"Стив Эриксон. Врата Мёртвого Дома (Малазан-2) " - читать интересную книгу автора

волосы, ошеломленное выражение лица, неудобные позы - толпа вне Крута
жаждала видеть все это.
"Добро пожаловать на улицы", - сказал себе Гебориец в тот момент,
когда охранники начали вновь подталкивать их колонну. Адъюнкт сидела в
седле, возвышаясь над толпой, и холодно смотрела на происходящее внизу. Ее
лицо почти ничего не выражало - тонкие щелки глаз, прямой рот с тонкими
губами - все было бесстрастно. "Черт возьми, - подумал Гебориец, - но ведь
не родилась же она такой!" Он обернулся и поглядел на ее младшую сестру,
которая сейчас спотыкалась за спиной. Тем временем взгляд адъюнкта Тавори
продолжал скользить по колонне. Задержавшись на мгновение на своей сестре,
она с невозмутимым выражением лица продолжила знакомство с заключенными -
эта пауза стала единственным проявлением родственных чувств.
Охранники открыли восточные ворота, как только первые члены этой
невеселой колонны достигли их. Фелисин оставалось до них около двухсот
шагов. Через старый сводчатый проем пронесся громкий рев - волны звука,
отражавшиеся от высоких стен и поднимавшиеся вверх, распугали голубей,
расположившихся на навесе крыши. Звук хлопающих крыльев был похож на
благодарные аплодисменты, хотя Геборийцу показалось, что только он оценил
эту ироничную шутку богов.
Не меняя направления движения, он сумел немного наклониться к земле.
Историк принялся исступленно шептать воззвание: "Худ сохранил свои чертовы
секреты. Старая ты свинья, Фенир! Здесь кругом такая зараза, от которой я
никогда не отделаюсь. Посмотри повнимательнее вниз, чтобы заметить, в кого
сейчас превратился твой своенравный сын!"

Временами мысли в голове у Фелисин приходили в порядок, и она пыталась
противоборствовать тому водовороту ужасных событий, который разворачивался
перед ее глазами. Солдаты стояли вдоль аллеи Колоннады в три ряда, однако
некоторые зеваки из толпы вновь и вновь находили слабые места в этом
грозном заслоне. Она видела, как ее цинично рассматривали, пытаясь задеть
кулаками. Грязные лица что-то орали и плевали в нее. И даже когда Фелисин
приходила в сознание, она видела только окружающие ее чьи-то уродливые руки
- без пальцев, покрытые шрамами и коростой, которые старались подтолкнуть
все вперед и вперед. Однако еще ни одна рука не дотронулась до священника,
все его панически боялись. И пока во главе стоял Баудин, производящий еще
более ужасное впечатление, чем окружающая их толпа, Фелисин считала себя в
относительной безопасности.
Он убивал без усилий, отбрасывая с презрением бездыханные тела со
своего пути, сопровождая это страшными криками и жестами, зазывающими новых
жертв. Даже солдаты в своих островерхих шлемах чувствовали смущение от его
насмешек, крепче берясь за пики и сжимая рукоятки своих мечей.
Оскалив рот в ужасной гримасе, Баудин шел под шквалом камней. Его нос
был разбит точно брошенным обломком кирпича, невольничья туника,
пропитанная кровью и слюной из-за постоянных плевков, превратилась в
лохмотья. Однако каждого, кто попадался на его пути, он намертво хватал и
душил. Сокрушительное продвижение Баудина замедлялось только тогда, когда
охранники начинали проявлять в отношении его особое внимание, либо когда
впереди спотыкалась леди Гаезин. Тогда он обнимал ее за руки чуть пониже
плеч, не слишком нежно, а потом толкал вперед, не переставая все время
изрыгать страшные проклятья.