолжали и войска левого крыла фронта. 38-я армия 18 марта овладела Жмеринкой, а 20-го — Винницей.

К тому времени Ставка усилила наш фронт 1-й танковой армией (командующий генерал-полковник танковых войск М. Е. Катуков, член Военного совета генерал-майор танковых войск Н. К. Попель). Теперь фронт имел три танковые армии. Такую мощную ударную броневую силу фронт получал впервые, и его войска могли решать крупные оперативные задачи.

В разгар наступательной операции в 4-й танковой армии произошла смена руководства. Командармом был назначен вместо генерал-лейтенанта В. М. Баданова генерал-лейтенант Д. Д. Лелюшенко. Новый командующий имел большой боевой опыт. Еще юношей Дмитрий Лелюшенко добровольно вступил в Первую Конную армию и сражался на фронтах гражданской войны. В годы мирного строительства Советских Вооруженных Сил Дмитрий Данилович сменил коня на танк. В 1939–1940 годах в боях на Карельском перешейке командир танковой бригады Д. Д. Лелюшенко проявил личную отвагу, воинское мастерство и был удостоен звания Героя Советского Союза. Потом он командовал 1-й Московской мотострелковой дивизией, а Великую Отечественную войну встретил на посту командира мехкорпуса. Генерал Лелюшенко командовал 5-й армией, прикрывавшей подступы к столице на Можайском шоссе, руководил боем на знаменитом Бородинском поле и был ранен. Досрочно выйдя из госпиталя, Дмитрий Данилович принял командование 30-й армией, освободившей Клин и другие районы Подмосковья. В битве на Волге он командовал 1-й гвардейской, а затем 3-й гвардейской армией. В марте 1944 года генерал Лелюшенко прибыл к нам.

Членом Военного совета 4-й танковой армии являлся генерал-майор танковых войск Василий Георгиевич Гуляев. В годы Отечественной войны он последовательно прошел многие ступени политической работы: был комиссаром танковой бригады, дивизии, корпуса и наконец членом Военного совета армии. Танкисты уважали и любили этого высокообразованного политработника. Он был инициативен, энергичен и обладал значительным опытом работы в танковых войсках, хорошо знал боевые дела армии.

Опыт Великой Отечественной войны выработал и упрочил важнейший принцип: по-настоящему руководить политической работой в боевой обстановке можно лишь тогда, когда сам видишь и ощущаешь бой. Нельзя судить об обстановке, сложившейся на том или ином участке фронта, только по донесениям.

Чего греха таить, встречались отдельные политработники, которые во время боя не могли правильно определить своего места. Одни из них постоянно находились на командном пункте, другие со своим аппаратом располагались в тылу, во втором эшелоне, в относительно спокойной обстановке, подменяя бумагами живое творческое дело. Но то были единичные случаи.

Сама фронтовая обстановка настоятельно диктовала необходимость стать как можно ближе к войскам, чтобы лучше видеть и оценивать происходящее, своевременно влиять на ход и исход боевых действий.

В связи с этим вспоминается случай, происшедший в начале войны. 2-й кавкорпус, где я был комиссаром, в июле 1941 года вел тяжелый бой на Днестре. Используя численное превосходство, немецко-фашистские войска стремились прижать нас к реке и опрокинуть. Именно в этот напряженный момент связной доложил, что представитель политотдела 9-й армии вызывает меня к себе на противоположный берег с докладом. В той сложной обстановке я, как комиссар корпуса, не мог покинуть сражающиеся части и на виду у всех уйти с поля боя. Я категорически отказался сделать это и затем объяснил представителю политотдела армии свой взгляд на подобные вызовы.

Такие случаи объяснялись прежде всего отсутствием боевого опыта. В ходе войны мы по крупицам накапливали его, перестраивая формы и методы руководства применительно к фронтовой обстановке.

Однако и в мартовской операции 1944 года не обошлось без недостатков. Во время наступления некоторые политорганы из-за сильной распутицы начали отставать от своих частей. Задерживались выпуск и доставка дивизионных газет, а солдатская почта и центральные газеты приходили с опозданием. Кое-где несвоевременно выдавались партийные и комсомольские документы.

С таким положением мириться было нельзя. Военный совет и политуправление решительно потребовали, чтобы политорганы больше работали в войсках, правильнее распределяли свои силы и всегда знали, что делается в подразделениях первого эшелона, в чем они нуждаются.

Мы предупредили соответствующих товарищей, что в дальнейшем никакие ссылки на распутицу и другие объективные трудности приниматься во внимание не будут, что походные типографии должны перемещаться вовремя, чтобы войска бесперебойно получали не только боеприпасы и продовольствие, но и газеты, письма и оперативную информацию о боевых успехах.

Весеннее наступление Красной Армии, развернувшееся от Луцка до низовьев Днепра, отличалось необычайно крупным размахом. 4 марта 1944 года 1-му Украинскому фронту выпала честь сделать наступательный почин. Затем пришли в движение 2-й и 3-й Украинские фронты. В те дни в Москве чуть ли не каждодневно гремели победные салюты. Воинам не терпелось узнать о последних событиях на фронте и успехах соседей, об освобожденных городах и селах (тем более что у нас было много украинцев именно из тех районов и областей, за которые велись бои). Вот почему мы всегда советовали политорганам широко использовать сообщения Совинформбюро в агитационно-массовой работе. Это, как мы убедились, давало положительные результаты: сводки Советского информбюро содержали богатейший материал для политической агитации, помогали командирам и политработникам мобилизовать солдат, сержантов и офицеров на выполнение новых боевых задач.

11 марта Ставка Верховного Главнокомандования уточнила, что войскам 1-го Украинского фронта предстоит продолжать решительное наступление, окружить и разгромить 1-ю немецкую танковую армию и выйти на государственную границу с Чехословакией и Румынией.

Все средства политической агитации и пропаганды преследовали одну цель — довести до сознания каждого воина эту главную задачу, воодушевить войска на решающие бои.

После незначительной паузы с утра 21 марта войска фронта вновь перешли в наступление. 1-я гвардейская и 60-я армии взломали вражескую оборону на фронте до 100 километров, и в прорыв немедленно двинулись 1-я и 4-я танковые армии.

Военный совет фронта возлагал большие надежды на 1-ю танковую армию генерала М. Е. Катукова как наиболее полнокровную и укомплектованную, снова вернувшуюся к нам из резерва Ставки Верховного Главнокомандования. В прорыв ранее других устремилась 1-я гвардейская танковая бригада полковника В. М. Горелова.

Путь танкистам преграждали десятки рек и речушек, налившихся полой водой, и каждая из них могла стать серьезной преградой для войск. Вот почему передовым отрядам ставилась задача захватывать мосты и переправы, обеспечивая беспрепятственное наступление наших частей.

21 и 22 марта особенно успешно продвигались войска 1-й танковой армии. В связи с этим Военный совет фронта направил следующую телеграмму: "Командарму 1-й танковой Катукову.

1. Армия действует хорошо. Продолжайте быстро выполнять поставленную армии задачу. К исходу 23.3.44 обязательно выходите в район Езжаны, Борщов, Скала. Не позднее 23.3 выйти на Днестр, с ходу форсировать реку в районах Устечко, Городница, Залещики, Пелипче.

2. 27-ю мотострелковую бригаду из района Гримайлова можете снять и направить ее по своему усмотрению.

3. Об отданных распоряжениях донести.

Жуков, Крайнюков, Боголюбов"{32}.

Стремительное продвижение к Днестру, выход к этой реке и форсирование ее имели важное стратегическое значение. Во-первых, противник, прижатый к Карпатам, лишался путей отхода. Во-вторых, немецко-фашистская группировка, действовавшая на Украине, изолировалась от тех сил, которые находились севернее Полесья. Вот почему командующий войсками фронта настойчиво требовал от всех командармов, командиров корпусов, дивизий и бригад выполнения этой боевой задачи.

Когда батальон гвардии капитана В. А. Бочковского из 1-й гвардейской танковой бригады достиг Чорткова и прорвался к реке Серет, воины-гвардейцы увидели мост, перегороженный пылающей бензоцистерной. Механик-водитель Волков, рискуя жизнью, ударом ганка опрокинул ее в реку. Затем отважный экипаж затушил загоревшийся настил моста. Переправа была спасена. Танкисты устремились вперед.

Отличился и другой батальон 1-й гвардейской танковой бригады. Его возглавлял гвардии майор Гавришко. Осуществляя параллельное преследование отступающего врага, танкисты обогнали колонну немецкой мотопехоты и, захватив переправу, отрезали путь противнику.

Массовый героизм проявили танкисты и при форсировании Днестра. Здесь особенно отличились 20-я гвардейская механизированная бригада гвардии полковника А. X. Бабаджаняна и 64-я гвардейская танковая бригада, которую возглавил Герой Советского Союза подполковник И. Н. Бойко.

Танкисты прорвались к реке, шумно несшей ледяное крошево. Мосты по всей округе оказались взорванными. Но разведчики точно установили, что в районе Устечко уровень воды на Днестре ниже, чем в других местах. Было решено переправить танки по дну реки. Экипажи законопатили щели боевых машин, обильно промазали их солидолом, обозначили поплавками маршрут брода.

Первым вызвался переправиться на западный берег гвардии лейтенант П. Ф. Никитин. Его танк размеренно двигался по бурлящей реке, погружаясь порой по самую кромку верхнего люка. Подполковник Бойко с волнением следил за продвижением головной машины. Но вот тридцатьчетверка, разбрызгивая воду, вырвалась на противоположный берег. Следом успешно переправились второй, третий танки…

Форсировав реку там, где враг не ждал, 64-я гвардейская танковая бригада двинулась на Черновицы (ныне Черновцы). Противник не предполагал, что наши гвардейцы так глубоко проникли в его тыл.

25 марта, используя плохую погоду, разведывательное подразделение гвардии лейтенанта П. Ф. Никитина скрытно подошло к пригороду Черновиц станции Моша, расположенной на северном берегу Прута. Здесь разгружалось несколько эшелонов с техникой, боеприпасами и горючим. Огнем в упор гвардейцы расстреляли изрядное количество сгруженных с платформ фашистских танков. В этот же день начались уличные бои за город Черновицы.

Вечером 25 марта столица нашей Родины Москва салютовала войскам 1-го Украинского фронта, штурмом овладевшим городом Проскуров — крупным железнодорожным узлом и сильным опорным пунктом обороны гитлеровцев. В сражении за Проскуров (ныне Хмельницкий) особенно отличились войска 1-й гвардейской армии генерал-полковника А. А. Гречко и 3-й гвардейской танковой армии генерал-полковника П. С. Рыбалко.

А тем временем продолжались напряженные бои за Черновицы. Противник предпринимал яростные контратаки, намереваясь отбросить смельчаков, захвативших мост через Прут, вернуть в свои руки станцию Моша.

Форсировав реку, войска 1-й танковой армии совершили обходный маневр. И тогда, бросая убитых и раненых, фашисты начали поспешно отходить. 29 марта Черновицы были освобождены частями 11-го гвардейского танкового корпуса генерала А. Л. Гетмана и 24-й стрелковой дивизии. Но еще 25 марта первым ворвался в этот город офицер Павел Никитин, впоследствии павший смертью героя. Его танк как боевая реликвия установлен в Черновицах.

На сутки раньше подразделения 1-й гвардейской танковой бригады В. М. Горелова овладели городом Коломыя.

На втором этапе Проскурово-Черновицкой операции глубокий маневр совершили и бригады 4-й танковой армии. После серьезных потерь, понесенных в начале марта, в армии был некомплект в танках. Но, несмотря на это, 6-й мехкорпус под командованием генерал-лейтенанта А. И. Акимова стремительно прорвался в Каменец-Подольский, захватил противника врасплох и навел панику в его тылу.

В районе Каменец-Подольского войска 4-й танковой армии разгромили штаб 16-й танковой дивизии врага, уничтожив при этом до 2 полков пехоты и захватив около 2 тысяч пленных, а также 4 тысячи автомашин, 250 мотоциклов, 50 орудий и 10 складов.

На другой день после взятия Каменец-Подольского я прибыл в штаб генерала Д. Д. Лелюшенко. Командарм сообщил, что части армии ведут тяжелые бои в районе Каменец-Подольский, Дунаевцы, что на подмогу прибыл 30-й стрелковый корпус, но в ослабленном составе (отстала артиллерия) и что противник все время контратакует танками и самоходными орудиями.

Положение, как я убедился, было действительно не из легких. Крупные силы 1-й немецкой танковой армии, оказавшиеся в оперативном окружении, неистово рвались на запад. Танкисты Лелюшенко и приданный им 30-й стрелковый корпус без артиллерии с огромным трудом сдерживали натиск врага. Наши воины проявляли стойкость и героизм, обеспечивая внутренний фронт окружения.

Как же угодила в котел 1-я танковая армия генерала Хубе? Это не было случайностью, а заранее планировалось Ставкой и фронтом. Удар наших подвижных войск рассек 1-ю и 4-ю немецкие танковые армии. Выход соединений Катукова к Днестру, освобождение Каменец-Подольского танкистами Лелюшенко, успешное наступление частей 1-й гвардейской, 60-й, 38-й армий и других войск фронта создали серьезную угрозу для врага. В результате армия Хубе в составе трех танковых, одного армейского корпусов и одной корпусной группы к концу марта оказалась в оперативном окружении в районе Оринин, севернее Каменец-Подольского, Борщов, Скала.

В течение десяти дней шли упорные бои по ликвидации этой окруженной группировки. Войска 1-й гвардейской армии, 18-й и 38-й армий, 1-й и 4-й танковых армий, преодолевая огромные трудности и сильное сопротивление врага, стремились сжать кольцо окружения и не дать гитлеровцам возможности вырваться из котла.

Следует заметить, что в оценке сложившейся обстановки был некоторый просчет. Предполагалось, что фашистские войска будут отходить на юг, но уже 1 апреля командующему фронтом и штабу стало ясно, что немцы пытаются выйти из окружения не на юг, а на запад. К тому же окружение противника на внешнем и особенно на внутреннем фронте не было плотным. Все это позволяло неприятелю находить слабые места в наших боевых порядках и, массированно применяя танки, предпринимать попытки прорыва в направлении Борщов, Бучач. Ценой больших потерь гитлеровцам удалось несколько продвинуться, и они продолжали наращивать свои усилия в направлении Бучача.

Объективно оценивая боевые действия наших войск по ликвидации окруженной крупной группировки врага, следует признать, что руководство фронта несколько преувеличивало наши возможности и недооценивало силы противника. Чего греха таить, порой и желаемое выдавалось за действительность. Маршал Жуков уверовал в то, что ликвидация окруженного противника дело решенное, и слишком оптимистично смотрел на обстановку, сложившуюся в районе Скала. Приведу боевое распоряжение от 1 апреля 1944 года: "Командармам 1-й гв., 18, 38 и 4-й танковой.

Ликвидация окруженной группировки противника в районе Скала близится к концу.

Приказываю:

1. 2.4.44 г. всем армиям концентрическим ударом, на основе ранее полученных приказов, добить противника в районе Скала.

2. Организовать заблаговременно учет и прием пленных. Особенно важно быстро учесть (пофамильно) и донести в штаб фронта о всех офицерах противника. Для этой цели командировать в дивизии (бригады) специальных офицеров с соответствующими полномочиями.

Жуков, Боголюбов"{33}.

Однако 1-я немецкая танковая армия с тяжелыми боями и большими потерями продолжала рваться из неплотного кольца на запад. Одновременно противник, устремившийся на выручку окруженным войскам, усилил натиск извне. 10 апреля особенно ожесточенные бои разгорелись в районе Бучача. Неприятель нанес удар с запада силами 10-й танковой дивизии и танковой дивизии СС «Хоенштауфен», а также 100-й легкопехотной и 361-й пехотной дивизий. Наш 18-й стрелковый корпус был оттеснен на северо-восток и на юг от Бучача. В результате во второй половине дня 10 апреля наступавшая с запада группировка противника соединилась с частями 1-й немецкой танковой армии.

Маршал Советского Союза Г. К. Жуков в своих воспоминаниях писал: "…Анализируя всю эту операцию, считаю, что 1-ю танковую армию (речь идет об армии генерала Катукова. — К. К.) следовало бы повернуть из района Черткова — Толстое на восток для удара по окруженной группировке. Но мы имели тогда основательные данные, полученные из различных источников, о решении окруженного противника прорываться на юг через Днестр в районе Залещика. Такое решение казалось вполне возможным и логичным.

В таком случае противник, переправившись через Днестр, мог занять южный берег реки и организовать там оборону. Этому способствовало то обстоятельство, что правофланговая 40-я армия 2-го Украинского фронта 30 марта все еще не подошла к Хотину.

Мы считали, что в этих условиях необходимо было охватить противника 1-й танковой армией глубже, перебросив ее главные силы через Днестр, и захватить район Залещик — Черновицы — Коломыя. Но когда командованию группы армий «Юг» стало известно о перехвате советскими войсками южных путей отхода, оно приказало окруженным войскам пробиваться не на юг, а на запад через Бучач и Подгайцы"{34}.

Несмотря на некоторые промахи, войска 1-го Украинского фронта нанесли противнику сильное поражение.

За 10 дней немецко-фашистская группировка потеряла до 60–70 процентов техники и половину личного состава. Наши войска захватили 7483 автомашины, 187 танков и самоходных орудий и 61 самолет.

Выйдя в предгорья Карпат, соединения 1-го Украинского фронта рассекли немецко-фашистскую армию на две части и достигли большого стратегического успеха. И далеко не случайно Гитлер, взбешенный военными неудачами, сместил с поста командующего группой армий «Юг» генерал-фельдмаршала Манштейна. Наше весеннее наступление увенчалось не только победой советского оружия, но и блестящей победой советской стратегии, советской военной мысли, основанной на ленинской "науке побеждать".

Начиная с 9 марта наши войска вели напряженные бои с окруженной в Тернополе 12-тысячной группировкой врага. Гитлеровцы упорно сопротивлялись, хотя ничто уже не могло их спасти.

Еще на первом этапе операции передовые подразделения 4-го гвардейского Кантемировского танкового корпуса (командир генерал П. П. Полубояров, начальник политотдела полковник В. В. Жебраков), действовавшего в составе 60-й армии, искусным маневром захлестнули вокруг засевшего в Тернополе немецкого гарнизона стальную петлю. Танковая рота гвардии лейтенанта Бориса Кошечкина, находившаяся в разведке, первой достигла шоссе Збараж — Тернополь и атаковала вражескую колонну. Танкисты Б. К. Кошечкина уничтожили 50 автомашин, 2 бронетранспортера с прицепленными орудиями и много солдат противника. В огневом поединке гвардейцы подбили 6 фашистских танков и 1 сожгли.

Когда стемнело, командир роты поставил танки в укрытие, а сам, переодевшись в штатский костюм, пробрался к Тернополю и разведал подступы к городу. Отыскав слабо защищенное место в обороне противника, коммунист Б. К. Кошечкин возглавил ночную атаку танков и одним из первых ворвался в город.

Доложив мне о ходе боев, об отважных и самоотверженных солдатах и офицерах, член Военного совета 60-й армии генерал-майор В. М. Оленин сказал:

— Сегодня мы направляем Военному совету фронта документы об отличившихся в Тернополе бойцах и командирах, достойных присвоения звания Героя Советского Союза. Просим безотлагательно рассмотреть эти документы и препроводить их в Президиум Верховного Совета СССР.

Василий Максимович раскрыл папку, взял первый наградной лист, еще раз внимательно прочитал его, затем тихо произнес:

— Танцоров Григорий Васильевич, гвардии младший лейтенант, командир батареи СУ-восемьдесят пять. Боевой товарищ Кошечкина. О его подвиге знает вся армия.

И генерал В. М. Оленин передал мне наградной лист. В нем рассказывалось о том, как офицер Танцоров с группой танков и самоходно-артиллерийских установок ворвался на станцию Збараж и огнем с ходу разбил паровоз неприятельского бронепоезда и бронеплощадку, уничтожил два бронетранспортера. Захватив склад с горючим, Григорий Танцоров обеспечил многие танковые подразделения дизельным топливом, что позволило еще успешнее действовать в тылу врага.

Младший лейтенант Танцоров ночью пробился на южную окраину Тернополя. Его самоходная установка была атакована тремя немецкими танками Т-4. Маневрируя между каменными строениями, офицер подбил все три вражеские машины. Но противник подбрасывал новые подкрепления, стремясь во что бы то ни стало уничтожить прорвавшихся в город гвардейцев. Отрезанный от товарищей, бесстрашный командир батареи самоотверженно сражался с превосходящими силами врага. "Во время неравного боя экипажа Танцорова с танками противника, — говорилось в наградном листе, — появились немецкие бронетранспортеры. Слева выдвинулась батарея 75-мм ПТО. Тов. Танцоров быстро развернул самоходное орудие и разбил две немецкие пушки. Но в это же время вражеский снаряд поджег его машину. Отважный командир был ранен, но решил лучше умереть, чем отступить, и скомандовал механику: "Вперед!" Горящая машина рванулась на врага, давя и уничтожая вражеские пушки, транспортеры и гитлеровских пехотинцев, пока не перестало биться сердце командира".

Уличные бои в Тернополе шли продолжительное время. Здесь чуть ли не каждое здание было дотом. Гитлеровцы продолбили в каменных стенах узкие бойницы, через которые вели огонь снайперы и фаустпатронщи-ки, а в проемах стен стояли замаскированные орудия. Многие здания соединялись между собой ходами сообщения.

Специфика уличного боя внесла коррективы и в организацию партийно-политической работы. Например, начальник политотдела 60-й армии генерал-майор К. П. Исаев рекомендовал политорганам назначать парторгов в штурмовые группы и во взводы.

Во время небольшого боевого затишья Военный совет и политотдел армии провели совещание с начальниками политотделов соединений, участвовавших в сражении за Тернополь. Полковники А. Е. Светлов, К. М. Московский, Н. И. Охапкин, А. К. Иванников кратко доложили о политической работе в условиях уличных боев. Обращалось внимание на пропаганду приемов и способов борьбы в городе, где каждый дом был превращен противником в крепость. Военный совет и политотдел армии предложили политорганам соединений широко использовать и распространить в войсках опыт борьбы с врагом в Сталинграде. Штаб армии совместно с политотделом выпустили листовки-памятки: "Как вести бой в городе", "Стрелковое отделение в уличном бою", "Действие штурмовой группы", "Артиллерия в уличном бою" и другие.

Об особенностях городского боя писали фронтовая, армейская и дивизионные газеты, рассказывали агитаторы и непосредственно сами участники штурма Тернополя.

