"Стив Эриксон. Явилось в полночь море (Магич. реализм) " - читать интересную книгу автора

число, где говорится, как в канун Нового года, когда пробило полночь, ровно
две тысячи женщин и детей шагнули в пропасть со скалы в Северной
Калифорнии. Во всяком случае, статья утверждает, что это произошло, когда
пробило полночь, хотя тут газета не совсем точна, да и не только тут.
Например, это не было тщательно организованным массовым самоубийством, как
предполагает газета. И было их не ровно две тысячи. Семнадцатилетняя
американка, живущая в этой комнате, точно уверена в цифрах, потому что сама
была там двухтысячным номером. А теперь она здесь, в Токио, так что
арифметика тут несложная.

Месяц назад, когда она уже прибыла в Токио, но еще не поселилась в
этом номере на верхнем этаже отеля "Рю", Кристин пару недель жила в рёкане*
[Рёкан - гостиница в традиционном японском стиле: на полу - татами; из
мебели - маленькое зеркало на подставке, вешалка для одежды и низкий
столик; в специальной нише - икэбана, или японская кукла, или маска и т.
п.; ванны нет; спят на матрасах-футонах.] на берегу, у самой воды.
В своей комнатушке в рёкане она так же вешала вырезки и статьи на
стену над чайным столиком в углу. Горничная каждый день их снимала. Она
никогда ни слова не говорила Кристин, как и та ей, и они продолжали
молчаливый поединок за статьи на стене. Горничная явно считала подобные
украшения неуместными, но Кристин проделала весь этот путь из Калифорнии не
для того, чтобы кто-то говорил ей, что можно, а чего нельзя вешать на
стены.
Потом Кристин переехала в "Рю", один из вращающихся отелей
воспоминаний в токийском районе Ка-буки-тё, среди множества баров и
борделей, стриптиз-клубов, массажных салонов и порношопов. Поскольку ей
никогда ничего не снится, во сне она особенно четко слышит гул вращения
отеля. Он не совсем похож на механический шум вроде часового - по звучанию
и ощущениям гул скорее сходен с вибрацией камертона, отдающейся в стенах
комнаты и в полу под татами. Когда цилиндр отеля совпадает в своем вращении
с одной из дверей на улицу, открывается какой-нибудь из проходов к
городским кварталам. Иногда, в определенное время дня, длинные пульсирующие
голубые коридоры выводят Кристин в Гиндзу, и оттуда она идет к заливу и
уличному рынку, куда в ранние утренние часы рыбачьи лодки привозят свежего
тунца.

В первые две недели в Токио, когда Кристин жила в рёкане, она каждое
утро ходила на рынок и, завтракая свежим суси, обильно мазала его васаби -
злым зеленым хреном, который она предпочитает рыбе. Теперь, живя в "Рю",
она по-прежнему иногда ходит на набережную, как, например, в это утро,
когда, поняв, что васаби у торговца кончился, она с серьезным видом
отказалась от суси и отодвинула нетронутую миску через стойку. Извините,
покачала она головой, и вскипевший торговец взорвался, громко негодуя
по-японски. Они разгоряченно препирались, несмотря на то что совершенно не
понимали друг друга. "Как вы не понимаете, что весь смысл суси - в васаби!"
- пыталась втолковать торговцу Кристин, но тот, как она это называла, был
недоходчив - до него не доходил главный смысл.
Серым днем серый город исчезает. Возможно, какое-нибудь эмпирическое
исследование докажет, что в течение дня никакого Токио и не существует, а
люди просто блуждают по пустынной равнине, заросшей кустиками тумана,