"Стив Эриксон. Дни между станциями" - читать интересную книгу автора

метаний по полям фермерам был один убыток, а отец Лорен терпеть не мог
кошачий вой, наполнявший ночь, - словно в бурьяне истекали кровью тысяча
младенцев. Но они приходили к ней, и поэтому было ясно, что она особенная,
и, возможно, задумается она двадцать лет спустя, они приходили по той же
причине, по которой она приходила к ним, а именно - было так прекрасно
видеть их, все эти тени-распятия и огни-лезвия, и она была прекрасна той же
красотой.
Двадцать лет спустя, когда она занималась любовью с ним, ей думалось о
них, а не о муже, ехавшем на велосипеде по дороге, что вела прочь от нее.
Когда он глубоко погружался в нее, она слегка всхлипывала, держась за его
черные волосы, и вспоминала, как гладила шерсть самого дикого черного кота в
Канзасе.
А потом, в темноте, она поглядела на него и задумалась: откуда же он
взялся. И поняла, что он никогда не расскажет ей, потому что не знает сам.
Оба они пересекли границу юности и держали путь дальше с визами на грани
истечения, а грозная правда об их прегрешениях следовала за ними по пятам.

Она познакомилась с мужем летом, когда ей было семнадцать. В воздухе
носился запах Азии. Когда она увидела его на танцах, он уже вернулся с
войны, распрощавшись там с последними муками взросления. Он так и не побывал
в бою, просидев всю службу на корабле у побережья и слушая, как загораются
вертолеты. Ему незнакомо было чувство настоящего облегчения, поскольку не
хватало мудрости понять, что он смертен. Это просто не приходило ему в
голову. Любой другой на его месте скептически усомнился бы в фортуне,
вернувшей его из бездны джунглей в танцзал на окраине Сент-Луиса, где
дожидалась она. Их познакомили шепотом; она полюбила его мгновенно, так же
как он ее, но это ничего не гарантировало. Позже она будет выбегать на
крыльцо отцовского дома, под паническими взорами матери и братьев, чтобы
смотреть, как они с товарищами проезжают мимо фермы, на пепельном фоне
горизонта крохотная, но решительная шеренга фигурок двигалась, как сплошная
серая струйка воды, их синие униформы и шлемы отливали металлом, а туловища
нависали над велосипедами параллельно земле - головы опущены, зады подняты.
Сидя на деревянной ограде, она ни разу не махнула ему рукой.
Ему было двадцать. Его звали Джейсон. У него были прямые белокурые
волосы, которые позже отрастут. Позже, в Сан-Франциско, он вденет в ухо
серьгу и снимет рубашку. Он светился красотой, конечно же, - как все вещи и
люди, которыми она окружала себя, - возвышаясь над остальными мужчинами,
вихрем проносясь по комнатам; все в нем было точно и безупречно. В нем была
напористость, она жила где-то в верхней части спины, между лопатками; иногда
этот напор оказывался близко к сердцу, а подчас куда мощнее двигал им, когда
сердце не мешалось вовсе. При виде девушки, сидящей на деревянной ограде и
машущей рукой, мужчина в нем заважничал бы, но ребенок в нем - а по большей
части он был ребенком - лишь дивился, не зная, что бы это значило. Когда она
шла от крыльца к дороге и стояла, глядя ему вслед, ему казалось, что он
чувствует очертания и цвет ее отражения на своем синем металлическом шлеме.
Но он вглядывался, зная, что среди целого поля белокурых канзасских красавиц
лишь ее пышные губы дают ему повод считать ее своей, даже если он так и не
понял почему. Они занялись любовью, не дожидаясь свадьбы, и ей было так же
неудивительно, как и ему, что он стал у нее первым; ему не обязательно было
услышать ее тихий, сдавленный вскрик, чтобы понять это, так же как ему не