Политическое управление фронта подготовило листовку на немецком языке, адресованную окруженному в Тернополе вражескому гарнизону. Она напоминала противнику о печальной судьбе, постигшей и боле крупные группировки немцев под Сталинградом и Корсунь-Шевченковским, разоблачала человеконенавистнические замыслы гитлеровского командования, преднамеренно обрекшего свои войска на явную и бессмысленную гибель.

Упорство окруженных объяснялось прежде всего тем, что извне начались атаки крупных сил фашистов, пытавшихся деблокировать тернопольский котел. 14 марта 1944 года германское командование бросило против наших войск танковую дивизию СС "Адольф Гитлер", 7-ю танковую и 359-ю пехотную дивизии. Превосходящим силам врага удалось несколько потеснить подразделения, сдерживавшие их натиск.

16 и 17 марта противник возобновил наступательные действия. Однако 15-й стрелковый корпус генерала И. И. Людникова, поддержанный частями 4-го гвардейского танкового корпуса, отразил все атаки гитлеровцев и нанес им большой урон.

Утром 25 марта танки и пехота противника из района Озерная снова пытались прорвать кольцо окружения. И наконец, 11 апреля пехотная дивизия врага, поддержанная 100–120 танками, нанесла еще один контрудар. Понеся значительные потери, противник вынужден был откатиться на прежние рубежи.

Провалилась и затея гитлеровцев со снабжением осажденного гарнизона по воздуху. Войска 60-й армии заняли последний вражеский аэродром. Наши истребители сбивали транспортные самолеты противника на дальних подступах к Тернополю. Парашюты с грузами, предназначенными для окруженных, часто падали в расположение наших войск.

Я был свидетелем мощных и точных штурмовых ударов нашей авиации по неприятельским укреплениям. Это работали летчики генерала Н. П. Каманина, одного из первых в стране Героев Советского Союза.

В грозный для Отечества час Николай Петрович Каманин отправился на фронт с сыном Аркадием, прозванным Орленком. В 14 лет Каманин-младший самостоятельно поднялся в воздух на самолете По-2. Несколько позднее Аркадия Каманина включили в боевой расчет. На 1-м Украинском фронте юноша водил связной самолет, доставляя боевые и разведывательные донесения, и не раз был крещен огнем. У героя-отца мужал и сын-герой. Это ли не преемственность поколений, воспитанных в нашу славную эпоху!

В составе соединения отважно сражался и отличился в мартовской операции коммунист Георгий Тимофеевич Береговой, ныне дважды Герой Советского Союза, генерал-лейтенант авиации, летчик-космонавт СССР.

Наше командование приняло решение окончательно покончить с окруженным в Тернополе гарнизоном гитлеровцев. Утром 12 апреля на вражеские опорные пункты обрушился шквал снарядов, мин и бомб. Потом на решительный штурм двинулись стрелковые и танковые подразделения.

Мне особенно запомнился такой эпизод. В одном из соединений поближе к переднему краю выдвинулся военный оркестр и укрылся за толстой каменной стеной городского здания. Перед сигналом атаки оркестр заиграл Государственный гимн Советского Союза. Вдохновляющая музыка, переплетаясь с артиллерийской канонадой, поднимала боевой дух войск. Порыв воинов был неукротим. Легко раненные, поравнявшись с оркестром, возвращались в строй и отказывались идти в медсанбат.

Это еще раз свидетельствует о том, что мы обладаем неиссякаемым арсеналом средств политического и воинского воспитания. Надо было только умело и. творчески применять их, изыскивать новые пути к солдатскому сердцу.

В ходе упорных и продолжительных уличных боев войска 60-й армии разгромили окруженный гарнизон врага и 14 апреля 1944 года полностью овладели областным центром Украины — Тернополем.

В боях за город отличились части 15-го стрелкового корпуса генерал-лейтенанта И. И. Людникова. В его составе сражались 302-я стрелковая дивизия под командованием полковника Н. П. Кучеренко, 336-я стрелковая дивизия полковника М. А. Игначева, 99-я стрелковая дивизия, возглавляемая генерал-майором А. А. Сараевым, а также часть сил 322-й стрелковой дивизии полковника П. Н. Лащенко. Активно участвовали в окружении и уничтожении тернопольского гарнизона противника 4-й гвардейский танковый корпус под командованием генерал-лейтенанта танковых войск П. П. Полубоярова и приданные артиллерийские части. Сильные удары по окруженному врагу и прорывавшимся извне гитлеровским войскам наносили 5-й штурмовой авиационный корпус генерал-майора Н. П. Каманина, 5-й истребительный авиационный корпус генерал-майора Д. П. Галунова и другие части.

При ликвидации тернопольской окруженной группировки наши войска уничтожили свыше 10 тысяч фашистских солдат и офицеров, взяли большое число пленных и трофеи.

Тридцать лет спустя мне снова довелось побывать на местах минувших сражений. Я помнил Тернополь сильно разрушенным. Окруженные нашими войсками гитлеровцы превратили город в развалины. Но Тернополь за короткий срок поднялся из руин. Он стал краше и величественнее, чем был раньше.

Трудящиеся города и области свято чтут героическое прошлое, с уважением относятся к историческим памятникам и боевым реликвиям, к ветеранам боев.

На 30-летие освобождения Тернополя были приглашены многие заслуженные воины. Среди них я повстречал прославленного танкиста-кантемировца Героя Советского Союза Бориса Кузьмича Кошечкина, бывшего командира 1128-го Тернопольского стрелкового полка Георгия Васильевича Корнеева и других ветеранов, которыми гордится наша славная Родина. На Тернопольщине они стали почитаемыми людьми.

Выход на государственную границу

Нанеся противнику поражение в предгорьях Карпат, войска 1-го Украинского фронта в начале апреля 1944 года вышли на государственную границу с Чехословакией и Румынией. Преследуя отходящего врага, наши соединения овладели городом Серет и заняли свыше 30 других населенных пунктов на территории Румынии. Ширина полосы освобожденной границы достигала 200 километров.

В этих боях вновь отличилась 1-я танковая армия генерала М. Е. Катукова. В числе первых вестников победы был экипаж младшего лейтенанта В. Шкиля из 64-й гвардейской танковой бригады. Чтобы подтвердить этот факт, Василий Шкиль доставил на своей машине в штаб обветшалый от времени полосатый пограничный столб.

Командир бригады гвардии подполковник И. Н. Бойко похвалил отважный экипаж за стремительный прорыв к государственной границе, а затем крепко отчитал Василия Шкиля и приказал немедленно вернуть пограничный столб обратно:

— И чтобы стоял он, ни на вершок не отклоняясь от прежнего места!

В ознаменование одержанной победы наиболее отличившиеся соединения и части были удостоены наименования Прикарпатских, благодарности Верховного Главнокомандующего и награждены орденами.

Столица нашей Родины Москва салютовала войскам 2-го и 1-го Украинских фронтов двадцатью четырьмя артиллерийскими залпами из трехсот двадцати четырех орудий. Это был салют первой категории, которым отмечались наиболее выдающиеся события.

В адрес Военного совета нашего фронта, армий и соединений поступила масса поздравительных телеграмм и писем. Вот одно из них. "Дорогие бойцы, сержанты, офицеры и генералы 1-го Украинского фронта! — писали рабочие и работницы московского ордена Ленина завода «Динамо» имени С. М. Кирова. Приветствуем вас с новой победой — выходом на Государственную границу СССР. Приветствуем и поздравляем вас, освободителей советской земли. В эти дни хочется быть как можно ближе к вам, наши боевые братья…"

Такие письма, свидетельствующие о нерушимом единстве народа и армии, часто печатались во фронтовой, армейских и дивизионных газетах и представляли благодатный материал для наших агитаторов.

Выход 2-го, а затем 1-го Украинских фронтов на государственную границу вызвал радость у наших друзей и тревогу в стане врага. Отбросив в сторону дипломатические условности, Гитлер приказал марионеточному правителю Хорти выдвинуть в предгорья Карпат венгерскую армию и прикрыть брешь в немецко-фашистской обороне. Не доверяя своему союзнику, Гитлер ввел в Венгрию германские дивизии и фактически оккупировал страну.

Мы знали, что солдаты 1-й венгерской армии, появившейся перед фронтом нашей 18-й армии, проявляют недовольство оккупацией своей страны и что их боеспособность падает. В данном случае сама обстановка способствовала успеху нашей политической пропаганды среди венгерских войск.

В 18-й армии мне довелось вместе с членом Военного совета армии С. Е. Колониным и начальником политотдела Л. И. Брежневым принять участие в обсуждении этого вопроса. Помню, Л. И. Брежнев сделал краткое сообщение о политико-моральном состоянии венгерской армии и привел ряд показаний солдат, добровольно перешедших к нам. В этих показаниях отмечалось, что в венгерской армии усилились антифашистские настроения, резко снизилась дисциплина и что на сторону советских войск желает перейти немало венгров. Однако они колеблются, опасаются русских комиссаров, боятся ЧК и Сибири. Короче говоря, нацистская ложь, как ни примитивна она была, все же отравляла сознание многих венгерских солдат.

Военный совет и политотдел 18-й армии заметно усилили пропаганду среди венгерских войск, добиваясь еще большей ее действенности.

В политуправлении фронта и политотделах армий внимательно рассматривалось, обсуждалось и утверждалось содержание каждой листовки или радиопередачи, предназначенной для солдат противника. Конечно, наивно было полагать, что какая-то удачная листовка или радиопередача на войска противника произведет переворот во взглядах воюющих против нас солдат. И все же наша пропаганда среди неприятельских войск постепенно делала свое дело. Стремительное продвижение Красной Армии и одержанные ею на всех фронтах крупные победы, о которых мы оперативно оповещали солдат противника, все более убеждали венгерских рабочих и крестьян, одетых в военную форму, в неизбежности поражения гитлеровцев и их союзников. Активная идеологическая борьба с противником способствовала и его военному разгрому, а каждая ратная победа советских войск делала более эффективной и нашу пропаганду во вражеском стане.

Выпуская значительное количество листовок на венгерском языке, политическое управление фронта и политотдел 18-й армии разъясняли, что хортистская клика, поставившая страну на грань национальной катастрофы, пресмыкается перед гитлеровцами, оккупировавшими Венгрию, и бросает своих соотечественников в объятия смерти. В листовках говорилось и о том, что в боях против войск нашего фронта под Воронежем по вине немецко-фашистского командования уже погибла одна венгерская армия и что под Карпатами такая же участь может постичь и другую. Обращаясь к совести и разуму каждого честного венгра, горячо любящего свое отечество, советское командование предлагало единственно верный выход из создавшегося положения, а именно — сдачу в плен, добровольный переход на сторону Красной Армии.

Прошло некоторое время. Военный совет и политотдел 18-й армии сообщили нам новые факты о действенности работы по разложению войск противника. С помощью авиации и других средств в венгерских дивизиях были распространены тысячи наших листовок; для разъяснительной работы среди венгерских солдат были переброшены через линию фронта антифашистски настроенные военнопленные. За короткое время более двухсот венгров добровольно перешло на сторону советских войск.

В политической пропаганде среди войск противника использовались также материалы антифашистской газеты венгерских военнопленных в СССР "Слово правды". Призывы переходить на сторону Красной Армии группами и в одиночку не оставались безответными. В марте, апреле и мае 1944 года усилилась сдача венгров в плен.

Вот один характерный случай, рассказанный перешедшими на участке 18-й армии венгерскими солдатами: "Мы получили приказ атаковать советские позиции. На высоте, позади нас, расположились эсэсовцы. Русские вели огонь из всех видов оружия. Атака захлебнулась, и мы залегли. Гитлеровцы, занимавшие высоту, тотчас же начали нас обстреливать. Таким образом, мы очутились между двух огней. Короткими перебежками солдаты достигли противотанкового рва и укрылись в нем, ожидая первой же возможности, чтобы перейти на сторону русских. Мы послали восемь человек без оружия для переговоров. Вскоре наши парламентеры вернулись в сопровождении советского офицера. Мы сдали ему оружие и мелкими группами перешли в расположение русских".

Венгры рассказывали, что профашистские генералы угрожали солдатам всевозможными карами, вплоть до расстрела членов их семей, за переход к русским. Наша же агитация и пропаганда усиливала процесс распада венгерской армии. На советскую сторону перешло немало солдат и офицеров из 27-й венгерской пехотной дивизии.

Это не означало, однако, что 1-я венгерская армия стала небоеспособной. Венгерские части, подпираемые отборными эсэсовскими дивизиями гитлеровского вермахта и специальными отрядами жандармов, продолжали вести против нас боевые действия. Но их стойкость и упорство резко снижались. Теперь у венгров было все меньше и меньше желания сражаться и умирать за Гитлера, поработившего их страну.

Немецко-фашистские войска, цепляясь за каждый рубеж, оказывали ожесточенное сопротивление. В полосе нашего наступления разведка зафиксировала появление новых танковых и пехотных дивизий врага. Более того, противнику удалось частично восстановить и пополнить крепко потрепанные нашими войсками соединения и части. К середине апреля сопротивление гитлеровцев значительно возросло. Войска нашего фронта, продвинувшиеся по весеннему бездорожью далеко вперед, после сорокадневного наступления нуждались в передышке. Тем более что тылы наши были растянуты и отстали от передовых частей, которые испытывали трудности в боепитании, горючем и многом другом.

Учитывая эти обстоятельства, Ставка Верховного Главнокомандования 17 апреля 1944 года дала 1-му Украинскому фронту директиву о переходе к обороне. Ставка подкрепила нас и своими резервами. Еще в начале апреля в распоряжение фронта была передана 3-я гвардейская армия (командующий генерал-полковник В. Н. Гордов, член Военного совета генерал-майор И. С. Колесниченко, начальник штаба генерал-майор К. Г. Ребриков, начальник политотдела генерал-майор Г. А. Бойко).

Прибывшие части, предназначенные для будущих наступательных операций, сосредоточивались в районе Луцка.

С 17 апреля по приказу Ставки центр и правое крыло фронта перешли к жесткой обороне. На участке 1-й гвардейской, 13-й и 60-й армий установилось относительное затишье. На левом же крыле фронта бои не затихали. На Станиславском направлении 38, 18, 1-я танковая армии до конца апреля отбивали атаки превосходящих сил врага. В результате напряженных боев противнику, наносившему удар в юго-восточном направлении, удалось потеснить войска левого крыла фронта на 30–40 километров. Затем наши войска остановили врага и стали закрепляться на занятых рубежах, проходивших на некоторых участках вдоль Государственной границы Советского Союза.

Родина воздала должное массовому подвигу воинов 1-й гвардейской, 13, 60, 38, 18-й общевойсковых, 1, 4 и 3-й гвардейской танковых, 2-й воздушной армий и других соединений. 1-я танковая армия была преобразована в гвардейскую. Второй Золотой Звезды Героя Отчизна удостоила гвардии подполковника И. Н. Бойко, отличившегося в Черновицком рейде. Героями Советского Союза стали гвардии генерал-майор танковых войск И. Ф. Дремов, гвардии полковники В. М. Горелов и А. X. Бабаджанян, гвардии красноармеец Николай Пигорев, повторивший подвиг Александра Матросова, гвардии младший лейтенант Василий Шкиль и многие другие отважные воины. Десятки тысяч командиров, политработников, солдат, сержантов, офицеров были награждены орденами и медалями.

В один из апрельских солнечных дней мы с генералом С. С. Шатиловым выехали в 60-ю армию. Узнав, где разместился командарм И. Д. Черняховский, мы направились к нему. Еще в сенях услышали его голос. Разговаривая с кем-то по телефону и терпеливо объясняя, как бы он поступил на месте собеседника, Иван Данилович объявил:

— А вообще-то, меня уже нет. Отбываю, брат. Да, отбываю.

Увидев нас, Черняховский вышел из-за стола и, улыбаясь, отрапортовал:

— Товарищ член Военного совета! Генерал Черняховский командование армией сдал. Отбываю в распоряжение Ставки.

Мы знали, что Государственный Комитет Обороны назначил И. Д. Черняховского командующим одного из ведущих фронтов, и искренне радовались выдвижению молодого и одаренного военачальника.

— Как настроение? — поздоровавшись, поинтересовался я.

— Объехал войска, попрощался со многими командирами и солдатами, с боевыми соратниками, и как-то грустно стало на душе, — признался Иван Данилович. — Впрочем, когда сын уезжает из родного дома, он тоже всегда немного грустит, а 1-й Украинский, бывший Воронежский, фронт и 60-я армия были для меня домом родным…

Черняховский прошелся по комнате, затем неожиданно сказал:

— Волнуюсь немного, должность очень высокая. Сумею ли оправдать доверие партии? Мне ведь еще и сорока нет.

Точности ради следует заметить, что генералу И. Д. Черняховскому тогда не исполнилось и 38 лет. Мне довелось встречаться с ним в различной обстановке, и после каждой встречи все более возрастало уважение к этому военачальнику крупного масштаба. Он был человеком высокообразованным, обладал большой военной культурой и незаурядными способностями. Иван Данилович мыслил широко, действовал зачастую новаторски и вместе с тем расчетливо, осмотрительно и тщательно готовил каждую операцию. На новом высоком посту командующего 3-м Белорусским фронтом еще ярче раскрылся его полководческий талант.

Вместе со всем народом мы глубоко переживали, получив впоследствии печальную весть о том, что И. Д. Черняховский смертельно ранен.

Командующим 60-й армией был назначен генерал-полковник П. А. Курочкин. Я хорошо знал его еще в предвоенные годы. Да и на 1-м Украинском фронте нам довелось работать вместе, когда Павел Алексеевич некоторое время выполнял обязанности заместителя командующего войсками 1-го Украинского фронта.

Руководя боевыми действиями войск, Военный совет фронта уделял много внимания и таким вопросам, как мобилизация в освобожденных районах призывников, привлечение местного населения на оборонные работы, отселение жителей из опасной зоны боевых действий. Все это осуществлялось в тесном контакте с местными партийными и советскими органами, которые делали все для того, чтобы войска фронта еще успешнее громили ненавистного врага.

Самую тесную и постоянную связь с Военным советом и политуправлением фронта поддерживали секретари обкомов КП (б) Украины: Черновицкого — Иван Степанович Зеленюк, Ровенского — Василий Андреевич Бегма, Житомирского Моисей Семенович Спивак, Тернъпольского — Иван Данилович Компанеец. Хорошие контакты были у нас и с председателями облисполкомов: Черновицкого Алексеем Леонтьевичем Комковым, Ровенского — Павлом Игнатьевичем Васильковским, Житомирского — Николаем Михайловичем Рожанчуком, Тернопольского — Яковом Федоровичем Артюшенко.

В свою очередь и Военный совет оказывал всемерную поддержку местным органам власти в восстановлении тыла и преодолении последствий фашистской оккупации. Так, например, 27 апреля 1944 года Военный совет 1-го Украинского фронта принял решение об оказании помощи колхозам и совхозам УССР в проведении весеннего сева. Командирам всех степеней и политорганам вменялось в обязанность более внимательно относиться к колхозам и совхозам, а в западных областях — и к индивидуальным крестьянским хозяйствам. Категорически запрещались самовольное изъятие в колхозах, МТС и совхозах посевного материала, тракторов, племенного и рабочего скота, а также временная мобилизация тракторов, лошадей, волов, принадлежавших колхозам и совхозам.

То же постановление обязывало военные советы армий, командиров войсковых соединений, начальников тыловых частей и учреждений не в ущерб боевым делам выделять для проведения посевной кампании бывших агрономов и специалистов МТС, трактористов, ремонтников, шоферов, плотников. Предлагалось выделять также тракторы, автомашины и лошадей.

Хлеб был крайне необходим стране и армии для достижения победы. Вот почему Военный совет считал быстрое и качественное проведение сева важнейшей партийной и государственной задачей.

В прифронтовой полосе воинские патрули (конные и моторизованные) охраняли работавших на полях крестьян от бандитских налетов. В полевых авторемонтных мастерских было отремонтировано большое количество тракторов, грузовиков, различных сельскохозяйственных машин. Для оказания технической помощи на колхозные поля выезжали наши ремонтные летучки и специальные бригады. Там, где позволяла обстановка, воины, особенно из резервных частей и подразделений, вспахали и засеяли десятки тысяч гектаров земли.

В Ровенской, Тернопольской, Винницкой, Житомирской, Каменец-Подольской, Станиславской, Черновицкой и других освобожденных войсками фронта областях и районах политработники проводили митинги и собрания трудящихся, на которых рассказывали о славных победах Красной Армии и героическом труде рабочего класса и колхозного крестьянства. Митинги созывались и перед выходом на полевые работы. Во время посевной кампании в прифронтовых сельских районах массово-политической работой занималось около 3500 наших агитаторов. Они прочитали населению несколько тысяч лекций, докладов, еще больше провели бесед и политинформаций. Одновременно в селах и на полевых станах с концертами выступали участники художественной самодеятельности.

При проведении весеннего сева воины в первую очередь помогали семьям фронтовиков и погибших от рук врагов советских активистов, а в западных областях УССР и бедным, безлошадным крестьянским хозяйствам, бывшим батракам. Там, где была крайняя необходимость, плотники ремонтировали жилища и даже строили новые дома взамен сожженных гитлеровцами.

Активное участие воинов в посевной кампании упрочивало тыл, крепило единство Красной Армии и народа.

Войска 1-го Украинского фронта прочно закреплялись на завоеванных рубежах. Дни были насыщены ратным трудом. Солдаты рыли траншеи полного профиля и ходы сообщения, оборудовали и маскировали командные и наблюдательные пункты, строили добротные блиндажи, устанавливали инженерные заграждения.

Немецко-фашистские войска, потерпевшие сокрушительное поражение в Проскурово-Черновицкой операции, в основном вели себя пассивно. Постепенно затихали вражеские атаки и на Станиславском направлении. Затем установилось относительное затишье.

В канун первомайского праздника Военный совет, штаб и управление фронта передислоцировались из Славуты за реку Збруч — в село Токи, Тернопольской области. А во второй половине мая к нам прибыл новый командующий — Маршал Советского Союза И. С. Конев.

С Иваном Степановичем раньше мне встречаться не приходилось, но я многое слышал о нем от его сослуживцев. В начале Отечественной войны он командовал армией, потом Западным и Калининским фронтами, а затем Степным, переименованным во 2-й Украинский.

И. С. Конев оказался несколько старше Н. Ф. Ватутина. Этому высокому, хорошо сложенному и подтянутому военачальнику в то время исполнилось сорок семь лет. У него было открытое русское лицо, дышавшее спокойствием, и лишь резкие волевые складки у рта да властные нотки в голосе свидетельствовали о твердом характере, умении повелевать.

Мы знали, что И. С. Конев, известный военачальник, доказал свое умение решать большие оперативные задачи. Все члены Военного совета с удовлетворением встретили назначение Маршала Советского Союза И. С. Конева командующим войсками 1-го Украинского фронта.

