"Илья Эренбург. Летопись мужества: Публицистические статьи военных лет " - читать интересную книгу автора

Под елкой - убитый немец. Он наполовину занесен снегом. Кажется, будто
он, прищурясь, смотрит на восток.
Отсюда три недели тому назад немецкие офицеры разглядывали Москву в
полевой бинокль. Я читаю листок "Золдатен ангрифф": "Москва огромный город.
В нем, прославленный своей восточной красотой, Кремль. В Москве много
больших гостиниц, театров и кафе..." Кажется, что это "гид", изданный бюро
путешествий. Вероятно, немецкие офицеры уже выбирали себе гостиницу...
Они не сомневались в своей победе. Они писали, что заводы Калинина
начнут работать весной 1942 года. Их штабы в Ельце, в Алексине, в Белеве
обосновались прочно, надолго. На стенах портреты Гитлера, семейные
фотографии и непристойные открытки, вывезенные из Парижа... Они раскладывали
по шкафам архивы, посвященные боям в Югославии, и летние вещи. Вот ракетка
для тенниса... Елка с недогоревшими свечами. На ней звезда. Они пили вокруг
елки водку и шампанское. Они верили в счастливую звезду своего фюрера. Они
убежали, не успев даже подумать, что с ними случилось.
1941 год был для них победным. Они сожгли Белград. Они надругались над
Акрополем. Они захватили Украину и Белоруссию. Они уже выбирали
барабанщиков, которые пройдут по проспектам Ленинграда. Они уже спорили, кто
первый снимется в Москве на Красной площади. Одиннадцать месяцев они
торжествовали, но в году двенадцать месяцев, и двенадцатый оказался для
немцев фатальным. Звезда фюрера потускнела.
Вот ведут в штаб пленных. Немцев не узнать. В Париже летом 1940 года я
видел беспечных и наглых туристов. Осенью 1941 года в Брянском лесу я видел
солдат, усталых, но дисциплинированных. Попав к нам в плен, они боялись не
нас, но своего фюрера и своего ротного командира. Теперь это не те немцы.
Они смотрят бессмысленными, тусклыми глазами. Они чешутся, ругаются,
судорожно зевают. Солдат толкает офицера - хочет продвинуться ближе к печке.
Им наплевать на расовые теории, на железные кресты, на "крестовый поход".
Они говорят только о холоде, о голоде, о том, что у какого-то Рашке осколок
снаряда прободал живот. Они столько просидели вместе со смертью, что
пропитались трупным запахом. Это неживые. Их хочется разбудить, растолкать.
Вдруг один, встряхиваясь, будто ему нужно скинуть с себя одурь, ругает
Гитлера - черная угрюмая брань кипит на его растрескавшихся губах. Немцы
уносят легкое вооружение и винтовки убитых, но на дорогах тысячи машин. Одни
из них забуксовали в снегу, у других не хватило бензина. Немцы, недавно
кричавшие о своем превосходстве ("У нас моторы"), отдавали "мерседес" за
тощую лошаденку. Их моторизированная пехота наконец-то научилась ходить
пешком... Брошены орудия, минометы, ящики с патронами. Это не паническое
бегство, но это и не стратегический отход, это - отступление под натиском
наших частей. В Волоколамске мы нашли посередине города большую виселицу:
восемь повешенных, среди них молоденькая девушка. Такие же виселицы были в
Калинине, в Ливнах... У себя к рождеству фашисты ставили на площадях елки, у
нас они воздвигали виселицы.
Повсюду приказы - перечень проступков, за которые полагается петля.
Достаточно накормить красноармейца или дать ему гражданскую одежду, чтобы
попасть на виселицу. Гитлеровцы не пытались заигрывать с населением. Они
хотели одного: запугать народ. Но жители русских городов оказались
неукротимыми. Многие из них уходили в соседние леса и там, несмотря на
суровые морозы, ждали возвращения Красной Армии. Когда немцы взяли