"Стив Эриксон. Дни между станциями" - читать интересную книгу автора

убедиться, что разговаривает не сама с собой. Лулу не знала, что с нею
делать; она заметила, как сын мсье Мсье смотрел на нее, когда отец приводил
его в дом. Она строила тайные планы выпроводить девочку куда-нибудь еще,
куда не дотянутся руки мужчин, приходивших сюда. Она не смела раскрывать эти
планы остальным женщинам - факт оставался фактом, Жанин принадлежала мсье
Мсье, как принадлежала ему и Лулу, и то, чего мать хотела для дочери, было
опасно; это было нарушение, которого не оправдать, и дело было не только в
отношениях - был затронут вопрос собственности.
Сыну мсье Мсье, по имени Жан-Тома, было почти тридцать, хотя он казался
моложе; его лицо не было украшено ни единой зрелой чертой. Он выглядел
неплохо, хотя несколько рассеянно и небрежно, и всегда был хорошо одет.
Женщины номера семнадцатого его ненавидели. Мсье Мсье начал приводить
Жана-Тома несколько лет назад, когда его собственная выносливость в любви
стала ослабевать. В этом смысле хозяин теперь содержал дом для сына; и так
же как смена поколений произошла между двумя мужчинами, то же самое
случилось и у женщин - старых внезапно, непостижимым образом заменили на
новых. Куда девались старые, Адольф так и не узнал. Откуда брались новые,
ему тоже было неизвестно. Однако женщин всегда было восемь, исключая Жанин.
Однако именно на Жанин Жан-Тома глазел с неприкрытой похотью - хотя и
не столь неприкрытой, чтобы ее заметил отец. Если бы тот понял, что его сын
возжелал дочь, которой к тому же было всего тринадцать, он никогда больше не
привел бы его в дом. Женщины видели это с леденящей сердце ясностью, но не
представляли себе, как рассказать отцу. Лулу видела это каждый раз, когда
Жан-Тома появлялся в доме, порой с Друзьями. Расправившись с женщинами,
которых избрал себе на вечер, Жан-Тома усаживался в фойе номера семнадцатого
и наблюдал за Жанин.
Даже Адольф замечал это, подглядывая из-за углов и в замочные скважины.
Пока он рос в этой комнате, он был предоставлен ощущениям и догадкам,
сформировавшимся в изоляции от остального мира; в этом смысле его умственное
развитие было несколько заторможено, приостановлено. Зато в других областях
его понимание обострилось, порой до чрезвычайности; живя в этой комнате, он
выучился заглядывать за пределы того, что являлось для других очевидным,
воспринималось ими с готовностью. В то время как другие постигали мир
линейно, он постигал его окольным путем, вившимся спиралью, приподнимавшимся
и несшимся по скрытым течениям в своем собственном направлении - как свет в
его комнате. В этой комнате, абсолютно закрытой для внешнего мира, тем не
менее был свет, исходивший не от лампы и не от свечи. Сидя в постели, он
видел пыль, поднятую неизвестным ветром. Ничто больше не двигалось в этой
комнате; все часы, бутылки и статуэтки находились здесь, когда комнату
только нашли, и вполне могли стоять здесь - подразумевалось, что и стояли -
с тех самых пор, как дом был построен. На стене даже висели крест-накрест
два кремневых пистолета. Свет был таким же, как тот, что Адольф видел на
улице, на рю де Сакрифис, через секунды после того, как солнце садилось за
рекой, где на тротуарах было полно мужчин, которые проходили между Домами
непрерванных грез - номер пятый, номер двенадцатый, номер двадцать шестой -
и вечно заглядывались на запретный номер семнадцатый, куда допускались лишь
немногие. Адольф и сам еще пройдет мимо "баль-мюзеттов" и прочих клубов,
мимо домов с надписями "Belle Chinoises" и "Belles Negres" *, и богемных
балов, где богатые парижские дебютантки могли потанцевать с высокими
мускулистыми африканцами, а обеспеченные, стильные джентльмены - с другими