Первая беседа с новым командующим была продолжительной. Я ознакомил Ивана Степановича с положением дел на 1-м Украинском фронте, охарактеризовал наши руководящие кадры. Между нами завязался разговор о большой и разносторонней деятельности Военного совета, его наметках и планах. В частности, я сообщил И. С. Коневу, что еще до его прибытия мы решили в ближайшее время обсудить вопрос о материальном обеспечении войск фронта.

— Одобряю, — отозвался маршал. — Это, несомненно, поможет улучшить работу тыловых органов, позволит и мне быстрее войти в курс всех ваших дел. А вообще-то я намереваюсь денька три-четыре побыть в штабе, поближе познакомлюсь с работниками управления фронта, потом поеду в войска, погляжу, что там делается. Ведь донесения и сводки полного представления о делах никогда не дадут.

Вскинув на меня живые, с хитринкой глаза, он отрывисто спросил:

— Может, вместе поедем? Вы же здесь старожил.

— Хорошо.

Во время беседы я старался возможно больше узнать о Коневе, распознать его характер. Говорили мы о многом и, разумеется, главным образом о войне, о будущих планах и задачах войск 1-го Украинского фронта.

Как мы и условились, на очередном заседании Военного совета был заслушан доклад генерал-лейтенанта Н. Т. Кальченко о материально-техническом обеспечении войск нашего фронта. Никифор Тимофеевич со знанием дела называл цифры имевшихся в войсках сутодач, запасов зерна и помола, рассказывал, как части снабжаются мясом и крупой, как налажены стирка белья, ремонт обуви и обмундирования, каково положение с горючим и боеприпасами.

Новый командующий слушал докладчика внимательно, не перебивал, а некоторые цифры брал на заметку. Объявив перерыв, Иван Степанович подошел ко мне и, улыбнувшись, сказал:

— А докладчик-то мужик хваткий. Чувствуется, что член Военного совета по тылу дело свое знает и хозяйственную сметку имеет. Он мифической манны с неба не ждет, а вместе с аппаратом тыла фронта стремится лучше использовать внутренние ресурсы.

Маршал молча походил по избе, затем продолжил разговор:

— А вот некоторые хозяйственники привыкли все необходимое получать только из Центра. Но это не всегда возможно. Теперь работник тыла Красной Армии обязан сам заготовить зерно, организовать помол, выпечку хлеба и обеспечить доставку воинам горячей пищи в любых боевых условиях. Во фронтовой обстановке солдату и баня нужна, и чистое белье, добротное обмундирование.

И. С. Конев выразил удовлетворение тем, что начальником тыла фронта только что был назначен генерал-лейтенант Николай Петрович Анисимов, по праву считавшийся деятельным и энергичным организатором и одним из опытных работников тыла Красной Армии. В дни легендарной битвы на Волге Николай Петрович возглавлял тыловые органы Сталинградского фронта и в труднейших условиях ожесточенных боев и ограниченных паромных переправ через великую русскую реку обеспечивал войска всем необходимым для обороны города и победного наступления.

Генерал Анисимов и аппарат тыла фронта вложили немало труда в обеспечение боевых успехов наших войск. Обладая хорошей военной подготовкой, оперативным кругозором и зная в основном замыслы фронтовых операций, Николай Петрович умел смотреть вперед и с учетом возможных сложных военных ситуаций планировать снабжение войск и деятельность тыловых органов. Военному совету он всегда докладывал четко, кратко и ясно, имея убедительные цифровые данные и выкладки, детально продуманные предложения и рекомендации.

Н. П. Анисимов знал положение дел в каждой армии, душой болел, когда замечал в работе тыловых органов недостатки и промахи. Как-то во время наступательной операции пришел он ко мне и доложил, что в 263-й стрелковой дивизии случилось ЧП. Нерадивые хозяйственники этого соединения, оправдываясь трудностями наступательного боя, в течение двух суток не доставляли солдатам горячую пищу.

Разумеется, генерал Н. П. Анисимов навел порядок и наладил бесперебойное снабжение горячей пищей воинов 263-й стрелковой дивизии и других соединений. Однако Военный совет фронта не ограничился этими мерами и строго наказал лиц, виновных в плохой организации питания солдат. Кроме того, мы еще раз обратили внимание командиров и политорганов на необходимость более внимательно относиться к вопросам красноармейского быта, предложили фронтовой печати шире освещать проблемы материально-бытового обслуживания частей и подразделений, неустанно пропагандировать основные положения постановления ГКО и приказа Наркома обороны от 31 мая 1943 года, получившего в войсках большую известность и действенность. В своем приказе И. В. Сталин резко критиковал нерадивых «мудрецов», которые, формально руководствуясь таблицей замен, без всякой необходимости полностью заменяли мясо яичным порошком и допускали другие факты плохой организации питания бойцов и халатного отношения к сохранению и расходованию продовольствия.

Народный комиссар обороны подчеркивал: "Наши командиры, по-видимому, забыли лучшие традиции русской армии, когда такие крупнейшие полководцы, как Суворов и Кутузов, у которых учились полководцы всей Европы и должны учиться командиры Красной Армии, сами проявляли отеческую заботу о быте и питании солдат и строго того же требовали от своих подчиненных…"

На первом заседании Военного совета под председательством И. С. Конева мы приняли развернутое решение, направленное на дальнейшее улучшение материального обеспечения войск и красноармейского быта.

Вскоре мы с маршалом Коневым направились в войска. В течение двух недель с перерывами объехали все армии, побывали и в некоторых отдельных корпусах. Надо заметить, что к тому времени в состав фронта входило шесть общевойсковых армий, три танковые и одна воздушная.

Следовательно, Военный совет фронта осуществлял руководство десятью армиями и их военными советами. А это являлось нелегкой задачей. Главным в руководстве было личное общение. Оно позволяло наиболее правильно оценить деятельность армий, выяснить их нужды и потребности, боевые и оперативные возможности.

Наша взаимосвязь была прочной и непрерывной, а обмен информацией постоянный. Во фронте рассматривались и утверждались планы работы военных советов и политотделов армий, выдвигались новые задачи, периодически проверялось выполнение планов.

Во время относительного затишья командующие и члены военных советов армий приглашались на заседания Военного совета фронта, проводились совещания руководящих командных и политических кадров, на которых обсуждались важнейшие вопросы боевой деятельности войск, подготовки и проведения фронтовых наступательных операций, а также политические мероприятия, связанные с выполнением освободительной миссии Красной Армии и пребыванием наших войск за рубежом.

Мы никогда не отвлекали руководящий состав армий от боевых дел и не вызывали к себе в напряженный момент операции. Если требовалось решать неотложные вопросы, касающиеся боевой деятельности армии, члены Военного совета фронта сами выезжали на места, оперативно принимая меры, способствующие успешному выполнению боевых задач командования.

В дни подготовки к Львовско-Сандомирской операции Военный совет фронта непосредственно на месте заслушал доклады командармов А. А. Гречко, В. Н. Гордова, Н. П. Пухова, Е. П. Журавлева, К. С. Москаленко, П. А. Курочкина, М. Е. Катукова, П. С. Рыбалко, Д. Д. Лелюшенко и С. А. Красовского. Они доложили о состоянии вверенных им войск, о том, как укомплектовываются соединения личным составом и техникой, как накапливаются боеприпасы и горючее.

В то время Военный совет 1-го Украинского фронта обсуждал многие вопросы боевой деятельности войск. Я назову лишь некоторые из них: "Материально-техническое обеспечение операции", "О ходе ремонта танков, орудий, автомашин и другой боевой техники и вводе их в строй", "Об отселении граждан из зоны боевых действий", "О заготовке топлива для железных дорог в границах фронта" и другие.

Были приняты решения и по таким, например, вопросам, как "Быт бойца и офицера на переднем крае", "Об оказании первой помощи, выносе раненых с поля боя и вводе их в строй", "О санитарной обработке обмундирования, банях и смене белья", "О своевременной доставке газет и писем воинам".

Мы постоянно рассматривали планы работы военных советов армий. Деятельность Военного совета носила разносторонний характер, и ее ни в коей мере нельзя оценивать по количеству протокольно зафиксированных заседаний и записанных на бумаге решений. Заседания очень часто не протоколировались и проходили накоротке, особенно в напряженные моменты операции. Работа шла непрерывно, каждодневно.

Военный совет под председательством командующего войсками фронта Маршала Советского Союза И. С. Конева работал дружно, активно, сплоченно. За время войны я не помню каких-то разноречий, несогласованности или трений в работе членов военных советов фронта и армий. Это отнюдь не означает, что в ходе обсуждения тех или иных вопросов не было доказательных споров, жарких деловых обсуждений, помогавших выработать и принять верное решение по тем или другим вопросам боевой деятельности войск. Нас, членов Военного совета, объединяли великие идеи нашей партии, величественные задачи, а цель была одна — разгромить врага, внести свой вклад в дело победы над фашизмом.

Автору этих строк приходилось работать со многими видными военачальниками, разными по характеру людьми. И с каждым из них, как правило, налаживался хороший рабочий контакт, основанный на открытой, честной и принципиальной фронтовой дружбе, войсковом товариществе. Члены Военного совета считали первейшей обязанностью всемерно укреплять единоначалие как важнейший ленинский принцип строительства Вооруженных Сил СССР.

Мы постоянно руководствовались постановлениями и указаниями ЦК ВКП(б) и ГКО, определяющими права и обязанности военных советов, мудрыми заветами великого Ленина."…Как коллегиальность необходима для обсуждения основных вопросов, — указывал Владимир Ильич, — так необходима и единоличная ответственность и единоличное распорядительство, чтобы не было волокиты, чтобы нельзя было уклоняться от ответственности"{35}.

Командующий, как председатель Военного совета, объединял деятельность всех членов этого руководящего органа. Каждый из нас имел определенный участок работы, четко регламентированные обязанности, т. е. коллегиальность, как учил В. И. Ленин, сопровождалась "самым точным установлением личной ответственности каждого лица за точно определенное дело"{36}.

Все важные вопросы мы обсуждали сообща, а затем каждый член Военного совета выполнял то, что ему персонально предписывалось в совместно принятом решении, и то, что он обязан был сделать по долгу службы, по характеру своей работы. За все это он единолично нес ответственность перед Военным советом.

Военный совет фронта состоял из пяти человек, а председателем его с 20 мая 1944 года являлся вступивший в командование войсками 1-го Украинского фронта Маршал Советского Союза И. С. Конев. Два члена Военного совета были освобожденными. Автор этих строк, как первый член Военного совета, занимался оперативными вопросами и вместе с командующим подписывал все необходимые оперативные документы, приказы и донесения в Ставку Верховного Главнокомандования. Первому члену Военного совета вменялось в обязанность осуществлять непосредственное руководство политическим управлением фронта.

Другой член Военного совета фронта — генерал-лейтенант Н. Т. Кальченко курировал службу тыла. Он осуществлял руководство и контроль за обеспечением соединений и объединений боеприпасами, горючим, продовольствием, обмундированием, организацией медицинского обслуживания, фронтовых баз снабжения и использованием местных ресурсов, восстановлением железных и шоссейных дорог и многими, многими другими делами. Это, разумеется, не означало, что данными вопросами занимался только один член Военного совета. Материально-техническое обеспечение войск постоянно держали в поле своего зрения командующий войсками и Военный совет в целом, ибо от этого во многом зависел успех операций, разгром врага.

В ходе Великой Отечественной войны возрастали масштабы наступательных операций советских войск, увеличивались и материальные потребности фронта. Война поставила перед работниками тыла много сложных задач. Героические труженики страны усиливали помощь фронту, во все больших размерах возрастал и поток поступаемых в войска материальных средств. Органы тыла фронта работали с исключительным напряжением.

Много разных забот ложилось на плечи члена Военного совета фронта по тылу генерал-лейтенанта Н. Т. Кальченко, который совместно с начальником тыла фронта генерал-лейтенантом Н. П. Анисимовым, фронтовыми, армейскими службами тыла решал сложные задачи, обеспечивая боевую деятельность войск.

В связи с этим мне хочется отметить и плодотворную работу членов военных советов армий по тылу, входивших в состав нашего фронта, генерал-майоров А. Г. Лопатенко, С.М.Новикова, Ф. И. Олейника, В. И. Родионова, полковников М. В. Шевякова, Н. Г. Чернышева и других.

Членами Военного совета фронта являлись также начальник штаба фронта генерал армии В. Д. Соколовский и командующий артиллерией фронта генерал С. С. Варенцов. Главным образом они занимались выполнением своих основных и весьма ответственных должностных обязанностей.

Попутно замечу, что командующие артиллерией были введены в состав военных советов приказом Народного комиссара обороны от 10 февраля 1944 года. Предельно ясно излагая необходимость этого, приказ гласил: "В целях улучшения руководства артиллерией, повышения ответственности военных советов и командующих артиллерией фронтов (армий) ввести в состав военных советов фронтов, армий, округов командующих артиллерией".

В общевойсковых армиях тоже имелось пять членов Военного совета с теми же задачами и функциями, что и во фронте, а в танковых — четыре (там не было освобожденного члена Военного совета по тылу).

Практика убедительно подтвердила, что такой количественный состав давал возможность военным советам охватывать своим руководством важнейшие вопросы фронтовой жизни, боевой деятельности войск. Они стали гибкими, мобильными, оперативными.

Борьба за повышение воинского мастерства солдат, сержантов, офицеров и генералов всегда была в центре внимания военных советов фронта и армий, командиров и политорганов. Проходили сборы командного и политического состава, обобщался опыт боев, анализировались итоги мартовской и других операций, проводились штабные учения и тактические занятия взводов, рот, батальонов, а также боевые стрельбы по трофейным танкам, дзотам и другим целям.

Центральный Комитет партии настойчиво требовал изучать опыт войны, постоянно совершенствовать военные знания бойцов, командиров политработников, повышать их выучку и умение вести боевые действия в любых условиях, особенно в наступательном бою.

Верховный Главнокомандующий в своем приказе от 23 февраля 1944 года так изложил это важнейшее требование партии: "Необходимо, чтобы боевой опыт и достижения передовых частей и соединений Красной Армии стали достоянием всех войск, чтобы вся Красная Армия, все ее бойцы и офицеры научились бить врага по всем правилам современной военной науки".

Центральный Комитет призывал воинов Красной Армии постоянно повышать свое мастерство. Выполняя указания партии, войска фронта неутомимо учились ратному делу, используя каждую крупицу боевого опыта.

В период временного затишья войска занимались напряженной боевой учебой. Вспоминается наше посещение 3-й гвардейской армии. Командующего этой армией генерал-полковника В. Н. Гордова и члена Военного совета генерал-майора И. С. Колесниченко мы встретили среди бойцов, изготовившихся к атаке.

За леском слышались раскаты орудийных выстрелов, и над головами солдат с шипением и свистом летели снаряды. Они разрывались в нескольких сотнях метров, вздымая комья земли…

В знойном небе замысловатую траекторию прочертила красная ракета. Пехотинцы дружно выскочили из траншеи и широким шагом двинулись по полю, потом перешли на бег. Прокатилось громкое «ура».

Но это был не настоящий бой, а тактическое учение с боевой стрельбой, проводимое в одном из штурмовых батальонов 3-й гвардейской армии. Маршал Советского Союза И. С. Конев, наблюдавший за действиями подразделения, заметил некоторые недостатки и приказал повторить атаку.

— Надо научить бойцов следовать за огнем своей артиллерии, — сказал он генерал-полковнику В. Н. Гордову. — Пусть солдаты как можно плотнее прижимаются к разрывам снарядов и мин. Тогда они с меньшими потерями прорвут оборону врага.

Маршал присутствовал и при «обкатке» танками молодых бойцов, укрытых в траншеях. Мы наблюдали, как солдат-новичок настороженно следил за танком, медленно и неотвратимо надвигавшимся на него. Глухо подрагивала земля, осыпаясь на дно траншеи. Чувствовалось, еще мгновение — и не выдержат нервы необстрелянного бойца.

— А ты не бойся! — крикнул бывалый воин, подбежавший к нему по ходу сообщения. — Держись уверенно, действуй, как я…

И ветеран первым бросил учебную гранату под гусеницы танка. Молодой солдат последовал его примеру. И вот уже стальные гусеницы подминают насыпной бруствер, танк всей громадой грузно накрывает траншею и засевших в ней бойцов. Когда боевая машина перевалила через траншею и, фыркнув сизым дымком, пошла дальше, осыпанный землей молодой солдат решительно вскочил и бросил вслед танку еще одну гранату-болванку.

— Видали? — засмеялся маршал, кивнув в сторону солдата-новичка. Смелый воин будет!

— Добре, сынку, добре! — хитровато прищурившись, проговорил бывалый солдат. — А теперь, молодец, не мешкай и берись за автомат. В бою за вражескими танками, как правило, идет пехота, которую надо отсекать.

Нам пришлись по душе слова ветерана, поддержавшего боевой дух необстрелянного товарища.

— Вот она, политработа в действии, органически связанная с боевой подготовкой войск, — заметил член Военного совета генерал И. С. Колесниченко.

И действительно, боевая учеба, пронизанная политическим и воинским воспитанием, развивает у солдат смекалку, закаляет волю. При подобной «обкатке» танками молодые воины на практике убеждались, что от стальных гусениц грозных машин надежно спасают глубокие щели, траншеи, окопы и ходы сообщения, что, находясь в глубокой траншее, они могут успешно поразить вражеские танки гранатами, огнем из противотанковых ружей, а также другими средствами. Получив закалку на учебных полях, молодые воины, как правило, проявляли больше стойкости и уверенности, когда в настоящем бою встречались с немецкими «тиграми».

Обучая пополнение в ближнем тылу, командиры постепенно приобщали молодых, необстрелянных воинов к реальному бою. Они посылали новичков в траншеи переднего края, чтобы те услышали свист пуль, близкие разрывы мин и снарядов. Причем делалось все разумно. В отделении, взводе, роте новички распределялись вперемежку с бывалыми воинами, прошедшими суровую школу войны. Это позволяло быстрее формировать у пополнения боевые качества, морально и психологически готовить их к суровому испытанию в бою.

В дни подготовки к предстоящей операции войска учились взламывать оборону противника, с ходу форсировать реки, взаимодействовать в наступлении, добиваясь слаженности, сколоченности отделений, расчетов, экипажей и подразделений.

В 3-й гвардейской, 13, 60 и 38-й армиях было выделено 32 штурмовых батальона, которым надлежало в начале операции дерзко атаковать врага и обеспечить успех в полосе предполагаемого прорыва обороны противника. Эти ударные подразделения были предметом особой заботы командиров и политорганов. Для штурмовых батальонов подбирались опытные, волевые командиры и политработники, отважные и бывалые воины. В подразделениях, призванных сыграть важную роль при прорыве вражеской обороны, мы усилили партийно-комсомольскую прослойку. Штурмовые батальоны насчитывали по 25–30 и более коммунистов, по 60–70 комсомольцев. Это, несомненно, упрочило партийное влияние на личный состав, повысило боеспособность подразделений.

Борьба за совершенствование воинского мастерства являлась важнейшим содержанием политической работы. Политуправление решало эту большую задачу в тесной связи со штабом фронта, с командующими родами войск, аппаратом тыла. Постоянная связь и взаимная информация о положении дел в войсках давали возможность политуправлению фронта более предметно строить свою деятельность, более квалифицированно вести военную пропаганду, занимавшую видное место в работе политорганов. Такую важную партийную задачу политорганы могли успешно выполнять только при активной помощи командиров и штабов.

Личное общение начальника политуправления генерала С. С. Шатилова с руководством фронта давало ему возможность постоянно быть в курсе всех важнейших боевых дел, работать с перспективой, в прочной связи с жизнью и задачами войск.

Контакты и взаимодействие политуправления со штабом фронта еще более улучшились, когда на должность начальника штаба и члена Военного совета фронта прибыл генерал армии В. Д. Соколовский, энергично включившийся в подготовку Львовско-Сандомирской операции. С его приходом штаб стал работать более слаженно и организованно. Весьма эрудированный в военном деле, спокойный и уравновешенный, он не терпел суетливости, дерганья, нервозности, воспитывал у подчиненных деловитость, аккуратность и четкость в работе. Члены Военного совета, командующие родами войск, командармы, начальники штабов армий с глубоким уважением относились к Василию Даниловичу и, без преувеличения можно сказать, многому научились у него. Они учились прежде всего постигать все то новое, что рождала война и боевой опыт, глубоко разбираться в сложнейших вопросах военного искусства.

У генерала армии В. Д. Соколовского, занимавшего руководящие посты в Вооруженных Силах, не было и тени кичливости и зазнайства. Его простота в обращении с подчиненными, спокойствие подкупали. Василий Данилович не раз выступал на фронтовых совещаниях членов военных советов и начальников политорганов, ясно и четко разъясняя боевые задачи и специфику предстоящей операции, глубоко анализируя оперативную обстановку, реально оценивая противника и наши возможности. Это помогало политуправлению фронта и политотделам армий более предметно планировать партийно-политическую работу, квалифицированно решать вопросы военной пропаганды и действенно влиять на боевую деятельность войск.

Мы знали, что 1-му Украинскому фронту противостоит мощная группировка противника, костяк которой составляли танковые и моторизованные дивизии. Это выдвигало на первый план вопросы борьбы с танками врага. Путь наступающим советским войскам преграждали многочисленные реки, в том числе одна из крупнейших в Европе — Висла. Значит, все части и соединения должны быть нацелены на успешное преодоление водных преград с ходу и захват плацдармов. На этих двух стержневых вопросах была сосредоточена вся наша военная пропаганда.

Листовки и памятки, выпущенные политуправлением фронта, политотделами армий, корпусов, дивизий, содержали концентрированный опыт войны. Они учили солдат, как уничтожать танки противника артиллерией, гранатами, противотанковыми ружьями, как форсировать реки и как пехоте надлежит наступать вслед за огнем артиллерии, взаимодействовать с танками, авиацией, вести бой в траншеях, в лесу, населенном пункте и т. д. Почти каждый солдат и сержант имел такие листовки и памятки и воевал так, как учили командиры, как просто и доходчиво было сказано в памятках.

Применялись и другие формы пропаганды передового опыта. В частности, у нас проходили встречи воинов различных родов и видов войск, слеты Героев Советского Союза и кавалеров ордена Славы, сборы разведчиков, истребителей танков, снайперов. Знаменитый снайпер Максим Брыксин, о ратном мастерстве которого я много слышал еще в начале войны на Южном фронте, побывал во многих соединениях 18-й армии и личным показом на переднем крае и в ближнем тылу обучал молодых огневиков секретам снайперского искусства, тактическим приемам и способам маскировки. Его примеру последовали Василий Курка, Василий Богатырев и другие мастера огня, уничтожившие десятки и сотни гитлеровцев.

