"И.Г.Эренбург. Лазик Ройтшванец" - читать интересную книгу автора

в тюремную контору. Он во время подавил вздох:
- Меня не могут еще выпустить и меня не могут уже расстрелять. Значит,
они хотят, чтобы я заполнил сорок девятую анкету. Но скажите, откуда я
знаю, сколько кубических метров воздуха проглотил мой безответный отец?...
Лазик ошибся. Председатель "комиссии по разгрузке мест заключеия"
прокурор Васильев вызвал Лазика Ройтшванеца с самыми человеколюбивыми
намерениями:
-Мы хотим вас освободить до срока.
Лазик задумался:
- На этот раз я действительно ничего не понимаю. Вы думаете, я не
наводил маленьких справок? Мой двоюродный племянник, незапятнанный
кандидат, товарищъ Капелевич, разсказал мне, что до срока освобождают перед
октябрьской годовщиной и перед могучим праздником перваго мая. Но, к
сожалению, гражданка Пуке узнала о сокращении штатов именно в июле. Это
совершенно пустой месяц. Правда, некоторых гражданок освобождают восьмого
марта к всемирному женскому дню, но ведь теперь, конечно, не март, и я
притом никак не гражданка. Почему же вы хотите освободить меня?
Товарищъ Васильев только - только начал:
-Комиссия по разгрузке...
Как Лазик торжествующе прервал его:
- Я же говорил этому жулику Райкину, что у нас не хватит места! Я,
конечно, понимаю, что засиживаться в гостях неприлично, и я готов сейчас же
разгрузить вас от всего моего печальнаго присутствия.
Товарищ Васильев, однако, был честным прокурором. Испытующе оглядев
Лазика, он сказал:
- Ваши шутки мне не по вкусу. Это пошлость и обывательщина. Прежде чем
отпустить вас я хочу убедиться, действительно ли вы исправились. Честный
труд - вот основа нашего свободнаго общества. Если какой - нибудь кулак
выступает против флага и против герба, как против выразительных символов
мозолистой республики, - это вполне понятно. Но кустарь - одиночка должен
свято любить эмблему мира и трудовых процессов. Обещайте мне больше не
выступать против законов, установленных рабоче - крестьянским
правительством, и я тотчас же подпишу приказ о вашем досрочном освобождении.
- Мерси, нет, - стойко ответил Лазик. - Сегодня, кажется, шестое
августа. Конечно, я не скрою от вас - четыре дня это что-нибудь да значит.
Мы вовсе не живем двести лет, как патриархи или как слоны, чтобы швыряться
четырьмя сияющими днями. Увидеть на четыре дня раньше порхающих птичек в
парке бывшем Паскевича и товарища Феню Гершанович - это ведь настоящее
счастье! Но я не могу вам дать зловещего обещания, потому что я не читал
законов рабоче - крестьянскаго правительства и потому что я не знаю, гуляет
ли еще по улицам Гомеля гражданка Пуке. Нет, лучше уж я просижу еще четыре
дня, среди горючих слез и вековой паутины.
- Вы меня не проведете, гражданин Ройтшванец. Не одного симулянта я
вывел на свежую воду. Вы можете быть малосознательным. Это я допускаю. Но
что такое честный труд и противозаконные демонстрации - это вы хорошо
знаете. Итак, я в последний раз вас спрашиваю, - раскаиваетесь ли вы в вашем
проступке и намерены ли вы впредь подчинить свое индивидуальное поведение
общественным интересам?
- Конечно, я раскаиваюсь в пфейферских брюках. Это было самое последнее
злодейство. Я так и сказал на суде гражданину председателю. Потом я об этом,