"Илья Эренбург. Оттепель (Повесть)" - читать интересную книгу автора

- Да вы кушайте, остынет...
Шампанское Надежда Егоровна приберегла под конец: ждала Савченко. Когда
он пришел, она украдкой взглянула на дочь. Соня спокойно разговаривала с
Танечкой о театре, даже не улыбнулась.
Андрей Иванович начал расспрашивать Савченко, что было в клубе.
- Меня удивил Коротеев, - сказал Савченко. - Я его считаю человеком
умным, тонким, а выступал он по трафарету. Вы читали роман?
- Не читал, - вздохнул Андрей Иванович. - Все как-то не выходит... А
говорят, хорошая книга.
- Книга, может быть, и плохая, но волнует. Там, в частности, описана
несчастная любовь. Коротеев напустился именно на это. Получается, что личным
драмам не место в литературе, незачем "копаться в чувствах" и так далее.
Скажи это Брайнин, я не удивился бы, но от Коротеева я ждал другого...
Володя усмехнулся.
- Такие конференции - это нечто вроде критической самодеятельности.
Коротеев - умный человек, зачем ему говорить то, что он думает?
Андрей Иванович не выдержал:
- Не все так рассуждают... Коротеев - честный человек.
На минуту все примолкли, смущенные необычно резким тоном Пухова. Потом
Савченко снова заговорил:
- Жалко, что я выступил до него, но одна девушка ему здорово ответила.
Вы ошибаетесь, Владимир Андреевич, там все говорили совершенно откровенно.
Вы, наверно, давно не бывали на таких обсуждениях, а многое изменилось...
Книга задела больное место - люди слишком часто говорят одно, а в личной
жизни поступают иначе. Читатели стосковались по таким книгам.
- То же самое в театре! - воскликнула Танечка. - Три новые постановки -
и не ходят... Играть абсолютно нечего! Искусство...
Ее прервал Сабуров:
- Вы правы, пора вспомнить, что есть искусство. Володя может говорить
что угодно. Я не умею спорить. Но Рафаэль - это не цветные фотографии.
Володя все с той же легкой усмешкой ответил:
- Рафаэля теперь не приняли бы в Союз художников. Не все способны
творить, как ты, - для двадцать первого века. Кстати, я сомневаюсь, что в
двадцать первом веке кто-нибудь заинтересуется твоими шедеврами.
- Не говорите так, Владимир Андреевич! - тихо вскрикнула Глаша. - Его
последний пейзаж - это просто удивительно!
- Все-таки я не понимаю Коротеева, - повторил Савченко. - Я с ним
работаю почти год. Живой человек, это чувствуется в каждом слове. Почему он
налетел на Зубцова?
- Я читала роман, - сказала Соня, - и я вполне согласна с Коротеевым.
Советский человек должен управлять не только природой, но и своими
чувствами. А у Зубцова какая-то слепая любовь. Книга должна воспитывать, а
не сбивать с толку...
Савченко от волнения опрокинул стакан.
- Не слепая, а большая. И вообще нельзя все раскладывать по полочкам...
Надежда Егоровна подумала: он-то ее любит. А Соня какая-то холодная. Не
в меня, да и не в Андрюшу...
Может быть, виной тому было шампанское, но все заговорили сразу,
перебивая друг друга. Сабуров что-то кричал о "силе цвета". Танечка,
вскочив, повторяла: "Можете отрицать, но любовь - это любовь!" Володя,