С пополнением не раз беседовали кавалеры ордена Славы Александр Виноградов, Леонид Леганев и Федор Юрченко, отважный пулеметчик и парторг эскадрона Шакир Джигангараев, мастер артиллерийского огня Иван Прач.

Герои Советского Союза В. Пермяков и З. Асфандьяров, наводчики орудий П. Карташев, И. Лихошерстов передавали опыт борьбы с немецкими танками. Молодые, необстрелянные солдаты с большим вниманием прислушивались к советам бывалых воинов.

В соединениях и штабах кипела напряженная подготовка к наступлению. Усилилось наблюдение за противником, в широких масштабах велось ночное подслушивание. Войска на различных участках осуществляли разведку боем, а поисковые группы охотились за «языками».

Но, к сожалению, захваченные нами «языки» и данные, добытые разведкой боем, иногда доставались тяжело. Это объяснялось отчасти тем, что противник создал мощную, глубоко эшелонированную оборону, прикрытую хорошо организованной системой огня. Подступы к переднему краю простреливались всеми видами оружия. Разведчикам, пытавшимся проникнуть в стан врага, приходилось преодолевать минные поля, многочисленные проволочные заграждения.

Там, где умело, тщательно организовывали разведывательную работу, где имелись опытные, ловкие и тренированные бойцы, результаты разведки, разумеется, были успешнее, а потери в личном составе значительно меньше. Вот почему Военный совет фронта обсудил вопрос об улучшении разведывательного дела.

В решении мы отметили необходимость укрепления разведывательных подразделений опытными, волевыми и храбрыми офицерами, рекомендовали смелее выдвигать на командную работу бывалых разведчиков из числа сержантов. Военный совет подчеркнул, что главным звеном в постановке войсковой разведки является воинское и политическое воспитание бойцов и командиров. Мы предусмотрели необходимые меры по улучшению партийной работы в разведывательных подразделениях.

Спустя некоторое время начальник политуправления фронта генерал-лейтенант С. С. Шатилов проверил, как выполняется решение Военного совета. Он доложил, что в разведывательных подразделениях созданы полнокровные партийные и комсомольские организации, что в каждой из них насчитывается примерно до 12 коммунистов и 30–35 комсомольцев. Это значительно укрепило спецподразделения.

Политработники готовятся к наступлению.

В то время как полки и дивизии пополнялись людьми и оснащались боевой техникой, политорганы укрепляли партийные ряды, заботясь о том, чтобы войска первой линии, и прежде всего ударные группировки фронта, имели полнокровные парторганизации. От этого во многом зависели высокая боеспособность и стойкость частей, успешное выполнение ими боевых заданий командования.

Несмотря на заметные потери в предыдущих операциях, число коммунистов возрастало. За первые шесть месяцев 1944 года на 1-м Украинском фронте в партию вступили почти 90 тысяч воинов. К 1 июля 1944 года мы имели 16 156 первичных и ротных партийных организаций и 16 775 комсомольских организаций. Всего в наших войсках в то время насчитывалось 218 тысяч коммунистов и 150 тысяч членов ВЛКСМ. Эта огромная армия идейно убежденных людей цементировала ряды воинов, вела их за собой, воодушевляла героическим примером и пламенным словом.

Во главе партийных и комсомольских организаций стояли, как известно, парторги и комсорги рот, батарей, эскадронов, эскадрилий, батальонов и дивизионов, а также равных им подразделений. Каждый из них имел двух заместителей.

Парторгами были весьма авторитетные коммунисты, обладавшие железной волей, стойкостью и отвагой. В бою они находились на самых трудных участках, первыми поднимались в атаку на врага. Естественно, что они нередко выходили из строя. Особенно большое обновление низового партийного руководства произошло в мартовской наступательной операции, проходившей в невероятно трудных условиях. В результате половина наших парторгов имела очень небольшой стаж руководящей работы.

Молодые партийные вожаки нуждались в серьезной помощи, практическом инструктаже, деловых советах. Политорганы учили их в самых различных условиях. В период затишья проходили семинары, сборы, а в боевой обстановке практиковался личный инструктаж. Политработники советовали парторгам, как воспитывать молодых коммунистов, особенно кандидатов в члены партии, как организовывать и проводить партийные собрания.

По-деловому обсуждая насущные вопросы, коммунисты говорили обычно кратко. Порой собрание прерывалось, и его участники уходили в боевые порядки, чтобы отбить атаку врага. Решения, как правило, были предельно лаконичными, ясными и понятными для каждого. Мне запомнился один такой документ: "Собрание постановляет: 1. Коммунистам в бою стоять насмерть. С оборонительных позиций никому не отходить. 2. Приказ командира выполнить до конца, выполнить любой ценой. 3. Если легко ранен, оставаться в строю. 4. После боя парторгу сделать информацию о том, как коммунисты выполнили данное постановление".

Опорой командиров и политорганов являлись агитаторы. В войсках фронта их число (в зависимости от количества армий) порой достигало 50 тысяч. Так, например, в 60-й армии перед началом Львовско-Сандомирской наступательной операции было 5266 агитаторов, в том числе 2732 коммуниста, 1375 комсомольцев и 1159 беспартийных воинов.

Политорганы учили агитаторов работать в сложных условиях войны, вооружали идеями, фактами, материалами, учили искусству агитации, ставили перед ними конкретные задачи.

А задачи у нас были большие и многогранные. Военный совет фронта рассмотрел также план партийно-политической работы, охватывавший все этапы наступления. Докладывал начальник политуправления генерал-лейтенант С. С. Шатилов.

В плане были изложены мероприятия по пропаганде и агитации, намечалась конкретная организаторская работа по укреплению партийных и комсомольских организаций, пополнению рядов ВКП(б) и ВЛКСМ, определялось содержание военных газет, листовок для наших войск и войск противника. Планировалось примерное распределение сил политуправления фронта и его резерва, указывалось, каким армиям, исходя из их боевых задач, уделить больше внимания.

Политуправление располагало опытными кадрами политработников. Это был боевой сплоченный коллектив, пользовавшийся авторитетом среди командиров и политорганов фронта. Возглавлял его генерал С. С. Шатилов энергичный, инициативный и опытный человек. Его заместителем являлся генерал-майор П. А. Усов, пришедший на эту должность из 38-й армии.

Оргинструкторским отделом политуправления фронта руководил полковник В. И. Суриков, отделом агитации и пропаганды — полковник А. А. Пирогов. Партийную комиссию возглавлял полковник И. И. Новиков, отдел по работе среди войск противника — подполковник Л. А. Дубровицкий, отдел кадров — полковник Г. Н. Любимов.

В штатах политуправления фронта имелась инспекторская группа, состоявшая из пяти человек. В нее входили полковник Г. М. Савенок, подполковники П. К. Козак, П. В. Тарасов, А. И. Капралов, Б. В. Ивахник.

Военный совет высоко ценил деятельность политуправления и всегда опирался на него. Забота о политическом и воинском воспитании солдатских масс и сплочении их вокруг ВКП(б), о создании полнокровных партийных и комсомольских организаций, повышении уровня и действенности партийно-политической работы всегда стояла у нас на первом плане.

Политработа, оказывавшая огромное воздействие на исход боев и сражений, по праву считается тем особым видом оружия нашей партии, которое неизмеримо умножает боевую мощь армии. Направляя политорганы, оказывая им повседневную помощь, Военный совет на своих заседаниях и в рабочем порядке решал назревшие вопросы партийно-политической работы. Так, например, летом 1944 года Военный совет фронта обсудил и принял решения: "О воспитательной работе с пополнением из освобожденных западных областей Украины", "О пропаганде героизма во фронтовой и армейской печати", "О политической работе в бою" и многие другие.

Осуществляя руководство политуправлением фронта, Военный совет не опекал его по мелочам, а занимался важнейшими проблемами партийно-политической работы в войсках. Мы периодически обсуждали и утверждали планы партийно-политического обеспечения оборонительных и наступательных операций, а затем анализировали результаты этой работы и принимали все меры к тому, чтобы ее уровень неуклонно повышался. Начальник политуправления, как правило, присутствовал на заседаниях Военного совета и был всегда в курсе дела, зная цели и задачи операции, ее особенности и специфику. Это позволяло лучше планировать партийно-политическую работу, добиваться ее целеустремленности, непрерывности и действенности.

Во время оперативной паузы, предшествовавшей новому большому наступлению, политорганы обобщали опыт минувших боев и разнообразными средствами и формами политработы оказывали командирам помощь в создании крепкой обороны.

Совещания, на которых подводились итоги мартовской операции, проходили в дивизиях, армиях и во фронте. Эти разборы были хорошей школой изучения деятельности политработников в различных условиях боевой обстановки. Здесь обсуждались такие вопросы, как планирование партийно-политической работы, организация информации в ходе операции и боя, пропаганда героизма и боевого опыта, и другие. Анализировались действенность газет и листовок, адресованных своим войскам и войскам противника, работа среди молодого пополнения, вопросы проведения партийных и комсомольских собраний перед боем и после него, приема в ряды партии и комсомола. Словом, все звенья партийно-политического аппарата постигали сложное искусство политработы в любой обстановке, учились вести широкую пропаганду великих идей ленинской партии, конкретных задач, поставленных ЦК ВКП(б), Государственным Комитетом Обороны, Ставкой Верховного Главнокомандования и Главным политическим управлением Красной Армии.

Памятуя важнейшее указание партии о том, что "нельзя победить врага, не научившись ненавидеть его всеми силами души", политуправление фронта с одобрения Военного совета решило в канун наступательной операции во всех частях провести митинги. Готовились они тщательно. Агитаторы зачитывали документы о преступлениях гитлеровцев, опубликованные в печати, и акты о зверствах оккупантов, составленные местными властями, представителями общественности и воинских частей. Во всех подразделениях были опрошены солдаты, сержанты и офицеры и учтены все факты известных им преступлений, совершенных нацистскими палачами, записаны родственники и односельчане воинов, убитые или замученные фашистами.

Так, например, в 722-м стрелковом полку был предъявлен грозный счет врагу. Политаппарат части оформил этот документ в виде плаката с текстом: "Мы мстим гитлеровцам:

за 775 убитых ими наших родственников,

за 909 наших родных, угнанных на каторгу в Германию,

за 478 сожженных домов и 303 разрушенных хозяйства".

Такого рода счета мести велись повсюду. Некоторые из них публиковались в газетах, листовках, объявлялись на митингах, о них сообщалось в докладах, политинформациях и беседах.

В июне 1944 года в войсках фронта прошло 1570 митингов, на которых выступило 7520 бойцов, командиров и политработников, а также советских граждан, бежавших из фашистских концлагерей, и местных жителей, освобожденных нашими войсками.

Митинг в 1-м батальоне 1077-го стрелкового полка открылся кратким выступлением заместителя командира по политической части старшего лейтенанта Бобкова. Затем слово попросил красноармеец Душевский, призванный в армию из района, недавно освобожденного от оккупации.

— Мне всего двадцать два года, а я уже поседел, — горестно произнес боец. — Вот до чего довели меня гитлеровцы — изверги рода человеческого. Мой хороший товарищ, в прошлом учитель, пытался бежать из фашистской неволи, но был пойман и затравлен собаками. Чтобы устрашить нас, узников, эсэсовцы заставили учителя бегать вокруг лагеря, а злобные овчарки яростно рвали его. Я буду беспощадно мстить палачам за их чудовищные преступления.

Гневом и негодованием, жгучей ненавистью к врагу были пронизаны и речи других ораторов. На митинге выступило девять бойцов, сержантов и офицеров. В заключение поднялся командир батальона капитан Моженко. Окинув взглядом суровые лица солдат, офицер сказал:

— Мне часто говорят: почему ты, комбат, все время рвешься вперед, лезешь в самое пекло? У меня, товарищи, особый счет к фашистам. Эсэсовцы и полицаи, ворвавшись в мой родной дом, учинили обыск. Взбешенный неудачей, эсэсовский главарь выхватил из колыбели моего двухмесячного сына и с размаху ударил об стену головой… Я ненавижу детоубийц и буду уничтожать фашистскую погань при всякой возможности! К этому призываю и всех вас.

Личный состав батальона почтил вставанием память советских людей, павших от рук нацистов.

— Скорее бы в наступление! Мы отомстим врагу! — в один голос заявляли воины.

И так было повсеместно. Начальник политотдела 3-й гвардейской армии генерал-майор Г. А. Бойко докладывал, что в 236-м стрелковом полку заместитель командира по политчасти майор Суховей собрал митинг на лесной поляне, где гитлеровские убийцы расстреливали ни в чем не повинных советских людей, а подчас зарывали их в землю живыми.

Первым выступил командир минометного взвода старшина Прядко.

— Вот здесь, на глухой лесной поляне, — дрогнувшим голосом произнес он, — погибли от рук гитлеровских убийц шестнадцать тысяч советских людей, среди них — моя жена, мои дети. Фашистские изверги не пощадили и моего восьмидесятилетнего отца. Его повесили за то, что он вступился за мою младшую сестру, на которую напал злодей-насильник.

Слушая рассказ старшины о жуткой трагедии, воины гневно сжимали оружие, готовые в любую минуту ринуться на врага и покарать преступников, мучителей женщин, детей и стариков. Смахнув набежавшую слезу, Прядко воскликнул:

— Перед братской могилой замученных людей клянусь беспощадно мстить человеконенавистникам. Смерть презренным гитлеровским палачам и убийцам! В бой на врага, в победный бой!

Митинги оказали сильное политическое воздействие на воинов, вызвав новую волну жгучей ненависти к фашистским извергам и стремление как можно скорее ринуться в наступление.

Летом 1944 года войска фронта вели боевые действия как раз в тех местах, где некогда русская армия осуществила знаменитый Брусиловский прорыв. В политической работе учитывалось и это обстоятельство. Воспитывая воинов в духе уважения к героическому прошлому нашей Родины, мы отметили годовщину Брусиловского прорыва. Большое впечатление на бойцов произвели беседы ветеранов — участников первой мировой войны.

— Эти места хорошо знакомы мне, — рассказывал однополчанам старый солдат Фома Шершун. — Здесь в шестнадцатом году я воевал. Наш 187-й Аварский полк шел в атаку под барабаны и полковую музыку. Когда мы добрались до окопов и ударили в штыки, враг не выдержал и отступил. В тех боях я заслужил Георгиевский крест. Теперь война намного труднее, но мы стали несравнимо сильнее, крепче духом. Знаем, за что воюем, знаем, что защищаем власть народную, дело Октября.

Командиры и политорганы стремились привести в действие все виды идеологического оружия, чтобы еще выше поднять боевую силу войск, подготовить их к предстоящим испытаниям.

Военный совет и политическое управление фронта провели перед началом наступательной операции совещание писателей, работавших в красноармейских газетах. Открылось оно докладом Героя Советского Союза Сергея Борзенко на тему "Советская литература в дни Отечественной войны". С речью о земле, которую мы освобождали, о Советской Украине выступил писатель Любомир Дмитерко. О боевой работе украинских литераторов говорил поэт Андрей Малышко.

Писатели справедливо подчеркивали, что в годы боевых испытаний газета стала передним краем советской литературы и работа в ней является важной и почетной. Николай Грибачев, заканчивая свое страстное выступление, прочел отрывок из написанной им на фронте, поэмы «Россия». Выступления литераторов были проникнуты кровной заботой о том, чтобы их слово обрело могучую атакующую силу и вело солдат в бой.

Почти одновременно проходило совещание военкоров и читателей национальных изданий фронтовой газеты "За честь Родины". Здесь выступили начальник отдела агитации и пропаганды политуправления полковник А. А. Пирогов и майор С. И. Дедов, занимавшийся вопросами печати.

С военкорами и читателями обстоятельно беседовал Борис Горбатов. Мы всегда высоко ценили его страстную, боевую публицистику, особенно его "Письма к товарищу". Писатель-"правдист" умел вторгаться в армейскую жизнь и поднимать важные вопросы.

Большое внимание уделялось индивидуальной работе с воинами. Командиры и политработники особенно пристально изучали молодых солдат, призванных из освобожденных районов, интересовались их запросами и настроениями, помогали лучше понять глубокий смысл происходящих событий, важнейших решений партии и правительства.

В те дни в войсках усилился интерес и к международным проблемам. Отчасти это объяснялось тем, что англоамериканские армии наконец-то открыли второй фронт в Европе.

Но реакция советских солдат на это событие была довольно прохладная.

— Поздно, очень поздно расшевелились союзники, — говорили они. — К шапочному разбору заявились в Европу.

Теперь, много лет спустя, фальсификаторы истории безуспешно пытаются преуменьшить роль и значение Советского Союза в разгроме немецко-фашистской Германии.

Но ведь всему миру известно, что хребет гитлеровской военной машине перебила Красная Армия и что лучшие дивизии вермахта были перемолоты на советско-германском фронте.

К началу открытия второго фронта в Европе немецко-фашистское командование держало на Западе 58 слабо укомплектованных и оснащенных дивизий. Группа армий «Б» под командованием фельдмаршала Роммеля, на участке которой высадились англо-американские войска, обороняла Северную Францию, Голландию и Бельгию. Она насчитывала 38 дивизий, в том числе 3 танковые. А против 1-го Украинского фронта летом 1944 года гитлеровское руководство сосредоточило 40 дивизий, из них 5 танковых и одну моторизованную, а также 2 пехотные бригады. Видно, только наш фронт был для врага страшнее, чем все объединенные англо-американские армии.

Мы, признаться, надеялись, что второй фронт прикует к себе определенное количество дивизий противника. Но тщетны были ожидания. Правда, после поражения в Белоруссии немецко-фашистское командование перебросило из западных областей Украины несколько дивизий на прорывные участки, но ни одна из них не была отправлена на Запад, где высадились союзнические войска.

К началу нашего наступления группа неприятельских армий "Северная Украина" состояла из 34 пехотных,5 танковых и 1 моторизованной дивизий, 2 пехотных бригад, насчитывавших с учетом тылов 900 тысяч человек, 900 танков и штурмовых орудий, 6300 орудий и минометов и 700 самолетов 4-го воздушного флота.

В Ставке

В первых числах июня 1944 года Ставка дала указание командованию фронта разработать план наступательной операции на львовском направлении. Маршал Советского Союза И. С. Конев и недавно назначенный на должность начальника штаба генерал армии В. Д. Соколовский вместе с узким кругом штабных генералов и офицеров, а также начальниками родов войск всецело отдались этой большой и напряженной работе. Они с особой тщательностью изучали данные о противнике, его силах и средствах, всесторонне оценивали наши боевые возможности, материально-техническую базу, планировали направления основных ударов и использование танковых армий в наступательной операции, занимались вопросами организации артподготовки и авиационной поддержки, определяли темпы наступления наших войск на различных этапах операции, изучали и другие вопросы.

И. С. Конев и В. Д. Соколовский, Военный совет фронта в целом продумали не один вариант плана предстоящего наступления, советовались с командующим артиллерией 1-го Украинского фронта генералом С. С. Баренцевым, начальником инженерных войск генерал-лейтенантом инженерных войск И. П. Галицким, командующим бронетанковыми и механизированными войсками генерал-полковником танковых войск Н. А. Новиковым, начальником тыла фронта генерал-лейтенантом Н. П. Анисимовым. Не раз они беседовали и с командармами. Командармы в свою очередь детально рассматривали задачи корпусов, дивизий, полков по подготовке к предстоящей операции.

Мне, как члену Военного совета, курирующему оперативные вопросы, пожалуй, больше, чем кому бы то ни было, приходилось вникать в работу штаба фронта. В один из визитов к генералу армии В. Д. Соколовскому я спросил Василия Даниловича:

— Как сегодня работает главный мозг фронта?

— Нормально, в боевом ритме, — со вздохом ответил начальник штаба. Дел более чем достаточно, а времени не хватает. — Затем он продолжал: Сейчас ломаем голову над вопросами: откуда, из какого района лучше всего нанести по врагу одновременные удары, где лучше всего взломать неприятельскую оборону и где сомкнуть наши танковые клещи, чтобы окружить бродскую группировку? Заманчивых мест много. Выбор большой. Линия фронта протянулась на четыреста сорок километров. Намеченные варианты надо обсудить, тщательно взвесить все «за» и «против» и найти наиболее правильное решение.

Генерал армии В. Д. Соколовский напомнил, что Ставка, предложившая нам разработать план очередной операции, не сказала еще своего решающего слова и предоставила в этом деле командующему и штабу фронта полную инициативу.

Содержание разрабатываемого плана, как всегда, сохранялось в глубокой тайне. Когда должно начаться ожидаемое наступление, какими силами и резервами располагает фронт, где будут сосредоточены наши ударные группировки и на какие операционные направления они нацелены, — об этом знали лишь Военный совет и строго ограниченный круг должностных лиц. Однако все понимали, конечно, что фронт долго стоять на месте не будет, и настойчиво, изо дня в день, готовились к большим сражениям.

Главные цели и задачи операции были положены и в основу плана партийно-политической работы. Этот документ тоже составлялся в одном экземпляре и доводился до политотделов армий постепенно, поэтапно.

Вскоре кропотливая работа над планом операции была завершена. После обсуждения на Военном совете мы представили его в Ставку. В двадцатых числах июня Верховный Главнокомандующий И. В. Сталин вызвал в Москву Маршала Советского Союза И. С. Конева. Одновременно и мне приказали прибыть в Ставку.

В самолете мы вели речь о главной цели нашего визита в Ставку — плане наступательной операции. Еще и еще раз обменивались мнениями, волновались, ободряли друг друга. Но вот воздушный корабль опустился на аэродром, находившийся в центральной части столицы, возле станции метро «Аэропорт». Наготове стояли автомашины. Все оперативные документы были переправлены в Генштаб.

Во второй половине дня 23 июня мы пошли в Кремль. Нас проводили в кабинет И. В. Сталина. Верховный Главнокомандующий подошел к нам, поздоровался и пригласил занять места за столом. Собрались члены Политбюро ЦК ВКП(б) и Государственного Комитета Обороны, представители Ставки и Генштаба. И. В. Сталин предлагает Маршалу Советского Союза И. С. Коневу кратко, в пределах 15–20 минут, изложить идею плана. И. С. Конев объясняет замысел операции, показывает на карте, как наши войска двумя мощными ударами на львовском и рава-русском направлениях должны расчленить группу армий "Северная Украина", окружить и уничтожить противника в районе Броды.

— А почему два удара? — раскуривая трубку, спросил Сталин. — Может быть, нанести один, но мощный, сокрушительный?!

И. С. Конев убедительно и основательно доказывал, что конкретная обстановка настоятельно требует нанесения именно двух ударов. Он отметил, что один удар, пусть даже очень мощный, будет выталкивать противника, а не уничтожать его. В этом случае у немецко-фашистского командования окажется больше возможностей для маневра резервами и парирования наших усилий.

