"Стив Эриксон. Явилось в полночь море (Магич. реализм) " - читать интересную книгу автора

колыбелька в комнате, которая стала принадлежать ей, - колыбелька и мягкие
хлопчатые пеленки, приготовленные на комоде рядом в ожидании младенца.
Когда через час после встречи в гриль-баре они прибыли в дом, ее
провели, все еще с завязанными глазами, на середину гостиной (так ей
показалось), и за ее спиной захлопнулась входная дверь. Подождав мгновение,
что незнакомец что-то скажет, она прервала молчание тем, что разделась.
Из-за повязки на глазах было темно, и она стояла голая в этой темноте, пока
не сказала: "Мне нужно принять ванну". Хорошо, ответил он. Кристин сняла
повязку, а мужчина все стоял у входной двери, словно удерживай то ли ее, то
ли самого себя от бегства. Одежды на полу, у ее ног, куда Кристин ее
сбросила, не было, словно та испарилась, упав в серебристый дневной свет,
льющийся из окна гостиной.

Она подумала, что уже нарушает дух соглашения, но все же заперла за
собой дверь в ванную. Пока ванна наполнялась горячей водой, Кристин изучала
следы исчезнувшей женщины - маленький голубой пульверизатор в стиле
"арт-деко", флаконы французской пены для ванн, старые баллончики из-под
лака для волос и пластмассовые бутылочки с жидкостью для снятия лака; их
содержимое уже начало покрываться коркой и пленкой старости. Кристин
просидела в ванне целый час, отдавшись на волю потока пара, но так и не
увидев сна, размышляя, не взломает ли он дверь, чтобы ворваться к ней.
"Пожалуйста, только не надо притворяться", - услышала она в первую
ночь его хриплый шепот себе в ухо. Она и не пыталась притворяться. После
ванны и ужина, который она съела одна, Кристин ушла в свою комнату, как
было велено, и улеглась на кровать, где в темноте три часа прождала, пока
он наконец не пришел. Не прикидывайся, сказал он, не думай, что мне это
понравится. Я, наоборот, хотел бы, чтобы ты совсем не разговаривала. Чтобы
ты вообще не выражала никаких чувств. И Кристин стала еще невозмутимей,
шлифуя свое бесстрастие. Большую часть последующих дней она провалялась
голая на кровати, где-то звучали индастриал-рейв и "Этюды трансцендентного
исполнения" Листа, и она чувствовала, как у нее внутри, вдоль горизонта ее
тела, все подрагивает в такт огням на Голливуд-Хиллз. Через открытое окно
комнаты доносился запах эвкалипта и городской гари. Иногда на ночь Жилец
укладывал ее к себе в постель, но, закончив, всегда прогонял, кроме одного
раза, когда перепил и, не в состоянии справиться с делом, отключился, а она
уснула рядом с ним. В эти первые несколько недель он часто приходил к ней
рано утром, когда было еще темно и она спала. Кристин просыпалась и
обнаруживала, что он беззвучно проскользнул в нее и прижимает ее к кровати
за запястья, как будто боясь, что она убежит, хотя она была в полусне.
Кристин бесцельно шаталась вверх-вниз по узкому трехэтажному дому,
прилепившемуся к склону холма; она часами стояла голая перед широкими
окнами, выходящими на город, а Жилец пропадал в комнате на нижнем этаже,
которую всегда держал на замке. Будь готова через час, говорил он, посылая
ее в ее комнату, а сам исчезал на три или четыре часа, и Кристин
дожидалась, лежа на кровати в темноте и в мечтах.

Они совсем не разговаривали. Все в его поведении отбивало охоту к
беседам. Через пару дней она не смогла вспомнить, сказала ли ему, как ее
зовут, а однажды, когда чуть не ляпнула: "Я Кристин", - он посмотрел на нее
с таким видом, как будто в точности знал, что она собиралась сказать, и