"Илья Эренбург. Оттепель (Повесть)" - читать интересную книгу автора

что она нужна для одного из новых лауреатов. Он должен был написать портрет
знатного сталевара, но заказ почему-то отменили. Володя понял, что наделал
глупостей. Он начал повсюду восхвалять художников, которых обидел, ругал
свои работы, называл себя "недоучкой" и "плохим товарищем", а потом кротко
объявил, что уезжает на периферию: "Хочу изучить будни завода..."
Так после долгой отлучки он снова сказался в родительском доме. О своих
неудачах он не рассказывал; напротив, обрадовал мать: он получил длительную
творческую командировку, вынашивает большую картину, есть у него ударная
тема...
Полгода спустя редактор областной газеты, стоя перед картиной Владимира
Пухова, изображавшей двух рабочих, читающих газету, восхищался: "Большущий
художник! Вы посмотрите на выражение глаз того, молодого! Нужно дать о нем
подвал..." Говорили, что Пухов выдвинут на Сталинскую премию. Надежда
Егоровна поздравила его с успехом. Он пожал плечами: "Тебе правится"
По-моему, плохо. Впрочем, в Москве пишут не лучше. Вообще я предпочитаю об
этом не думать...?
Надежда Егоровна поделилась своими мыслями с мужем: "Наверно, девушка,
на которой Володя собирался жениться, страшная кривляка. Ты ведь знаешь, как
легко он поддается влияниям... А тебе нравится его картина"? Пухов нехотя
ответил: "Мне его мысли не нравятся. Вчера он говорил с Соней о какой-то
книжке. Соня сказала, что должна быть идея. А он ей ответил: "За идеи не
платят, с идеями можно только свернуть себе шею. В книге полагается
идеология. Есть - и хорошо. А идеи - у сумасшедших". И неправда, что на него
кто-нибудь может повлиять, он сам способен любого испортить. И мальчиком он
так рассуждал. Цинизм ужасный, вот что!..? У Андрея Ивановича задрожал
голос, и Надежда Егоровна перепугалась: "Тебе нельзя волноваться..."
Надежда Егоровна еще раз подумала, что муж несправедлив к Володе. Вот
Соню он всегда оправдывает. Она не догадывалась, что Пухов, действительно
обожавший свою дочь, в последнее время страдал, видя, что между ними исчезла
прежняя близость. Он упрекал себя: постарел, не могу понять молодых, хочу,
чтобы Соня думала, как я, когда был студентом. Видно, это постоянная
болезнь: отцы не могут понять детей. Я вправе осуждать Володю. Наверно, и
многие молодые считают его карьеристом. Но Соню мне не в чем упрекнуть. Если
мы иногда друг друга не понимаем, то это оттого, что я говорю на языке
прошлого. Странно только, почему я не чувствую такой стены с моими
учениками, или с Савченко, или с Леной Журавлевой. Должно быть, чем больше
любишь человека, тем труднее его понять...
Соня была замкнутой, внешне она редко загоралась и никому не доверяла
своих душевных тайн. Конечно, родители давно заметили, что она неравнодушна
к молодому инженеру Савченко, который часто к ней приходил, но когда Надежда
Егоровна попробовала заговорить о нем, Соня спокойно ответила: "Симпатичный
человек, только напрасно ты думаешь... Просто знакомый". Несколько раз
Надежда Егоровна приглашала Савченко пообедать - в день рождения Сони, после
возвращения сына. Соня держалась с ним как со всеми. Оставаясь с Савченко
вдвоем, Соня менялась, ее лицо становилось мягким, глаза тускнели. Осенью
они как-то пошли в лес: Соне захотелось наломать веток с золотыми листьями.
Все кругом было яркое и печальное. Они шли молча. Вдруг Савченко ее обнял:
на минуту она потеряла голову, сама стала его целовать, но тотчас опомнилась
и побежала к дороге. Вечером она ему сказала: "Нужно подождать... В феврале
выяснится, куда меня направят. А то ты здесь, я там. Или еще лучше: скажешь,