— Прошу вас, товарищ Сталин, — заявил Конев, — взять за основу оперативный план фронта и утвердить его. Фронт — крупное войсковое объединение, и мы в силах самостоятельно решать большие задачи.

Мне казалось, что Сталин вот-вот возразит Коневу, пожурит его за напористость и поступит по-своему. Однако нет! И. В. Сталин по-прежнему размеренно ходил по кабинету, о чем-то раздумывая. Без тени раздражения он внимательно слушал доводы Конева, продолжавшего убеждать, что два концентрических удара сулят нам больше оперативных выгод, нежели один. Потом вдруг Сталин остановился возле Ивана Степановича, пытливо посмотрел на него и с характерным акцентом бросил:

— Вы очень упрямы! — После некоторой паузы, пряча усмешку в усы, добавил: — Что ж, может быть, это и неплохо. Когда человек так решительно отстаивает свое мнение, значит, он убежден в своей правоте. — Верховный Главнокомандующий снова немного помолчал, затем сказал:

— Хорошо! Сегодня, видимо, ничего не решим, отложим на завтра и поручим Генштабу еще раз уточнить план и подготовить его на утверждение.

В связи с этим хочется сказать следующее. Некоторые товарищи высказывали мнение, что Сталин якобы проявлял несговорчивость и не прислушивался к предложениям командующих и военных советов, не терпел возражений. За годы войны мне пришлось трижды быть на приеме у И. В. Сталина, принимать участие в обсуждении различных вопросов боевой деятельности войск. Из этих немногих, но хорошо запомнившихся встреч в моей памяти отложилось другое — Сталин внимательно и порой чрезвычайно терпеливо выслушивал мнения военачальников.

На следующий день при окончательном уточнении плана Ставка и Генштаб обратили внимание Военного совета фронта на то, что запланированный для пехоты темп наступления (30–35 километров в сутки) чрезмерно завышен и нереален, что ей следует поставить более посильные задачи. Позднее, когда подводились итоги Львовско-Сандомирской операции, мы убедились, что Ставка и Генштаб были правы. Так, например, темп продвижения войск 3-й гвардейской и 60-й армий составлял 10 километров в сутки, 38-й армии — 8, и лишь 13-я армия продвигалась по 18 километров в сутки. Таким образом, следует признать, что командующий фронтом, штаб и Военный совет проявили излишний оптимизм, планируя для пехоты столь высокий темп наступления.

Ставка усилила 1-й Украинский фронт 5-й гвардейской армией в составе девяти дивизий, а также четырьмя авиационными корпусами.

Утвердив план операции с сохранением двух ударов, Верховный Главнокомандующий пожелал 1-му Украинскому фронту ратных успехов, новых побед.

— Имейте в виду, товарищ Конев, — заметил И. В. Сталин, — операция должна пройти безупречно и принести желаемый результат. Нам нужен успех в этом районе, непременно нужен. — Сталин посмотрел на часы и неожиданно спросил: — А вы когда-нибудь наблюдали победный салют?

— Еще не приходилось, товарищ Сталин, — признались мы с Коневым.

— Что ж, дело поправимое, — улыбнулся Верховный Главнокомандующий. Как раз через десять минут начнется салют. Я вас приглашаю.

И Сталин повел нас во двор Кремля. Когда мы вышли на окаймленную деревьями площадь, вся округа огласилась грохотом орудийного салюта, а закатное небо расчертили вспышки разноцветных ракет. Это было поистине впечатляющее зрелище, особенно для тех, кто видел салют впервые. Я посмотрел на Сталина. Он был, как мне показалось, в приподнятом настроении.

— Это, товарищи, не просто иллюминация, — заметил он, — а воздание почестей массовому героизму воинов, отличившихся в боях. Москва от имени Родины славит и благодарит войска за ратные подвиги, за одержанную победу. О большом смысле и значении этой меры надо постоянно напоминать воинам.

Мы доложили Верховному Главнокомандующему, что фронтовики воспринимают каждый салют Москвы как большое и радостное событие, как своеобразный праздник в их боевой жизни. Они почитают за большую честь, когда родная дивизия, корпус, армия и фронт упомянуты в приказе, объявляемом по всей стране. Солдаты, сержанты, офицеры и генералы испытывают законное чувство военной гордости и благодарности за то, что партия и народ достойно отмечают их ратные подвиги. Это поднимает моральный дух войск, воодушевляет на подвиги.

Затем И. В. Сталин попрощался с нами, и мы поспешили в Генштаб, чтобы согласовать некоторые вопросы, связанные с предстоящей наступательной операцией.

Накануне отъезда из Москвы меня принял секретарь Центрального Комитета партии, начальник Главного политического управления Красной Армии генерал-полковник А. С. Щербаков. Раньше мне с ним неоднократно приходилось беседовать по ВЧ, а лично встретиться довелось лишь в кабинете И. В. Сталина, когда обсуждался план Львовской операции.

Приглашая меня на беседу, Александр Сергеевич заранее предложил подготовить информацию о том, как Военный совет и политорганы фронта готовятся к новым боям и как мы намерены подкрепить партийно-политической работой план наступления.

— Это нам очень важно знать, — заметил Александр Сергеевич. — Ведь даже самый блестящий оперативный замысел не принесет желаемого успеха, если войска не воодушевлены и не мобилизованы на достижение победы.

Генерал-полковник А. С. Щербаков принял меня радушно, и беседа наша продолжалась примерно час-полтора. В те дни в газетах было опубликовано сообщение Совинформбюро "Три года Отечественной войны Советского Союза". Главное политуправление обязывало политорганы довести содержание этого важного документа до каждого бойца, разъяснить воинам итоги трехлетней героической борьбы с фашистскими захватчиками, показать, какой большой и тернистый путь прошли народ и армия.

— За три военных года командные и политические кадры, все наши воины закалились, обрели громадный боевой опыт, а Красная Армия одержала немало выдающихся побед, — подчеркнул А. С. Щербаков. — Но вместе с ростом боевого мастерства и морального духа воинов у некоторой части офицеров появились зазнайство и беспечность. Это чрезвычайно опасно и может привести в конечном счете к серьезным промахам. Возьмите, к примеру, ваш горький опыт с Житомиром. Дело, конечно, прошлое, но напомнить об этом не мешает. В ноябре сорок третьего года вы сдали Житомир не потому, что не было сил и средств, а из-за беспечности. Так и запомните!

А. С. Щербаков поинтересовался тем, как в войсках фронта выполняется директива Главного политического управления о воспитательной работе среди призывников из западных областей Украины. Я доложил, что наши командиры и политработники, партийные и комсомольские организации правильно поняли свои задачи и этой категории военнослужащих уделяют первостепенное внимание. Некоторые наши дивизии, понесшие потери в предыдущих операциях, пополнились призывниками из освобожденных областей УССР.

Западные области Украины, как известно, лишь в сентябре 1939 года были воссоединены с Советской страной и буквально через полтора года оккупированы немецко-фашистскими войсками. Это наложило свой отпечаток и на людей. Почти 40 процентов призывников из западных областей Украины были неграмотными или малограмотными. Большинство из них в армии не служили и военного дела не изучали. Они мало знали об Отечественной войне, о героической борьбе Красной Армии с фашистскими захватчиками, о трудовых подвигах народов многонационального Советского Союза.

Наша политико-воспитательная работа преследовала цель помочь этим людям полностью освободиться от последствий фашистской и буржуазно-националистической пропаганды и по-настоящему подготовиться к выполнению воинского долга. С этой целью мы увеличили тираж фронтовой газеты на украинском языке "За честь Батькiвщини", усилили пропаганду боевых традиций. Каждый призывник получал текст присяги, листовки о законах советской гвардии. Агитаторы рассказывали новичкам о боевом пути частей и соединений, об успехах на фронтах Отечественной войны. Особый упор мы делали на индивидуальную работу. Бывалые солдаты, ветераны боев брали под свое влияние молодых воинов. И это давало положительные результаты.

Затем я доложил товарищу Щербакову о мерах, принятых Военным советом фронта по повышению бдительности и боевой готовности войск, а также о политической работе среди местного населения прифронтовой полосы.

В ходе беседы у нас зашел разговор о стиле работы членов Военного совета и их месте во фронтовом организме.

— Считаю необходимым пожурить вас, — неожиданно сказал Александр Сергеевич и, сняв очки, принялся протирать стекла. — До меня дошли сведения, что вы в районе Житомира ходили со стрелковым батальоном в атаку. Вы не знаете своего места как член Военного совета фронта. Так не годится.

— Александр Сергеевич! Вы получили не совсем точные сведения, — ответил я. — До участия в атаке дело не доходило, а в боевых порядках частей нам полезно бывать. Это помогает еще лучше изучить фронтовую жизнь, более правильно руководить политработой в раз личной боевой обстановке.

Александр Сергеевич с этим, разумеется, согласился, но все же порекомендовал не забывать функций члена Военного совета фронта.

Во время беседы А. С. Щербаков высказал мысль о том, что мы иногда строим политработу без учета новых явлений, новых обстоятельств, новых требований, продиктованных войной. Взять, например, такое качество, как советский героизм, принявший поистине массовый характер. Боец нашего времени стал более умным, смышленым, сноровистым. К отваге прибавилось возросшее воинское мастерство, нравственное богатство. Гвардия стала символом героизма, ратного умения не отдельных храбрых одиночек, а спаянных полков, дивизий, корпусов и армий.

— Сколько у вас во фронте гвардейских дивизий? — спросил А. С. Щербаков.

Я ответил, что около 50 процентов. В предстоящей наступательной операция будут участвовать пять гвардейских армий.

— Вот видите, — сказал Александр Сергеевич, — пятьдесят процентов дивизий стали гвардейскими. Это ли не качественное изменение войск фронта!

Я сообщил Александру Сергеевичу, что введение гвардии вызвало к жизни много новых замечательных явлений, способствующих воспитанию высоких боевых и моральных качеств воинов. Взять хотя бы гвардейские традиции, нерушимые законы — гвардия в обороне стоит неколебимо, а в наступлении не знает преград.

Как раз перед нашей поездкой в Москву некоторым частям и соединениям 1-го Украинского фронта вручались гвардейские Знамена. Торжественно проходила эта церемония в 7-м гвардейском танковом корпусе 3-й гвардейской танковой армии. В гости к воинам прибыла делегация трудящихся из освобожденных танкистами районов Житомирской области. На средства житомирцев была построена колонна боевых машин. Вручение экипажам новых танков, приобретенных на народные рубли, вылилось в патриотическую демонстрацию нерушимого единства армии и народа.

Необычайно волнующим был и момент вручения гвардейского Знамени. Я много раз присутствовал на таких торжественных церемониях, и всегда воинский ритуал трогал меня до глубины души. Принимая гвардейские Знамена, командиры танковых бригад Д. А. Драгунский, 3. К. Слюсаренко и командир мотострелковой бригады А. А. Головачев перед строем целовали боевые стяги с изображением великого Ленина. Воины, опустившись на правое колено, взволнованно произносили слова гвардейской клятвы: "Мы, гвардии рядовые, сержанты и офицеры, в дыму и пламени грядущих решающих сражений с честью пронесем свой боевой стяг по полям битв до полного уничтожения фашистского зверя в его берлоге. Мы с чувством законной гордости будем множить и совершенствовать гвардейские боевые традиции".

Речь зашла о командных кадрах. Я доложил товарищу Щербакову, что командир-единоначальник, являющийся организатором и руководителем боя, обязан быть и политическим воспитателем подчиненных. Его твердость, мужество, организаторские способности, знание военного искусства оказывают решающее влияние на исход схватки с врагом. Личный пример командира, его ободряющее слово, своевременная помощь огнем, маневром, короткая боевая информация о достигнутых успехах благотворно влияют на укрепление морального духа войск, их уверенности в победе. Именно такими качествами обладают наши офицеры.

— Это хорошо, — одобрил начальник Главного политуправления. — А как вы воспитываете у воинов героизм? Как пропагандируете опыт самоотверженных бойцов, как поощряете их?

Александр Сергеевич заметил, что ему известны факты, когда некоторые красноармейцы, прошедшие сквозь огонь сражений и получившие ранения, не отмечены наградами.

— Проверьте, нет ли и на вашем фронте подобных случаев, порекомендовал он мне. — Нельзя допускать неуважения к солдату-герою.

Генерал-полковник А. С. Щербаков поинтересовался и тем, как наши политработники изучают военное дело, насколько они знакомы с боевой техникой и оружием. На войне все надобно знать — и тактику, и оперативное искусство, и боевую технику. Тогда и политработа приобретет более конкретный и действенный характер.

Я доложил, что политработники всех родов войск, как правило, хорошо знают свою боевую специальность, оружие и технику. Большинство из них владеет вождением танка, самолета, умеет руководить огнем артиллерии, а в критические минуты боя политработники не раз заменяли выбывших из строя командиров.

В конце беседы Александр Сергеевич спросил меня, намерен ли Военный совет 1-го Украинского фронта перед началом операции издать обращение к войскам. Я ответил утвердительно. У нас стало правилом, непреложным, законом каждую операцию начинать с боевого напутствия войскам.

Генерал-полковник А. С. Щербаков положительно отозвался о мероприятиях, которые мы провели и которые намерены осуществить в канун наступления. Я пригласил Александра Сергеевича приехать к нам, навестить войска. Он устало улыбнулся и с искренним сожалением сказал, что многочисленные дела в Центральном Комитете партии вряд ли позволят ему побывать у нас в ближайшее время.

— Впрочем, если удастся, непременно побываю у вас, — сказал Александр Сергеевич и, прощаясь, добавил: — А вы тоже не забывайте, своевременно информируйте обо всем важном, почаще звоните. Желаю Первому Украинскому успеха в предстоящей операции, новых славных побед в боях с врагом.

Весьма полезная и вместе с тем непринужденная беседа с Александром Сергеевичем Щербаковым оставила неизгладимое впечатление об этом замечательном деятеле нашей партии.

Мы постоянно ощущали руководство Главного политического управления Красной Армии. Помимо личных встреч и бесед с секретарем ЦК ВКП(б), начальником Главного политического управления Красной Армии генерал-полковником А. С. Щербаковым мне и начальнику политуправления фронта генералу С. С. Шатилову приходилось довольно часто разговаривать с ним по ВЧ. Александр Сергеевич сам неоднократно звонил нам, ставил в известность о решениях ЦК партии, давал указания, советы и рекомендации, интересовался положением дел в войсках. По его заданию в действующей армии постоянно бывали руководящие работники Главного политического управления. В частности, на 1-й Украинский фронт дважды приезжал заместитель начальника ГлавПУРа генерал И. В. Шикин.

Главное политическое управление Советской Армии, работающее на правах отдела ЦК партии, представляет собой орган, с помощью которого партия осуществляла и осуществляет ныне свое влияние на войска, руководит партийно-политической работой, мобилизуя коммунистов, комсомольцев и всех воинов на выполнение боевых задач.

Броды, Львов, Перемышль

Утвердив представленный Военным советом оперативный план, Ставка Верховного Главнокомандования 24 июня 1944 года дала директиву 1-му Украинскому фронту, в которой предписывалось нанести два удара: один — из района юго-западнее Луцка на Рава-Русскую, другой — из района Тернополя на Львов. Войскам ставилась задача разгромить рава-русскую и львовскую группировки противника и овладеть рубежом Хрубешув, Томашув, Яворов, Галич. Глубина операции намечалась 100–130 километров.

Сразу же началась перегруппировка сил. С 25 июня и примерно по 7 июля значительная часть войск скрытно совершала трудные и длительные переходы в новые районы дислокации.

Немецко-фашистское командование заметно усилило разведывательную деятельность. Гитлеровцы, видимо, ожидали удара на львовском направлении и держали против нас очень крупные силы. Открытие второго фронта в Западной Европе не убавило количества противостоявших нам дивизий противника.

Стали поступать добрые вести от соседей справа. Все три Белорусских и 1-й Прибалтийский фронты развернули грандиозное наступление. Это радовало сердца солдат. Про наш же участок фронта Совинформбюро лаконично сообщало: "без перемен", "без существенных изменений".

А между тем в войсках изменения происходили. И притом весьма существенные. К началу наступления 1-й Украинский фронт имел 1 200 тысяч бойцов и офицеров (с учетом тылов), 13 900 орудий и минометов, около 2200 танков и самоходно-артиллерийских установок.

2-я воздушная армия, усиленная Ставкой чуть ли не вдвое, насчитывала более 3 тысяч самолетов. Пожалуй, в истории Отечественной войны впервые одному фронту была поставлена самостоятельная стратегическая задача по разгрому такой мощной и многочисленной группы немецких армий, как "Северная Украина".

Даже при наличии хорошо слаженного штаба, возглавляемого знатоком своего дела генералом армии В. Д. Соколовским, командующему фронтом Маршалу Советского Союза И. С. Коневу приходилось прилагать много усилий, энергии и труда, чтобы осуществлять непрерывное управление миллионной массой войск. На всем протяжении операции командующий получал поддержку и деловую помощь со стороны Военного совета, который не подменял штаб и не дублировал его работу, а последовательно и настойчиво решал возложенные на него военные, политические и административные задачи.

Задолго до начала операции Военный совет принял меры по активизации деятельности партизан на западе Украины. Мы постоянно поддерживали тесную связь с Украинским штабом партизанского движения, возглавлявшимся Т. А. Строкачем, содействовали оснащению и вооружению партизанских соединений. Летом 1944 года народные мстители оказали существенную помощь войскам фронта, разгромив несколько вражеских гарнизонов и парализовав на некоторое время железнодорожные участки Львов — Варшава, Рава-Русская — Ярослав.

Но, повторяю, основным в деятельности Военного совета было руководство войсками, претворение в жизнь указаний ЦК ВКП(б), ГКО, Ставки Верховного Главнокомандования и утвержденного ею плана наступательной операции.

Нас настораживала возросшая активность немецкой разведки. Чувствовалось, что противник всячески пытается раскрыть наш замысел, районы сосредоточения ударных группировок и направление главных ударов. Наши воины и местные жители обнаружили и задержали десятка два парашютистов, сброшенных врагом в прифронтовой полосе с разведывательными заданиями. Да и бандеровцы и другие националисты усиленно занимались шпионажем, помогая гестаповцам. Вот почему вопросы бдительности при приближении начала операции приобрели особую остроту.

Командиры и политорганы принимали все меры к тому, чтобы военная тайна была сохранена, ибо это являлось одним из главнейших условий успеха наступления. Планом оперативной маскировки, который разработал штаб фронта под руководством генерала В. Д. Соколовского, предусматривались меры дезинформации противника с помощью радио, а также переброска по железным дорогам эшелонов с макетами танков, орудий и автомобилей. На левом крыле фронта, в частности в районе Коломыя, Черновицы, имитировалось сосредоточение мощной танковой группировки и пехоты. Кроме макетов здесь были и реальные подразделения, массированно применялись дымовые завесы и т. д.

В этом же районе была развернута сеть ложных аэродромов с макетами самолетов и аэродромной техники. С воздуха она прикрывалась дежурными звеньями истребителей, которые не раз вступали в бой с вражеской авиацией. Словом, делалось все для того, чтобы привлечь внимание противника к нашему левому крылу. И надо сказать, это в какой-то мере удалось. Так, например, в июне и первой половине июля фашистская авиация 87 процентов налетов совершала на ложные аэродромы и лишь 13 процентов на действовавшие.

Для еще большей дезориентации противника в войсках левого крыла была выделена группа находчивых и смекалистых офицеров из числа политработников и разведчиков, которые довольно умело распространяли среди местных жителей ложные слухи о предстоящем наступлении на пассивных участках фронта. В ряде населенных пунктов побывали «квартирьеры», распределившие дома для штабов и частей и объявившие о скором прибытии сюда танкистов и артиллеристов. Бандеровская агентура, видимо, не замедлила передать гитлеровцам эти сведения.

Начальник штаба фронта В. Д. Соколовский многое сделал для того, чтобы успешно реализовать план оперативной маскировки, и придавал ему важное значение. Он просил помочь в этом и политическими средствами. Как-то мы с генералом С. С. Шатиловым зашли к Василию Даниловичу. Он сказал:

— Говорят, что обмануть противника, ввести его в заблуждение — уже часть победы. Опыт войн подтверждает, что это именно так. Важно, чтобы враг не мог узнать и понять наших истинных намерений. А для этого нужны не только макеты танков, ложные огневые позиции и аэродромы, но и утроенная бдительность людей, строгое хранение военной тайны. Уметь молчать должен не только тот, кто знает план, но и каждый солдат.

И Василий Данилович подробно начал излагать эту проблему, подкрепляя свои доводы фактами из истории войн и изречениями многих прославленных полководцев. А военную историю он, надо заметить, знал превосходно и был интересным собеседником.

— Как вы сами понимаете, — обратился начальник штаба фронта к С. С. Шатилову, — одна из важных задач политработы в данный момент состоит в том, чтобы научить людей молчать и строго хранить военную тайну, не быть беспечными.

Военный совет обязал политуправление улучшить воспитание воинов в духе строгого хранения военной тайны. Мы потребовали запретить публикование во фронтовой печати статей и заметок, в какой-либо степени освещающих вопросы непосредственной подготовки к наступлению.

Наши войска настороженно следили за противником. Членов Военного совета и командиров волновал один вопрос: не обманет ли нас противник, не попытается ли он в последний момент отвести свои части в глубь обороны, на вторую полосу? Если мы не заметим этого, то сосредоточенные 250–260 орудий на каждый километр прорыва изроют снарядами пустое место, и тогда мы, пожалуй, не сумеем прорвать вражескую оборону.

Опасения оказались не напрасными. В ночь на 13 июля командующий 13-й армией генерал Н. П. Пухов сообщил по ВЧ, что захваченный «язык» дал показания о возможном отходе немецко-фашистских войск за реку Западный Буг. В ту же ночь разведка боем подтвердила, что и на участке 3-й гвардейской армии гитлеровцы, прикрываясь заслонами, начали отходить на вторую оборонительную полосу.

Командующий войсками фронта приказал 3-й гвардейской и 13-й армиям немедленно перейти в наступление.

— Такой случай упускать нельзя, — говорил Маршал Советского Союза И. С. Конев по ВЧ генералам Н. П. Пухову и В. Н. Гордову. — Нужно на плечах отступающего врага ворваться в укрепления его второй оборонительной полосы.

На рассвете я выехал в войска ударной группировки, действовавшей на рава-русском направлении. Наше правое крыло пришло в движение.

Противнику обмануть нас не удалось. Когда под покровом ночи немецкие войска начали преднамеренный отход, передовые батальоны 3-й гвардейской и 13-й армий, не теряя времени, без артиллерийской подготовки устремились за противником, сбивая его заслоны.

