"Олеся Ермакова. Последний танец (Сборник рассказов) " - читать интересную книгу авторараскаленном песке боль от ожогов принимала новые оттенки. И тогда Чжан Мей
подумала, как глупо было не пожелать смерти. Прикосновения лепестка к водной глади, беспамятства и покоя. Женщина была миражом, тенью мертвого дерева или просто порождением измученного сознания. Или богиней, одной из небесных драконов, умеющих принимать человеческий облик. Каштановые волосы богини падали на плечи, Чжан Мей смотрела в теплые карие глаза и думала, что видит мираж - даже богини не бывают такими прекрасными. Прикосновение женщины накрыло волной успокоения, покоя, нежности. Удивительно, как в такой жар ее руки оказались прохладными. Вспомнилась мама, ласково обнимающая, прижимающая к груди. Похожая на надломленный цветок в нарядном шелковом халате, улыбающаяся тихой, угасающей улыбкой. Тени, танцующие на поверхности пруда. "Мей, ты теперь старшая". Холод ее ладоней не казался теперь иллюзорным, с каждым прикосновением женщина забирала боль, одаривая светлыми лучами сочувственной улыбки. "Все будет хорошо", - обещали ласковые прикосновения. Чжан Мей поверила, признала над собой власть чуда - даже если оно окажется миражом - и закрыла глаза. Мужчина был красив. Красотой чужой, пугающей, непохожей на ту, к которой привыкла Чжан Мей. Темные волосы и загорелая кожа. Глаза у него светло-голубые глаза, как у белого тигра, не умеющего или полагающего ниже своего достоинства прятаться в лесу для удачной охоты. Чуждость этой красоты завораживала, на ее фоне мягкая красота женщины терялась, блекла. Но сравнивать их, будто превозносить хорошие стихи над словами молитвы. Мужчина был красив, но женщина - прекрасна. Всю дорогу он нес Мей на руках, смутной памятью забытья она знала это. он с радостью дарил ей свою любовь. Идиллия достойная старой легенды или одной из песен. Но Чжан Мей не могла доверять этому человеку, как бы ни относилась к нему богиня. Пусть он добр, благороден и чист душой и сердцем, но она не была уверенна, что у него хватит сил оставаться таким вечно, что всю свою жизнь он не изменит желанию оберегать кареглазую женщину. Богиня наклонилась, осторожно уложила растрепанные волосы Мей на подушку и произнесла слова, заставившие девочку замереть. Она не понимает ее языка. Мужчин сел рядом и повторил фразу на каком-то другом языке, потом еще раз. Сколько бы он не делал попыток, слова оставались для Чжан Мей бесполезным набором мертвых звуков, и она качала головой. Хотелось заплакать, попытаться выразить слезами всю бездну охватившего ее отчаяния. Но она разучилась плакать, когда мама ушла на Небеса. Мужчина что-то сказал женщине, слова чужого наречия показались Мей неожиданно резкими. Наверное, он укорил женщину в излишнем добросердечии или сказал, что бестолковую нахлебницу, которая и двух слов сказать не может, стоило бросить в пустыне. Он прав и не мог сказать ничего другого. Она бесполезна. Чужая для этого мира в огромной пустыне. Этого не изменить, глупо думать иначе. Горький комок застыл в горле. Не бывает никаких спасительниц и милосердных богинь. Это сказки для младшей сестренки, которой полагается верить, что однажды мама вернется. Если женщина и правда небесный дракон в человеческом облике, главное не следует забывать: драконы и богини не обязаны быть добрыми. Ее спасение лишь |
|
|