Момент как будто не был упущен, но смять отходившие гитлеровские войска и на их плечах ворваться во вторую полосу обороны нам не удалось. Перед атакой второй оборонительной полосы пришлось провести артиллерийскую подготовку. Положение, однако, усложнилось. Поняв, что скрытный отход не удастся, фашистское командование предпринимало лихорадочные меры, стремясь сдержать продвижение наших частей. Появились две резервные танковые дивизии противника. Напряжение боев возросло. Командующие 3-й гвардейской и 13-й армиями ввели в сражение вторые эшелоны стрелковых корпусов. Эта мера дала положительные результаты. Несмотря на яростное противодействие гитлеровцев, наши наступающие полки прорвали тактическую оборону врага, и войска правого крыла фронта продвинулись на глубину 15–30 километров.

На КП 13-й армии я встретился с генералом М. А. Козловым, который доложил о первых боевых успехах, тепло отозвался об инициативе, находчивости, решительности и отваге воинов. Марка Александровича Козлова я знал хорошо, 13-я армия, где М. А. Козлов являлся членом Военного совета, в составе 1-го Украинского фронта прошла большой и славный путь от Днепра до Эльбы. Марк Александрович горячо любил свою родную армию, был ее ветераном, гордился тем, что она выстояла в жесточайшей борьбе на главном направлении северного фаса Курской дуги и одной из первых форсировала Днепр.

Военный совет и политуправление фронта высоко ценили боевую деятельность опытного политработника генерала М. А. Козлова. В одной из аттестаций так было написано о нем: "Грамотный, подготовленный пропагандист и агитатор. Знает военное дело, умеет политически обеспечивать операцию, бой. Стойкий и смелый политработник".

Вместе с Марком Александровичем Козловым мне довелось вступить в город Горохов, освобожденный 3-й гвардейской армией и частью сил 13-й армии. Взору предстали горящие дома с развороченными стенами. Вначале было тяжелое чувство: город казался мертвым. Но вот из развалин и подвалов начали выбираться жители. Они рассказали, что эсэсовцы провели поголовную эвакуацию населения. Дома тех, кто не хотел покидать родные места, фашисты взрывали, поджигали. Палачи бесчинствовали, истребляли мирных людей. Слушая торопливые рассказы плачущих женщин, советские воины гневно заявляли:

— Мы догоним эшелоны, в которых гитлеровцы увозят советских людей. Мы заставим эсэсовских бандитов кровью расплатиться за все их преступления.

Войска были накалены святой ненавистью к врагу. Вспоминается небольшой эпизод. Побывав в частях, освободивших Горохов, генерал Козлов и я вышли на западную окраину города и, немного уставшие, присели у дороги на обочине, возле огневой позиции батареи. Вдруг слышим команду:

— По двуногим зверям-захватчикам, душителям народа — три снаряда, беглый огонь!..

Расчеты у орудий повторяли это дружно, сильно и с какой-то неистовой злостью. Я подошел к офицеру-артиллеристу и с одобрением заметил:

— Хорошо командуете! Толково, с политическим смыслом.

— Когда я увидел разрушенный фашистами город, — пояснил офицер, — в моем сердце закипела ненависть к врагу, и я как-то невольно добавил к артиллерийской команде не предусмотренные уставом слова. Так даже яростнее работается у орудий, да и снаряды вроде точнее летят.

Во время продвижения войск политическая работа не прекращалась ни на минуту. Очень много интересных ее форм рождалось в боях. Об этом, в частности, свидетельствует дневник агитатора полка капитана П. Рожко, с которым мне довелось познакомиться. Вот несколько его записей, относящихся к началу Львовско-Сандомирской операции. "14 июля.

Объявлен приказ о наступлении. Я и группа автоматчиков взяли полковые знамена (их у нас три — одно с орденом Красного Знамени, второе — от ЦИК СССР, а третье — от ЦИК Узбекской ССР), развернули их и пошли по траншеям. Бойцы и офицеры группами по 8-10 человек собирались у знамен. Проводились короткие призывные беседы, провозглашались лозунги. По сигналу осененные знаменем воины двинулись в атаку.

15 июля.

Часть вышла на новый рубеж. Идут бои за первые населенные пункты. Агитаторы подразделений пишут листовки-молнии о товарищах, отличившихся в деле, и передают их по цепи. Агитаторы тт. Скурский, Стад ник и Довгань не только показывают личный пример в бою, но и используют любую возможность, чтобы побеседовать с однополчанами, воодушевить их, провести короткую политинформацию. Они помогают командирам своевременно оформлять материал для представления отличившихся к награждению".

Начальник политотдела 3-й гвардейской армии генерал-майор Г. А. Бойко ознакомил меня с первыми политдонесениями, поступившими из частей и соединений. В одном из этих документов рассказывалось, что в 270-м стрелковом полку командир расчета ПТР комсомолец Евгений Долгов, подавший перед боем заявление о приеме в партию, смело и решительно действовал в наступлении. Получив ранение в правую руку, он не покинул поля боя, хотя ему дважды предлагали идти в медсанбат.

— Я вступил в ряды партии, — заявил Евгений Долгов, — и свою принадлежность к ней готов доказать делами — буду сражаться с врагом до последней возможности. Я еще могу стрелять левой рукой и готов разить фашистов, пока хватит сил.

В том же полку сержант Дмитрий Полугодин заявил агитатору старшему лейтенанту Усманову:

— Вы на собрании говорили обо мне, что я самый храбрый боец в роте. Возможно, что я такой похвалы пока не заслужил, но думаю, что заслужу. Я хочу идти в бой коммунистом и никогда не опорочу этого высокого звания.

Когда в ходе наступления роту остановил сильный огонь вражеского дзота, сержант Дмитрий Полугодин ползком приблизился к нему и забросал амбразуру гранатами. Фашистский пулемет смолк, и бойцы снова поднялись в атаку. Но сержант Полугодин погиб, ценою своей жизни проложив дорогу к победе.

В дни пребывания в 3-й гвардейской армии я ознакомился с положением дел в партийной организации саперной роты 106-й стрелковой дивизии. Когда парторг старшина В. А. Руденко принял партийную организацию, в ней насчитывалось пять коммунистов и три кандидата в члены ВКП(б). В ходе летнего наступления парторганизация, несмотря на напряженность боев, стала полнокровной — выросла до 22 коммунистов.

Перед началом атаки член партии Бывшовер под огнем противника быстро проделал в минном поле проход, дал возможность пехоте успешно продвинуться вперед и захватить вражескую траншею. Мужественно действовали в бою парторг Руденко, коммунисты Карташев, Челкин и другие.

Во время небольшой передышки в саперной роте накоротке прошло партийное собрание. Командир подразделения сделал доклад о личном примере коммунистов в бою. Воздав должное героям наступления, докладчик и выступавшие в прениях критиковали нерадивых. Так, например, член ВКП(б) Горбунов подверг резкой критике поведение коммуниста Сафонова, который небрежно отнесся к выполнению служебных обязанностей. При обезвреживании немецкой мины Сафонов по своей халатности и недисциплинированности получил легкое ранение. А мог поплатиться и жизнью. Этот факт послужил поводом для разговора о дисциплине и личной ответственности каждого коммуниста за общий успех.

Меня заинтересовала дальнейшая деятельность этой парторганизации. Я попросил начальника политотдела 106-й стрелковой дивизии снова побывать там. Он сообщил следующее. В саперной роте каждый член и кандидат в члены ВКП(б) показывал пример отваги, дисциплинированности и трудолюбия. Все коммунисты подразделения отмечены правительственными наградами. Под воздействием партийной критики исправился и Сафонов. Впоследствии он хорошо и дисциплинированно выполнял все служебные обязанности и партийные поручения. За мужество, проявленное в боях, и самоотверженное выполнение заданий командования Сафонов в числе других коммунистов был награжден орденом. Авторитет партийной организации, ставшей подлинной опорой командира, еще более возрос, повысилось и ее политическое влияние на солдатские массы.

Таких полнокровных и жизнедеятельных ротных и батальонных партийных организаций на 1-м Украинском фронте были тысячи. Собрания, являвшиеся школой воспитания, проводились регулярно. Порой коммунисты собирались накоротке, в перерывах между боями, а то и ночью, когда затихала перестрелка. Во время Львовско-Сандомирской операции в 3-й гвардейской армии на партийных собраниях обсуждались, например, такие вопросы: "Итоги боя и задачи коммунистов", "Об усилении агитационной работы в наступлении", "О росте партийных рядов", "Пропаганда героизма и боевого опыта", "Выпуск боевых листков и молний "Передай по цепи", "О выполнении коммунистами партийных поручений в бою" и другие.

Всюду на повестке дня стоял главный вопрос: об авангардной роли коммуниста в боевой обстановке. В ряде подразделений на партийных собраниях шел серьезный разговор о том, что некоторые солдаты пренебрегают самоокапыванием и маскировкой, что ведет к излишним потерям. Известно, храбрость в бою является важнейшим, но не единственным показателем передовой роли члена и кандидата в члены ВКП(б), а также комсомольца. Они призваны помогать командиру в поддержании дисциплины и порядка, показывать пример во всем, в том числе в самоокапывании и маскировке, закреплении завоеванных позиций, выполнении боевых заданий с наименьшими потерями.

Любая операция, любой бой, будь то наступательный или оборонительный, это ответственный экзамен как для командиров, так и для политработников. В труднейших условиях наступления партийно-политическая работа не ослабевала. А между тем известно, что при маневренных боях с преследованием, обходами и охватами, движением по тылам врага обстановка быстро менялась. Порой войска, преследовавшие гитлеровцев, встречались с контратакующими резервами противника и вынуждены были временно переходить к обороне, чтобы потом вновь наносить стремительные удары.

В зависимости от сложившейся обстановки строилась и политическая работа. Армейские коммунисты, обогащенные фронтовым опытом, умели быстро реагировать на всякие перемены и в решающие моменты боя словом и личным примером воодушевляли солдат.

В ходе операции наступающий 705-й стрелковый полк 121-й стрелковой дивизии был контратакован крупными силами врага. Отразив натиск, наши воины по приказу командира быстро окопались, закрепляясь на занятом рубеже. Но по всему было видно, что противник готовит новую и довольно сильную контратаку, так как опять накапливалась немецкая пехота и подтягивались вражеские танки.

Агитатор взвода младший сержант Н. Шишкин немедленно довел до всех солдат боевой приказ командира: "Приготовиться к отражению контратаки противника!" Затем он подполз к молодому солдату Корнейчуку и спросил его:

— В первом бою трудно пришлось?

— Да, нелегко, — признался тот.

— А ведь будет еще труднее, когда на нас снова двинется враг, — сказал Шишкин и подбодрил новичка: — Ты, однако, не робей. Мы успели хорошо окопаться, расставили огневые средства, в том числе и противотанковые. Враг не застанет нас врасплох. И как бы трудно нам ни пришлось, надо держаться стойко. Как двадцать восемь героев-панфиловцев. Они совершили подвиг в начале войны, в сорок первом году, а сейчас сорок четвертый! Теперь у нас и оружие лучше, и опыта больше, и моральный дух еще крепче.

Коммунист-агитатор переползал от бойца к бойцу, укрепляя в каждом из них уверенность в победе, вдохновляя на подвиги. А когда враг перешел в контратаку, младший сержант Шишкин меткими очередями косил гитлеровцев, подбадривая молодых солдат:

— Вот так надо разговаривать с фашистами! Держись уверенно, сражайся стойко, и враг не пройдет!

Личная стойкость и воодушевляющее слово коммуниста-агитатора помогли молодому солдату Корнейчуку и его товарищам с честью выдержать боевое испытание и отразить натиск врага.

В бою широкое хождение имели листовки "Передай по цепи". Они писались под огнем противника, рассказывали о самом важном, самом главном, прославляя героев, помогая командиру доводить боевую задачу до каждого солдата. Вот одна из листовок, передававшихся в дни боев на львовском направлении по солдатской цепи: "Равнение на тех, кто идет в атаку первым!

Увлекая за собой бойцов, лейтенант Мильзихов первым ворвался в расположение противника и в рукопашном бою истребил девять гитлеровцев, а троих взял в плен.

Героически сражался рядовой Бабун. Он получил пять ранений, но не покинул строя.

Сегодня командование наградило орденом Отечественной войны II степени рядового Чечко, отличившегося при прорыве обороны врага и во всех последующих боях.

Слава героям, равнение на них!"

Наряду с листовками-молниями, боевыми листками и многотиражными солдатскими газетами политорганы издавали плакаты-листовки, посвященные лучшим людям соединения, армии, а также почтовые открытки с портретами героев, кратким описанием их подвигов, стихами.

Политработа в боевой обстановке принимала самые разнообразные формы. Многое зависело от инициативы, творчества, находчивости командиров, политработников и коммунистов, умевших воодушевить, увлечь за собой и поднять на борьбу с ненавистным врагом солдатскую массу.

В дни июльского наступления 1944 года крупные силы гитлеровцев контратаковали одну из наших частей. Когда натиск противника был особенно силен и создалась тревожная обстановка, заместитель командира артполка по политической части майор Марченко взял Знамя и, сопровождаемый автоматчиками, пошел по огневым позициям. Гордо развевался боевой стяг, ярко горели вышитые золотым шелком слова: "За нашу Советскую Родину!" Солдаты, сержанты и офицеры встретили появление Знамени громовым «ура» и дружно ударили по врагу, защитив важный рубеж.

Гвардейские Знамена с портретом В. И. Ленина провожали на боевое задание экипажи самолетов. Они осеняли пехотинцев, идущих в бой, и танкистов, устремившихся в прорыв. Командиры и политработники, а также фронтовая печать учили солдат почитать Знамя как святыню и защищать его в бою.

Командующие фронтами, командармы, члены военных советов фронтов и армий, вручавшие от имени Президиума Верховного Совета СССР частям и соединениям боевые Знамена, внушали командирам, политработникам и всем воинам, чтобы в войсках неукоснительно соблюдалось Положение о Знамени, а защита и охрана боевых стягов были надежными.

Если наступление на рава-русском направлении началось более или менее успешно и войска 3-й гвардейской и 13-й армий продвигались вперед, то на главном (львовском) направлении нашей ударной группировке не удалось быстро прорвать глубоко эшелонированную и сильно развитую оборону врага. Пленные сообщали, что Гитлер издал приказ, адресованный группе армий "Северная Украина", в котором требовал удержания позиций до последнего солдата.

Положение все более усложнялось. Немецко-фашистское командование ввело в бой не только тактические, но и оперативные резервы. 15 июля из района южнее Золочева противник нанес сильный контрудар и потеснил части 38-й армии.

Вернувшись из 3-й гвардейской и 13-й армий на командный пункт фронта, я застал маршала Конева чрезвычайно озабоченным. Его тревожило положение дел в 38-й армии. Он несколько раз вызывал к аппарату ВЧ генерала К. С. Москаленко, уточняя последние данные, давал советы. Наконец Иван Степанович сказал:

— Поедем, Константин Васильевич, к генералу Москаленко и посмотрим, как воюет его армия. Если мы не двинем вперед 60-ю и особенно 38-ю армии, то операция может захлебнуться. Создался кризисный момент в полосе прорыва. Ты был на правом фланге фронта и своими глазами видел, что дела там идут вполне удовлетворительно, а на львовском направлении все еще нет желаемого успеха.

Сев в машину, маршал коротко бросил водителю:

— Гони!

К высотке, на которой разместился наблюдательный пункт генерала К. С. Москаленко, Иван Степанович Конев пошел быстрым шагом. Так же стремительно вошел он и в блиндаж. Те, кто находился там, поспешили удалиться. Остались лишь командарм и член Военного совета. Они и доложили обстановку.

Немецко-фашистское командование на участке 38-й армии нанесло контрудар, сосредоточив мощную группировку танков и введя в сражение оперативные резервы. Соотношение сил, разумеется, изменилось не в пользу 38-й армии. Именно в этом была одна из основных причин медленного продвижения войск армии вперед.

И. С. Конев, беспокоившийся за судьбу Львовской операции, совместно с руководством 38-й армии проанализировал сложившуюся обстановку. Затем командующий фронтом прошел на наблюдательный пункт и, прильнув к стереотрубе, осмотрел поле боя. Тем временем подошли командующий 4-й танковой армией генерал Д. Д. Лелюшенко и член Военного совета армии генерал В. Г. Гуляев. Поздоровавшись с ними, маршал напомнил генералу К. С. Москаленко, что командарм Лелюшенко со своей армадой ждет, когда пехота пробьет для танкистов брешь. Преждевременно вводить в сражение танковую армию тоже нельзя.

Маршал Советского Союза И. С. Конев тут же принял ряд срочных мер, усилив 38-ю армию своим резервом. Затем он приказал командующему 1-й гвардейской армией генерал-полковнику А. А. Гречко скрытно выдвинуть к участку прорыва стрелковый и танковый корпуса и из-за левого фланга 38-й армии нанести удар в направлении Красное, Бережаны с задачей разбить противника и, свертывая его оборону перед фронтом армии, прикрыть левый фланг войск 38-й армии. 2-й воздушной армии генерала С. А. Красовского было приказано массированными ударами бомбардировочной и штурмовой авиации разгромить танковую группировку немецко-фашистских войск.

Ударная группа 1-й гвардейской армии, предназначенная ранее для наступления в юго-западном направлении и для захвата плацдармов на Днестре, находилась примерно в 40 километрах от участка прорыва 38-й армии. В этих трудных условиях командарм и штаб, Военный совет и политотдел армии сумели в невероятно сжатый срок перенацелить войска и образцово выполнить поставленную перед ними задачу. Ночью войска 1-й гвардейской армии скрытно для противника совершили стремительный марш-бросок и к рассвету 16 июля заняли исходное положение. Удар из района Осташевца на Бережаны ошеломил противника своей внезапностью. Немецко-фашистское командование вынуждено было в спешном порядке оттянуть значительные силы своей танковой группировки на данное направление, что облегчило положение войск 38-й армии.

На вражескую группировку обрушилась и наша авиация. Командующий 2-й воздушной армией генерал С. А. Красовский получил указание привлечь для массированного удара не только дивизии, действовавшие на львовском направлении, но и все соединения, составлявшие резерв командующего фронтом, и даже часть авиационных сил северной группы.

На другой день наша авиация начала боевую работу. Это было впечатляющее зрелище. Бомбардировочные полки шли, казалось, нескончаемым потоком. В воздухе пронеслись три пятерки пикировщиков.

— Полбинцы идут! — объявил кто-то из присутствовавших на КП.

Нам стало известно, что во главе 2-го гвардейского бомбардировочного авиационного корпуса ведущим первой пятерки шел сам генерал-майор авиации И. С. Полбин, прославленный командир, известный точностью бомбовых ударов с пикирования, высоким летным мастерством и бесстрашием. Узнав, что Полбин все время летает ведущим, маршал Конев заметил, что, может быть, ему, комкору Полбину, и не следует всегда возглавлять группы бомбардировщиков. Позднее мне довелось беседовать с генерал-майором авиации Иваном Семеновичем Полбиным на эту тему. В какой-то мере подобные предупреждения сдерживали его.

А летал генерал Полбин отменно, пикируя на цели со снайперской точностью. Так было и на этот раз. У населенного пункта Тустогловы, где наша разведка зафиксировала большое скопление фашистских танков, ведущий группы самолетов генерал И. С. Полбин первым нанес по врагу уничтожающий удар с пикирования. Вслед за командиром поочередно устремлялись на объект и вставшие в круг остальные экипажи. И вот в стремительном круговороте замелькала знаменитая "вертушка Полбина". Пикировщики заходили на цель с разных направлений, сбивая с толку вражеских зенитчиков, сводя на нет эффективность их огня.

Вслед за асами-пикировщиками к объекту подошли остальные экипажи бомбардировочного корпуса. В массированном ударе по танковой группировке врага участвовали и части 1-го гвардейского штурмового авиакорпуса (командир генерал-лейтенант авиации В. Г. Рязанов), 8-го штурмового авиакорпуса (командир генерал-майор авиации В. В. Нанейшвили), 10-й гвардейской штурмовой авиадивизии (командир полковник А. Н. Витрук). Несколько позднее на скопление гитлеровцев обрушились перенацеленные с рава-русского направления самолеты 5-го штурмового авиационного корпуса (командир генерал-майор авиации Н. П. Каманин).

Только за один день наша авиация, бомбившая и штурмовавшая немецкую танковую группировку, совершила 3288 самолето-вылетов. Причем плотность бомбового удара на квадратный километр площади составила более 100 тонн.

Гитлеровцы понесли большие потери. Один пленный офицер так, например, сообщал о судьбе 1-й немецкой танковой дивизии: "После второго массированного удара бомбардировщиков танковая дивизия потеряла 75 процентов техники. До 60 танков сгорело в лесу, не сделав ни одного выстрела с момента прибытия на фронт".

Такая же судьба постигла и резервную танковую колонну в районе Золочева. В своих воспоминаниях бывший гитлеровский генерал Ф. Меллентин писал: "На марше 8-я танковая дивизия, двигавшаяся длинными колоннами, была атакована русской авиацией и понесла огромные потери. Много танков и грузовиков сгорело; все надежды на контратаку рухнули"{37}.

Мощная авиационная поддержка заметно подняла моральный дух воинов 38-й и 60-й армий. Отразив контрудар танковой группировки гитлеровцев, наши войска продолжали наступление на львовском направлении. В результате напряженных боев на участке 60-й армии обозначился первый успех. 15-й стрелковый корпус генерал-майора П. В. Тертышного, поддержанный 69-й механизированной и 56-й танковой бригадами 3-й гвардейской танковой армии, а также артиллерией и авиацией, прорвал вторую полосу обороны противника.

Помню, как все мы искренне обрадовались, получив донесение от командующего 60-й армией генерал-полковника П. А. Курочкина о том, что в районе Колтова во вражеской обороне пробита небольшая брешь. Вопрос стоял так: дожидаться, пока стрелковые части расширят прорыв, или же немедленно вводить по узкому колтовскому коридору 3-ю гвардейскую танковую армию? Существовавшие в то время рекомендации, подкрепленные прежним боевым опытом, подчеркивали, что танковые армии целесообразно вводить в прорыв лишь тогда, когда брешь достигает хотя бы 10–12 километров по фронту. Ширина же колтовского коридора не превышала 4–6 километров. Как же быть?

Обсуждая создавшееся положение с начальником штаба генералом армии В. Д. Соколовским и начальником оперативного управления генерал-майором В. И. Костылевым, Маршал Советского Союза И. С. Конев решительно заявил:

— Мы не можем терять времени на расширение прорыва. Победу приносит смелый и глубокий маневр, а не топтание на месте и прогрызание вражеской обороны. Промедление пагубно для нас. Немецко-фашистское командование быстро подтянет резервы и постарается наглухо закрыть пробитую нами небольшую брешь.

Командующий войсками фронта проявил разумную смелость и пошел на риск, приказав генералу П. С. Рыбалко немедленно ввести в прорыв 3-ю гвардейскую танковую армию.

По единственной размытой ливнем дороге сплошной колонной ринулась танковая армада. Коридор в районе Колтова противник не только простреливал, но и непрерывно контратаковал. Сосредоточив южнее Колтова крупные силы, он пытался отрезать войска 3-й гвардейской танковой и 60-й армий, кишкой втянувшиеся в узенький коридор. Порой складывалась тревожная обстановка. 6-му гвардейскому танковому корпусу, например, пришлось задержаться, отражая фланговые контратаки гитлеровцев. Но это вызвало резкое возражение со стороны И. С. Конева. Командующий войсками фронта приказал генералу П. С. Рыбалко решительно продвигаться вперед и, не заботясь о флангах, быстрее выходить на оперативный простор. Да это и понятно. Ведь замедление темпов нашего наступления играло лишь на руку врагу.

— О флангах я сам позабочусь, — сказал И. С. Конев генералу П. С. Рыбалко. — Отрезать вас противнику не удастся. Меры примем.

Для обеспечения флангов вводимых в прорыв танков маршал И. С. Конев перебросил некоторые части 60-й и 1-й гвардейской армий и арткорпуса РГК. В самом узком месте коридора, у деревни Нуще, разместился с оперативной группой и двумя рациями командир 1-го гвардейского штурмового авиационного корпуса генерал В. Г. Рязанов.

Он лично руководил штурмовыми ударами по вражеским огневым точкам и контратакующим группам гитлеровцев. Летчики-гвардейцы помогли танкистам преодолеть узкое дефиле и выйти на простор.

Вслед за 3-й гвардейской танковой армией генерала П. С. Рыбалко вошла в прорыв и 4-я танковая армия генерала Д. Д. Лелюшенко, которая должна была охватить группировку противника, контратаковавшую 38-ю армию, и таким образом помочь войскам генерала К. С. Москаленко.

И. С. Конев предупредил командарма Д. Д. Лелюшенко:

— Во фронтальные бои не ввязывайтесь, обходите Львов с юга и отрезайте противнику все пути отхода на юго-запад и запад.

А тем временем 3-я гвардейская танковая армия генерала П. С. Рыбалко, вырвавшаяся на оперативный простор, успешно развивала наступление.

15 июля 1944 года начальник разведотдела фронта генерал-майор И. Т. Ленчик доложил, что нашими войсками захвачен приказ Гитлера солдатам группы армий "Северная Украина". Привожу выдержки из него: "Противник в настоящее время готов к наступлению. В связи с этим и на вашем участке следует ожидать тяжелых боевых действий.

Дивизия, которая в случае прорыва русских не предпринимает немедленных контратак с целью ликвидации бреши и удержания своих позиций до последнего солдата, подвергает тягчайшей опасности многие другие части, как это имело место в артиллерийской группе «Митте»…

Цель большевистского врага, — говорилось в приказе Гитлера, заключается в том, чтобы всю Европу, а прежде всего Германию, подчинить своей власти. Что это означает, знаете вы сами. Вся Германия смотрит на вас в эти трудные дни и недели. Если вы исполните свой долг, большевистское наступление будет сломлено и потоплено в крови. Поэтому от каждого офицера и солдата я ожидаю таких подвигов, чтобы в сводке верховного командования я мог сообщить родине: "Фронт "Северной Украины" стоит непоколебимо, как скала!"{38}

Но напрасны были заклинания фюрера. Фронт группы армий "Северная Украина" шатался и рушился под мощными ударами советских войск.

18 июля 1944 года части 3-й гвардейской танковой армии достигли района Деревлян. С ними соединились войска 13-й армии и конно-механизированной группы генерала В. К. Баранова, замкнув кольцо окружения. Так, под Бродами угодила в котел крупная группировка врага, насчитывавшая восемь дивизий.

Военный совет немедленно передал во все армии фронта сообщение: "В районе Броды противник окружен. Задача — быстрее ликвидировать окруженную группировку. Сообщите об этом войскам".

Весть о крупной победе, подхваченная командирами и политорганами, фронтовой, армейской и дивизионной печатью, всеми нашими агитаторами, еще выше подняла боевой дух войск.

Бои по уничтожению окруженного противника имеют свою специфику, свою особенность. Обстановка обычно требует ликвидации котла в максимально короткие сроки. Вот почему боевые действия войск носят быстрый, решительный характер, с наиболее полным использованием всей мощи оружия и техники, преследуя цель как можно скорее расчленить противника и бить его затем по частям. Враг же стремится прорвать кольцо окружения изнутри и обычно действует с отчаянием обреченного, не считаясь с жертвами. По боевому опыту мы знали, что ожесточенные атаки противник организует и против войск внешнего фронта окружения, намереваясь деблокировать свои части. Все это требовало особой мобилизации советских войск, максимальной бдительности воинов.

Начальник политуправления фронта генерал С. С. Шатилов, начальники политотделов 60-й и 13-й армий генерал К. П. Исаев и полковник Н. Ф. Воронов срочно направили группу политработников в войска, ведущие бои с окруженными гитлеровцами. Эта группа оказала большую помощь в усилении политической работы среди воинов указанных соединений.

Гитлеровцы предпринимали отчаянные попытки вырваться из окружения. Но командиры всех степеней, от взводного до командующего фронтом, принимали меры к тому, чтобы противник не ускользнул из кольца. Наши войска, участвовавшие в ликвидации окруженной группировки, были усилены 4-м гвардейским и 31-м танковыми корпусами. Массированно применялась авиация 2-й воздушной армии, наносившая с 18 по 20 июля мощные удары по котлу. За это время было совершено около 4500 самолето-вылетов.

Командующий и Военный совет принимали одновременно энергичные меры к тому, чтобы наступление на львовском и других направлениях продолжалось с неослабевающей силой. В частности, маршал очень торопил генерала В. К. Баранова и требовал, чтобы конно-механизированная группа не задерживалась возле бродского котла, а продолжала развивать наступление.

— Чтобы не дать противнику вырваться из кольца, — говорил Конев, достаточно и кавдивизии Мансурова, а генерал Баранов держит на этом участке весь корпус, всю конно-механизированную группу, лишая ее маневра. Тем более сюда уже подходят стрелковые и артиллерийские части, усиливая внутренний и внешний обводы котла.

К исходу 19 июля 1944 года во что бы то ни стало требовалось овладеть Жолкевом и без промедления двигаться на польский город Ярослав, перерезая в ходе стремительного наступления коммуникации врага, громя его тылы и штабы. Но конники и танкисты генерала В. К. Баранова только к 20 июля подошли к Жолкеву и ввязались во фронтальные бои за город.

— Константин Васильевич, очень советую поехать в конно-механизированную группу, — сказал мне Конев. — Ты же старый кавалерист, да к тому же вместе с Барановым и другими командирами раньше воевал. Разберись на месте, воздействуй на соратников, объясни им, что они сбились с темпа, а противнику только того и надо. — И. С. Конев еще раз посмотрел на карту и подчеркнул:

— Нам маневр нужен, дерзкий и стремительный маневр, а не топтание на месте.

Я охотно согласился с его предложением и направился к конникам. Вначале попал в 25-й танковый корпус, которым командовал генерал-майор танковых войск Ф. Г. Аникушкин. Его части противник контратаковал крупными силами, пытаясь пробить кольцо бродского окружения. Гитлеровские автоматчики не раз просачивались даже к командному пункту генерала Аникушкина.

В этой трудной обстановке комкор проявил мужество и спокойствие, со знанием дела руководил боем. Начальник политотдела корпуса П. М. Елисеев личным примером воодушевлял танкистов, поддерживая в них стойкость и уверенность в победе над врагом.

Некоторое время спустя разыскал я и генерала В. К. Баранова. Вместе с ним на КП находился начальник политотдела 1-го гвардейского кавалерийского корпуса гвардии полковник Ю. Д. Милославский.

Ознакомившись на месте с положением дел и видя, как захлебываются наши атаки, я изложил требования Военного совета о том, чтобы подвижная группа использовала силу маневра, не ввязывалась в затяжные фронтальные бои за город и другие населенные пункты, обходила опорные узлы и очаги сопротивления и пробивалась вперед, и только вперед.

— Совсем не обязательно выходить на дороги, на шоссейные магистрали, за которые крепко держится враг, — сказал я. — Двигайте кавалерийские подразделения через леса, по бездорожью. Тем более местность вам хорошо знакома, в довоенные годы здесь учения не раз проводили. Нужны нарастающий темп, быстрота, дерзкий и внезапный маневр. Пусть враг трепещет и в панике кричит: "Красные казаки в тылу!"

Особый разговор был у меня с начальником политотдела Ю. Д. Милославским. Речь шла о том, чтобы политработники помогли командирам создать перелом в боевых действиях и успешно выполнить приказ. Моральный дух войск на войне не всегда одинаков. В трудные моменты у отдельных воинов бывают и колебания, некоторая неустойчивость, особенно у молодых, необстрелянных. Политработники должны помочь таким бойцам преодолеть колебания, ободрить их, вселить веру в свои силы. Здесь большое поле деятельности для коммунистов и комсомольцев, для бывалых солдат и сержантов, взводных агитаторов.

Бой изобилует всякого рода трудностями и неожиданностями. Смены форм боя внезапны, их не всегда можно предугадать. Противник то обороняется, опоясавшись множеством траншей, то бросается в яростные контратаки. Так было и под Жолкевом, где конники встретились со свежими неприятельскими частями, выдвинутыми из резерва, которые пытались извне деблокировать окруженную бродскую группировку.

Но, несмотря на трудности и бешеное сопротивление врага, его разгром был неотвратим. Положение противника еще более ухудшилось 18 июля, когда на соседнем (люблинском) направлении перешла в наступление мощная ударная группировка 1-го Белорусского фронта. Однако об этом, как я убедился, знали далеко не все. А ведь когда солдату хорошо известны боевые успехи части и соединения, успехи соседей и крупные победы, одержанные на фронтах Отечественной войны, когда он знает свои боевые задачи и хорошо понимает свой маневр, тогда и воюет лучше. Об этом я тоже напомнил гвардии полковнику Ю. Д. Милославскому.

Гвардейцам-кавалеристам генерала В. К. Баранова предстояло совершить рейд по тылам врага, вести маневренные бои с открытыми флангами, отличающиеся необычайной динамикой, быстрой сменой обстановки, внезапностью. Все это требовало предельного напряжения физических и моральных сил. И надо заметить, что командиры и политработники в кратчайший срок сумели вдохнуть бодрость в уставших конников и танкистов, на всем протяжении наступательных боев поддерживали в войсках победный дух.

Конно-механизированная группа генерала В. К. Баранова успешно выполнила боевую задачу и стремительно продвинулась за реку Сан. Маршал Конев, высказывавший немало резких суждений о ее действиях, теперь с большим одобрением отзывался о конниках.

А уничтожение бродской группировки врага шло своим чередом. Мощные удары артиллерии, авиации, танков и пехоты по гитлеровцам подкреплялись и нашим пропагандистским воздействием. В ночь на 19 июля авиация генерала С. А. Красовского сбросила в районе бродского котла около 100 тысяч листовок на немецком языке, подготовленных политуправлением и одобренных Военным советом фронта. "Солдаты и офицеры 13-го армейского корпуса! — говорилось в листовке. — Вы полностью окружены войсками Красной Армии. Прорваться вам не удастся. Со всех сторон вас ждут наготове советские войска с танками и могучей русской артиллерией. А сколько в небе русских самолетов, вы и сами видите. Все пути отступления для вас отрезаны. Гитлер вам помочь не может так кате ему нечем уже помогать. Вы предоставлены сами себе. Решайте немедленно, пока не поздно. Сдавайтесь в плен! Этим вы сохраните свою жизнь".

Почти одновременно была сброшена вторая листовка с выразительным заголовком: "Вы в котле!" Она начиналась с обращения к немецким солдатам: "Посмотрите на карту! Со всех сторон вас окружают плотным кольцом войска Красной Армии. Вырваться вам не удастся. Окружившие вас войска намного превосходят численностью и техникой. Они будут бить вас до полного уничтожения. В аналогичном положении в Белоруссии оказалась и 4-я немецкая армия. 160 тысяч солдат и офицеров, 20 генералов во главе с командующим армией генерал-лейтенантом Мюллером приняли советский ультиматум и капитулировали. Единственный выход для вас — это плен.

Не медлите! Каждый день бессмысленного и бесполезного сопротивления приближает вас к неминуемой смерти".

Как потом заявляли сдавшиеся в плен немцы, эта листовка со схемой и пропуском оказала некоторое воздействие на окруженных солдат. Офицер из 454-й охранной дивизии, добровольно сдавшийся в плен вместе с 57 подчиненными, показал: "Я читал листовки "Вы в котле!" и "Никакое чудо вас не спасет". В нашем батальоне побывали и два человека, которые несколько часов находились в советском плену, а затем были отпущены для переговоров с нами. Это тоже подействовало. Поразмыслив, я послал к русским человека с белым флагом, и мы сложили оружие". "Листовки портят настроение, оказывают на солдат расслабляющее действие, — признался старший ефрейтор из 669-го пехотного полка 371-й немецкой пехотной дивизии. — Из-за них начинаешь колебаться".

Только за первые 18 дней Львовской операции политуправление фронта издало 64 листовки общим тиражом 4325 тысяч экземпляров. Кроме того, 131 листовку большими тиражами издали политотделы армий.

Характер листовок был разнообразен. Помимо тех, что адресовались окруженным частям, выпускались листовки, информировавшие войска противника о положении на фронтах и победах Красной Армии. Листовка "Одна неделя" сообщала немецким солдатам правду о крупнейшем наступлении Белорусских фронтов, разгромивших группу немецких армий «Центр». Оперативно издавались и небольшие по размеру листовки, посвященные взятию Красной Армией крупных городов и важных опорных пунктов обороны противника. В листовке "Гродно взято!" подчеркивалось, что нарастающее советское наступление неизбежно приведет к полному крушению немецкой обороны на Украине. Далее утверждалось: "Так было под Киевом и Житомиром, под Тернополем и Проскуровом, под Черкассами и Уманью. Так было под Минском и Ковелем, под Вильно и Гродно! Так будет и в Галиции!"

В 1944 году, вошедшем в историю Отечественной войны как год решающих побед Красной Армии, количество листовок, выпускаемых для войск противника, непрерывно возрастало. Так, например, на 1-м Украинском фронте только в феврале было издано 8 546 тысяч экземпляров листовок, в марте их тираж возрос до 11 908 тысяч, в июле он равнялся 12 150 тысячам, а в августе достиг 12 200 тысяч экземпляров. Заметно улучшились их содержание и действенность.

Листовки обычно дополнялись наглядной агитацией. Так, перед окруженными в районе Броды немцами выставлялись плакаты "Призрак Сталинграда", "За кого?","Подумай о жизни" и другие.

Пропагандой среди немецких войск занимались и антифашисты из национального комитета "Свободная Германия". Его уполномоченный написал несколько личных писем командирам тех дивизий, которые были окружены западнее Броды. Авиация сбросила эти письма с вымпелами черно-красного цвета — эмблемой национального комитета "Свободная Германия". Текст писем передавался и по радио.

Четыре дня наши войска вели ожесточенные бои по разгрому немецких дивизий. По указанию командующего войсками фронта Маршала Советского Союза И. С. Конева 2-я воздушная армия 20 и 21 июля совершила около 2500 боевых вылетов, нанося сосредоточенные удары по врагу в районе Белого Камня. Здесь действовали части 2-го гвардейского и 4-го бомбардировочных корпусов, 1-го гвардейского и 5-го штурмовых авиационных корпусов.

Мощными ударами бродская группировка противника была рассечена на части и планомерно уничтожалась. 22 июля, после еще одной решительной, но неудачной попытки вырваться из окружения, началась массовая сдача гитлеровцев в плен.

Когда были суммированы донесения и составлена сводка захваченных советскими войсками трофеев и понесенных противником потерь, некоторые внушительные цифры и факты на первых порах вызывали сомнение. Военный совет решил еще раз уточнить данные, прежде чем доложить их в Ставку. Об этом напомнил мне по ВЧ начальник Главного политического управления Красной Армии генерал-полковник А. С. Щербаков:

— Информация должна точно отображать боевые дела фронта, политическую обстановку, настроение армии и населения. Не следует преувеличивать наши победы, они и так колоссальны и величественны. Прошу лично уточнить количество взятых в районе Броды пленных немецких солдат и офицеров, а также потери противника на этом участке фронта.

Я тотчас выехал в Броды. При осмотре района недавних боев еще раз воочию убедился, что немецко-фашистские войска действительно понесли крупные потери. В некоторых местах прямо-таки невозможно было проехать на машине и приходилось пешком пробираться по огромному кладбищу разбитой и обгоревшей неприятельской техники. Советские артиллеристы и летчики, пехотинцы и танкисты крепко поработали, наголову разгромив окруженные фашистские дивизии. В плену оказалось 17 тысяч немецких солдат и офицеров, в том числе командир 13-го армейского корпуса генерал Гауффе, командиры дивизий генералы Линденман и Недтвиг, а также их штабы. Взяты трофеи. Захвачено 3850 автомашин, 719 орудий, десятки танков. В ходе боев наши войска уничтожили свыше 30 тысяч вражеских солдат и офицеров.

После восьми дней операции явственно обозначился перелом в нашу пользу. На самом трудном и решающем, львовском направлении значительно продвинулись вперед 60-я и 38-я армии. На рава-русском направлении мы имели еще больший успех. Три танковые армии и две конно-механизированные группы, введенные в прорыв, рассекли немецко-фашистские войска на части. Боевые действия отличались не только большим размахом, но и широким применением самых различных форм оперативного маневра, полководческим искусством военачальников.

Когда 1-я гвардейская танковая армия вошла в прорыв на успешно действовавшем правом крыле фронта, маршал И. С. Конев круто повернул ее на юго-запад, приказав генерал-полковнику М. К. Катукову стремительно продвигаться к реке Сан, с ходу форсировать ее и преградить отступавшему противнику путь к Перемышлю и Ярославу. Примерно в том же направлении действовала и конно-механизированная группа генерала В. К. Баранова.

Другая же конно-механизированная группа, командиром которой был генерал С. В. Соколов, а начальником политотдела полковник Ф. С. Плантов, получила задачу из района южнее Сокаля нанести фланговый удар на Фрамполь, способствуя продвижению правофланговой 3-й гвардейской армии генерала В. Н. Гордова. Дерзкие и внезапные глубокие маневры наших подвижных войск ошеломили гитлеровцев, дезорганизовали их тылы.

В этих боях отличилась 1-я гвардейская танковая армия, особенно входившая в нее 1-я бригада. В соединении, богатом славными традициями, было немало героических воинов. Гвардии старший лейтенант Михаил Демчук, заменив выбывшего из строя командира роты, повел подразделение в стремительное наступление. Успешно форсировав реку Западный Буг, танкисты этого подразделения быстро вышли к реке Сан и прикрыли переправу наших автоматчиков. Л од обстрелом врага экипажи преодолели реку и продолжали наступление в возрастающем темпе. Перерезав вражеские коммуникации, подразделение Демчука вынудило противника поспешно оставить крупный населенный пункт и беспорядочно отступить. Гвардейская танковая рота, действовавшая в авангарде, первой ворвалась и в Баранув.

Наступательный порыв воинов был неукротим. В момент атаки вражеским снарядом заклинило башню тридцатьчетверки. Но гвардейский экипаж не вышел из боя. Несмотря на повреждение танка, механик-водитель 1-й гвардейской танковой бригады гвардии старшина Капитон Рожин повел машину на врага, давя пехоту и орудийные расчеты гусеницами.

А вот далеко не полный перечень ратных дел ветерана 1-й гвардейской танковой бригады Алексея Духова.

14 июля 1944 года этот командир роты метким выстрелом уничтожил вражескую самоходку и на максимальной скорости ворвался в оборону противника. 15 июля он лично сжег «тигр» и два «фердинанда». 16 июля рота гвардии старшего лейтенанта Духова захватила несколько населенных пунктов и перерезала важную коммуникацию врага. Отбивая сильные контратаки гитлеровцев, офицер Духов сжег два «тигра». 18 июля его подразделение, совершившее обходный маневр, внезапной атакой ликвидировало сильный опорный пункт врага и открыло наступающим войскам путь к Западному Бугу.

Успехи войск фронта были внушительными, хотя обстановка складывалась не всегда так, как хотелось бы. Попытки 3-й гвардейской и 4-й танковых армий ударом с востока овладеть Львовом с ходу успеха не имели. Это объяснялось тем, что противник успел сосредоточить здесь значительные силы, превратив город и прилегавшие к нему селения в сильный опорный пункт.

Командующий войсками фронта принял решение направить 3-ю гвардейскую танковую армию в обход Львова с северо-запада. Генерал П. С. Рыбалко и его штаб в трудных условиях быстро перегруппировали войска. С наступлением темноты 22 июля танковая армия двинулась в указанный район. Выйдя 24 июля к Яворову, она развернула стремительное наступление по двум расходящимся направлениям — на Львов и Перемышль.

Некоторые военные историки упрекали генерала П. С. Рыбалко в том, что он, дескать, погнался за двумя зайцами и распылил силы. Но, видимо, это не совсем так. Несомненно, что необычный маневр спутал противнику карты, внес во вражеский стан растерянность и способствовал оперативному успеху фронта.

Инициативно и находчиво действовал и член Военного совета 3-й гвардейской танковой армии генерал С. И. Мельников. Руководя политической работой, он вместе с тем неутомимо заботился о материальном обеспечении войск.

Экипажи Рыбалко, развивавшие наступление по тылам врага, испытывали острую нужду в горючем. Командарм уже собирался обратиться к руководству фронта с просьбой усилить снабжение танкистов по воздуху. Но неожиданно появилась колонна грузовых машин, доставившая войскам все необходимое. Павел Семенович Рыбалко глазам своим не поверил, когда из кабины головного грузовика неторопливо вышел член Военного совета генерал С. И. Мельников.

— Откуда ты, Семен Иванович, взялся со своей колонной? — удивился Рыбалко. — Не чудо ли это?

— Чудес, как известно, не бывает, — усмехнулся Мельников, — а вот маневр тыловыми средствами действительно предприняли.

Убедившись, что по колтовскому коридору, забитому танками двух армий, невозможно доставить горючее и боеприпасы, генерал С. И. Мельников, как он потом мне рассказал, повел транспортные машины по колонным путям другой ударной группировки. Вслед за конниками генерала Баранова Семен Иванович с транспортной колонной пробился в район Яворова и соединился со своими гвардейцами-танкистами. Кроме грузов он сдал по назначению группу пленных гитлеровцев, взятых по пути следования после непродолжительной, но жаркой перестрелки.

Во время наступления начальник политуправления фронта генерал С. С. Шатилов неоднократно докладывал Военному совету о партийно-политической работе в войсках на различных этапах операции. Суммируя политдонесения из армий, отмечал, что в войсках фронта почти нет случаев танкобоязни. Это сообщение было отрадным и знаменательным. Оно свидетельствовало о том, что массовый героизм наших воинов имел не только идейную и моральную, но и прочную материальную основу. Советский народ, руководимый Коммунистической партией, обеспечивал родную армию могучим и грозным оружием победы. Теперь уже танки врага перестали быть грозой для нашего солдата, как, скажем, в начале войны, когда мы еще не имели достаточного боевого опыта и ощущали нехватку некоторых видов вооружения и противотанковых средств. Советский воин знал, что в борьбе с немецкими танками его поддерживает масса артиллерии, авиации, танков, самоходных установок и другой боевой техники.

Во время наступления на львовском направлении наши воины успешно отражали контрудары и контратаки вражеских танков. Так, например, подразделениям 287-й стрелковой дивизии пришлось сражаться против численно превосходящих сил 17-й немецкой танковой дивизии. В ходе этих боев воины 287-й дивизии подбили и уничтожили 32 танка и самоходные установки, а 3 фашистские машины захватили в исправном состоянии.

Начальник политуправления сообщил Военному совету и о том, что донесения армий свидетельствуют о массовых случаях отказа легкораненых покинуть строй, свое подразделение, поле боя. Сделав перевязку, они продолжают сражаться с противником и совершают новые подвиги.

За десять дней Львовской операции в войсках фронта осталось в строю около 2500 легко раненных воинов. Кто участвовал непосредственно в бою, знает, какое сильное воздействие оказывало на психику и моральный дух молодого воина то, что рядом с ним продолжал сражаться солдат, офицер, только что перевязавший свою рану.

В ходе первых дней боев за Львов партийные организации фронта приняли в ряды ВКП(б) около 1600 человек, хотя заявлений было подано более 6 тысяч. Военный совет обратил внимание политуправления на ненормальное положение с оформлением партийных дел. Слов нет, в период наступления трудно выбрать время для заседания партийного бюро и рассмотреть все заявления. Но трехлетний опыт Отечественной войны убеждал нас в том, что политорганы, партийные комиссии соединений и партийные организации могут и должны более быстро и оперативно оформлять прием в ряды ВКП(б). Ведь лучшие люди армии, герои боев решили связать свою жизнь и судьбу с Коммунистической партией. Случалось и так, что некоторые из них отдавали за Родину жизнь, не успев получить партийного документа. Но каждый, написавший перед атакой проникновенные слова "хочу идти в бой коммунистом", в душе считал себя таковым и сражался как коммунист.

Вспоминается случай, рассказанный мне начальником оргинструкторского отдела политического управления фронта полковником И. В. Суриковым. В напряженных многодневных боях одна из стрелковых рот, образцово выполнив трудное боевое задание, понесла значительные потери. Когда в подразделение пришли представители политотдела дивизии и спросили, есть ли в роте парторг, последовал ответ:

— Пал в бою.

— А кто его заместители?

— Тоже погибли.

— Кто же остался за парторга?

И тогда после некоторой паузы подошел к представителю политотдела боец с перевязанной рукой:

— Я остался за парторга и за его заместителей. Из коммунистов в роте никого нет. Кто ранен, а кто убит. Остался я один, хотя и числюсь пока беспартийным. Но перед началом наступления я подал заявление в партийную организацию и просил считать меня коммунистом.

Бои за Львов вступали в решающую стадию. С востока к городу вплотную подошли 60-я и 38-я армии. 22 июля на южную окраину города ворвался передовой отряд 4-й танковой армии генерала Д. Д. Лелюшенко. Завязались тяжелые уличные бои. Гитлеровцам временно удалось отрезать прорвавшихся танкистов. Создалась сложная обстановка.

Под Львовом я встретил члена Военного совета 4-й танковой армии генерала В. Г. Гуляева. Этот веселый и подвижный человек на сей раз был сумрачен. На традиционный вопрос "как дела?" он уклончиво ответил:

— И хорошо, и плохо.

— Что-то, дорогой Василий Георгиевич, ты стал изъясняться половинчатыми формулировками, — удивился я. — Это на тебя никак не похоже.

— Хорошо, что продвинулись вперед, и притом основательно продвинулись, — пояснил Гуляев. — Наши бригады прорвались к стенам Львова, и появилась заманчивая перспектива двинуть танки на город. Так мы и поступили. Однако быстро задачу решить не удалось, с ходу городом овладеть не смогли. А танкам в уличных боях драться очень тяжело, им нужен оперативный простор. У нас заметно увеличились потери в технике…

— А зачем вы сами себя оперативного простора лишили? — спросил я. — В приказе командующего фронтом весьма определенно указывалось: "Обходить город южнее, танкам в уличные бои не ввязываться".

— А мы все-таки ввязались. И выйти из уличных боев оказалось не так-то просто…

Вместе с тем решительность и героизм воинов 10-го гвардейского Уральского добровольческого танкового корпуса, возглавляемого генералом Е. Е. Беловым, сыграли немаловажную роль в освобождении Львова. Уральцы из 4-й танковой армии, первыми пробившиеся в город, сорвали злодейские планы гитлеровцев и помогли спасти древний Львов от разрушения.

Однако исход боев за этот важный политический и экономический центр Советской Украины во многом определялся глубокими обходными маневрами наших подвижных войск, прорвавшихся за реки Сан и Западный Буг. Маневры танковых армий и конно-механизированных групп были рассчитаны на то, чтобы внезапными сокрушительными ударами на всю оперативную глубину раскромсать оборону гитлеровцев и разгромить вражеские резервы еще на подходе, не дав им организоваться и привести в боевой порядок свои ряды.

Помню, как мы волновались, узнав, что некоторые бригады 3-й гвардейской танковой армии уперлись в обширное торфяное болото и, сбившись с заданного темпа, завязали затяжные бои. Командующий войсками фронта принимал все меры, чтобы как можно быстрее сдвинуть танкистов с невыгодной местности и пустить их в обход. Он вручил начальнику штаба 3-й гвардейской танковой армии генерал-майору танковых войск Д. Д. Бахметьеву пакет с новыми боевыми распоряжениями, адресованными командарму П. С. Рыбалко. Но самолет с генералом Бахметьевым совершил в пути вынужденную посадку, и передача пакета задержалась. Тогда были приняты другие срочные меры, и положение быстро выправилось. 3-я гвардейская танковая армия, набирая темпы, двинулась в новом направлении, громя и сокрушая врага.

Танковая армия генерала Д. Д. Лелюшенко своими главными силами обходила Львов с юга, а части ее 10-го танкового корпуса вели уличные бои внутри города. Тем временем 3-я гвардейская танковая армия генерала П. С. Рыбалко, обошедшая город с северо-запада, создала для противника своего рода "оперативное удушье". Для гитлеровского гарнизона во Львове создалось тяжелое положение.

В дни нашего наступления в войсках все большее распространение получал обычай при овладении населенными пунктами и важными высотами водружать красные флаги. Это не только утверждало и закрепляло нашу победу, но и воодушевляло воинов. Как бы ни были утомлены солдаты, но, когда их взору представал полыхающий на ветру багряный стяг, у них будто сил прибавлялось, и они с еще большим порывом устремлялись на врага.

"Золочев наш! Над ним реет Красное знамя. Вперед, на Львов!" призывала фронтовая газета.

Одному из лучших экипажей 63-й гвардейской танковой Челябинской бригады, которым командовал гвардии лейтенант А. В. Додонов, была поставлена задача пробиться к львовской ратуше и поднять над ней красный флаг. Автоматчики, ворвавшиеся в город на броне танков, с боем брали каждый квартал и дом. На подступах к ратуше гвардейцы залегли, остановленные сильным огнем врага. А медлить нельзя. Надо быстрее уничтожить опасный очаг сопротивления и захватить центр города. И тогда из машины выпрыгнул радист гвардии старшина А. П. Марченко. В руках у него полыхал красный флаг.

— За мной, вперед! — крикнул танкист и устремился к ратуше.

Личный пример комсомольца воодушевил автоматчиков. Теперь и ружейно-пулеметный огонь не мог их сдержать. Солдаты поднялись в атаку, решительным броском достигли ратуши. Огнем и гранатами советские воины расчищали себе путь вперед, уничтожая гитлеровцев, оборонявших ратушу. Гвардии старшина Александр Марченко, хорошо знавший Львов и это старинное здание, взобрался по крутой лестнице на высокую башню и водрузил победный стяг, который был виден во многих районах города.

В бою знаменосец был смертельно ранен и скончался на руках товарищей. А его родной экипаж продолжал сражаться с противником.

Выдающийся подвиг совершил и близкий друг Александра Марченко механик-водитель танка «Гвардия» Федор Сурков. В прошлом испытатель тракторов в Челябинске, большой знаток техники коммунист Сурков добровольцем отправился на фронт. О подвиге гвардейца мне рассказывали танкисты. Позднее об этой волнующей истории я узнал из наградного листа, поступившего в Военный совет фронта. Вот что там написано о героизме Федора Суркова: "На рассвете 21 июля 1944 года, ворвавшись первым на одну из окраин города Львова, товарищ Сурков был отрезан от наших частей. Смело повел он танк вперед, раздавив пушку и группу гитлеровских солдат. Трое суток вел бой Сурков на улицах Львова, уничтожив 6 орудий противника и склад с боеприпасами. Танк «Гвардия» был подбит «пантерой», при этом погиб командир танка лейтенант А. В. Додонов. Товарищ Сурков в горящей машине продолжал уничтожать пехоту… Танк взорвался. Сурков в тяжелом состоянии, обгорелый, был выброшен на землю, подобран местными жителями, передан нашим разведчикам и доставлен в госпиталь".

Врачам удалось спасти жизнь Федора Павловича Суркова. Ему присвоено звание Героя Советского Союза.

В послевоенные годы мне не раз приходилось бывать во Львове, встречаться со многими ветеранами, в том числе и с Ф. П. Сурковым, поселившимся в этом древнем украинском городе, который освобождал. Львовяне с любовью и уважением относятся к прославленному танкисту.

Золотой Звездой Героя отмечен и подвиг командира мотострелкового батальона Ахмадулы Ишмухаметова, проявившего отвагу в уличном бою за Львов. Действуя в составе 10-го гвардейского Уральского добровольческого танкового корпуса (командир корпуса генерал Е. Е. Белов), подразделение майора Ишмухаметова ворвалось на южную окраину города. Три дня продолжались бои за каждый дом, каждую улицу. Советские воины дрались героически. Ишмухаметов был ранен в голову, но не покинул строя. За три дня батальон уничтожил 900 вражеских солдат и офицеров, подбил 8 танков, 7 орудий, 12 пулеметов и освободил около 5 тысяч пленных.

Львов, областной город Украины, большой железнодорожный пункт вражеской обороны, был освобожден частями 1-го Украинского фронта 27 июля 1944 года. В боях за город отличились войска 4-й танковой армии, 3-й гвардейской танковой армии, 60, 38 и 2-й воздушной армий.

Вместе с частями, освободившими Львов, прибыл в город и первый секретарь Львовского обкома партии И. С. Грушецкий. Он сразу же занялся налаживанием нормальной жизни в городе.

Я хорошо знал Ивана Самойловича Грушецкого по совместной работе в Военном совете 40-й армии. Перед Отечественной войной он был секретарем Черновицкого обкома партии. Иван Самойлович часто рассказывал мне об этом периоде жизни, с душевной теплотой и любовью вспоминая о славных тружениках Буковины, своеобразных обычаях и замечательной красоте края. Буковина, как известно, лишь в 1940 году стала советской. Под руководством партийной организации области люди строили новую жизнь. Но и года не прошло, как грянула война, в Буковину вторглись немецко-фашистские орды.

По заданию ЦК КП(б)У Иван Самойлович принимал участие в формировании партизанских отрядов и партийного подполья, затем занимался демонтажем предприятий Киева и эвакуацией их в глубь страны. 16 сентября 1941 года И. С. Грушецкий был назначен членом Военного совета 40-й армии. Он быстро вошел в боевую обстановку и настойчиво познавал военное дело.

Вспоминается январь 1943 года. 40-я армия готовилась к наступательной операции со сторожевского плацдарма на Дону, что южнее Воронежа. Иван Самойлович, часто бывая в войсках, вникал во все детали подготовки к наступлению. Однажды, вернувшись из частей, он поделился со мной своими думами и наблюдениями.

— При мне выдавали бойцам ручные гранаты, — рассказывал он. — Бывалые фронтовики рады тому, что запаслись "карманной артиллерией", а некоторые молодые солдаты боятся гранату в руки взять, опасаясь, что она сразу же взорвется. Эта боязнь происходит от неумения. Оказывается, молодежь не знает толком, как с гранатами обращаться. Решил вмешаться в это дело и организовал практические занятия. Бывалые солдаты показали, как граната ставится на предохранитель и на боевой взвод, как применяется она в ближнем бою.

В январе 1943 года на Верхнем Дону развернулось наступление советских войск, завершившееся сокрушительным разгромом крупной фашистской группировки, Развивая успех, соединения 40-й армии с боями продвигались к Белгороду.

Как это иногда бывает, в наиболее ответственный момент операции нарушилась связь штаба армии с передовыми частями. А тут, как на грех, разыгралась непогода, неистовый буран засыпал снегами все дороги — ни пройти, ни проехать. Генерал К. С. Москаленко, находившийся на КП 40-й армии, нервничал, томимый неизвестностью. Он решил послать на самолете По-2 офицера связи с пакетом. Но член Военного совета И. С. Грушецкий заявил, что полетит сам и лично передаст войскам распоряжение командарма, выяснит обстановку и уточнит, как идут бои за Белгород.

Мы пробовали отговорить Ивана Самойловича от рискованного полета, но безуспешно. Быстро собравшись и получив от командующего и Военного совета последние рекомендации, И. С. Грушецкий улетел. В тот день мы изрядно поволновались за него, И вот, когда начало темнеть, донесся рокот одиночного самолета. Затем из низко нависших снежных туч вынырнул По-2. С трудом отыскав возле селения пятачок, летчик искусно совершил посадку неподалеку от штаба армии. А через четверть часа Иван Самойлович оживленно рассказывал нам о своем необычном полете, о том, как пилот кружил над боевыми порядками, разыскивая наши войска, и совершил посадку вблизи передовой. И. С. Грушецкий проинформировал Военный. совет о ходе наступления и о том, что наши передовые отряды ворвались на окраину Белгорода и завязали бой.

Вскоре Иван Самойлович получил назначение членом Военного совета Степного округа, преобразованного затем во фронт.

Летом 1944 года генерал И. С. Грушецкий по решению Государственного Комитета Обороны и ЦК ВКП(б) сдал дела на 2-м Украинском фронте и вернулся на партийную работу в республике.

Как секретарь Львовского обкома КП(б)У Иван Самойлович Грушецкий прибыл на наш КП и настойчиво просил Военный совет быстрее «прикомандировать» его к танковой части, нацеленной непосредственно на Львов. Просьба была удовлетворена, и секретарь обкома И. С. Грушецкий вместе с передовой бригадой 4-й танковой армии прибыл в древний украинский город.

И. С. Грушецкий в середине шестидесятых годов писал мне: "Гитлеровцы намеревались полностью разрушить Львов, этот старинный, богатый архитектурными памятниками украинский город. Готовясь к отступлению, они заложили под общественные здания и предприятия до 50 тысяч мин, фугасов и других взрывных приспособлений.

Танкисты, изгнав вражеский гарнизон, заняли круговую оборону и не пустили в город отступающих немцев, теснимых с юга соединениями Лелюшенко и с северо-запада — танковой армией Рыбалко. Таким образом, герои-танкисты спасли город от разрушения, а население от уничтожения.

Большую помощь нам в те дни оказало местное население, подпольная партизанская группа, отряд имени Ивана Франко.

Горожане с восторгом встретили своих освободителей. Горячая поддержка населения чувствовалась повсюду и во всем".

День 27 июля 1944 года был, пожалуй, одним из самых «урожайных» на победные салюты. Небо столицы нашей Родины не переставало играть зарницами. В 21 час Москва салютовала войскам 1-го Украинского фронта, освободившим Станислав — крупный железнодорожный узел и важный опорный пункт обороны противника в предгорьях Карпат, В приказе Верховного Главнокомандующего особо были отмечены войска 1-й гвардейской армии (командующий генерал-полковник А. А. Гречко, член Военного совета генерал-майор И. В. Васильев). В тот же вечер были даны победные салюты и в честь других фронтов, освободивших Белосток, Даугавпилс, Шяуляй. Всего, с учетом львовского, было пять салютов Москвы,

В ходе победоносного наступления Советские Вооруженные Силы восстановили Государственную границу СССР на значительном участке и протянули руку братской помощи польскому народу.

27 июля мог прогреметь и еще один победный салют. В тот знаменательный день в основном уже был освобожден город-крепость Перемышль. Еще четыре дня назад 44-я гвардейская танковая бригада под командованием гвардии полковника И. И. Гусаковского в числе первых форсировала реку Сан и, сломив ожесточенное сопротивление гитлеровцев, вошла в северную часть Перемышля. Тем временем на юго-восточной окраине города завязали бои подразделения 53-й гвардейской танковой бригады гвардии полковника В. С. Архипова и другие части. Их успеху способствовали просочившиеся в Перемышль вместе с партизанскими разведчиками наши автоматчики.

Одним из первых ворвался на железнодорожную станцию экипаж гвардии лейтенанта В. И. Новикова. Вступив в неравный поединок с бронепоездом противника, отважные гвардейцы заставили замолчать орудийные расчеты врага. Стальная громадина начала пятиться и поспешно отступать. Но саперы, пробравшиеся в тыл врага, успели взорвать железнодорожное полотно. Путь бронепоезду был отрезан.

Храбро штурмовали город-крепость мотострелки, танкисты и артиллеристы. В результате напряженных уличных боев войска 1-й и 3-й гвардейских танковых армий к исходу 27 июля овладели Перемышлем. На другой день боевому успеху советских воинов салютовала Москва.

28 июля соединения 1-го Украинского фронта освободили польский город Ярослав. Здесь, как и в боях за Перемышль, отличились войска 1-й гвардейской танковой армии генерала М. Е. Катукова.

В районе Ярослава одним из первых к реке Сан вышел и затем форсировал ее помощник начальника штаба по разведке 69-го гвардейского танкового полка гвардии старший лейтенант Андроник Манукян. Возглавляемые им разведчики уничтожили 4 фашистских танка, 2 бронетранспортера и до 80 гитлеровцев.

Бои за Ярослав протекали напряженно. Когда вражеский снаряд поджег советский танк, механик-водитель гвардии старшина Иван Кравченко из 1-й гвардейской танковой бригады на горящей машине продолжал атаку и, смяв пушку врага, открыл путь товарищам.

Противник, подтянув резервы, пытался контратакой выбить наши части. Некоторые подразделения временно попали в окружение. В критическую минуту боя заместитель командира батальона 20-й гвардейской мехбригады офицер Иван Лапенков возглавил атаку, личным примером увлекая бойцов. Вражеское кольцо было разорвано. В бою Лапенков уничтожил до двух десятков фашистов.

Напряженные бои разгорелись и на левом крыле фронта. Войска 1-й гвардейской и 18-й армий, наступавшие в направлении на Дрогобыч, встретили упорное сопротивление гитлеровцев, яростно оборонявших столь необходимый им нефтеносный район.

Уже на первом этапе Львовско-Сандомирской операции, имевшей большое военно-политическое значение, вся Советская Украина, за исключением Закарпатья, была полностью очищена от гитлеровских захватчиков. Выполняя интернациональный долг, Красная Армия приступила к освобождению юго-восточных областей Польши. Войска фронта нанесли сокрушительное поражение группе армий "Северная Украина". По нашим подсчетам, противник потерял убитыми и ранеными около 130 тысяч солдат и офицеров, а также 1500 орудий и минометов, около 500 танков. Войска фронта взяли в плен около 30 тысяч неприятельских солдат и офицеров.

18-я армия, например, только с 23 по 31 июля пленила 9600 солдат и офицеров противника.

Еще перед началом нашего наступления всеми видами разведки было установлено, что перед фронтом 18-й армии находятся соединения 1-й венгерской армии в составе шести дивизий и двух горнострелковых бригад. Показания пленных солдат и офицеров свидетельствовали о невысоком моральном состоянии этих войск. Многие венгры не хотели воевать за чуждые им интересы.

Учитывая сложившуюся обстановку, Военный совет и политотдел 18-й армии усилили работу по разложению венгерских войск. Только в июле 1944 года политотдел армии распространил более 30 наименований листовок общим тиражом свыше 1 500 тысяч экземпляров. В том же месяце политработники провели около 900 передач на войска противника с помощью окопных и громкоговорящих установок. На переднем крае выставлялись и плакаты, призывавшие венгров не гибнуть ради Гитлера и думать о спасении своей родины.

При политотделе 18-й армии работала школа венгерских военнопленных. Занятия проводились по специальной программе. Слушателям читались лекции и доклады на темы: "Союз с гитлеровской Германией ведет Венгрию к катастрофе", "Красная Армия не угрожает независимости Венгрии", "Германия уже проиграла войну" и т. д.

Как только начались наступательные бои, выпускников школы забросили в расположение противника. Многие из них благополучно вернулись обратно и привели с собой несколько групп венгерских солдат, решивших по их примеру добровольно сдаться в плен.

Член Военного совета 18-й армии генерал-майор С. Е. Колонии и начальник политотдела армии полковник Л. И. Брежнев сообщили Военному совету и политуправлению фронта, что в конце июля число военнопленных венгров начало заметно возрастать, в ряде случаев в плен добровольно сдавались большие группы венгров. 28 июля остатки 4, 5, 10 и 11-го полков общей численностью 1500 солдат при отходе из района Яблонки на запад были перехвачены нашими передовыми подразделениями. Советский офицер, знавший венгерский язык, обратился к ним с призывом: "Мадьяры, кончайте воевать, сдавайтесь в плен!" И все венгерские солдаты без сопротивления сложили оружие.

Днем раньше командир минометного расчета, заменивший сбежавшего взводного, приказал солдатам привязать к винтовкам белые платки. Под его командой взвод в полном составе добровольно и организованно перешел на советскую сторону. Одновременно сдался и венгерский рабочий батальон. Немало имелось и других фактов, свидетельствовавших о действенности нашей пропаганды среди войск противника, о распаде фашистского блока и подспудных политических процессах, подтачивавших войска сателлитов гитлеровской Германии.

Пополнив свои ряды 50 тысячами солдат, главным образом призывниками из освобожденных западных областей Украины, прошедшими боевую подготовку в запасных частях, войска фронта вступили во второй этап Львовско-Сандомирской операции.