"Пер Улов Энквист. Пятая зима магнетизёра " - читать интересную книгу автора

Бога. Но зато он может лечить скот, вырвалось у него, если ему дадут задаток
Бог ведь может порой оказаться сильнее меня, подумалось ему.
И тут вдруг они с внезапным страхом осознали, что он, Фридрих Мейснер,
который держит путь из Нюрнберга к югу, наделен особым Даром, потому что
видно: он может состязаться с Богом.
Он предоставил им сделать выбор между ним и Богом, и поскольку Господь
Бог явно предпочитал дохлых свиней живым, выбрать оказалось легко. Они
сунули ему свои вонючие деньги и старались уверить себя, что Господь
позабудет, как в борьбе за свиней они сделали дурной выбор. Мейснер
ободряюще им улыбнулся и заявил, что едва ли они рискуют. Два дня он прожил
среди них, пророча, что лошадь, которую он погладил по животу, через пять
дней перестанет срыгивать непереваренное сено, и он похлопывал по крупу
свиней, приговаривая, что они вместе с Господом Богом определили животине
долгую жизнь. Крестьяне верили ему и почтительно кланялись, когда он
проходил мимо; два дня провел он среди них. Это была отрава, хмель, суррогат
того, что он испытывал перед чаном.
Но деньги он получил. Свинячьи деньги, думал он. Не те деньги, что я
получал от людей, которых врачевал, которые поверили в меня и вылечились,
это свинячьи деньги. Лошадиные деньги. Деньги, которые не пахнут, хотя
эти-то как раз пахли.
Великий Парацельс, думал он, прожил свою высокодостойную, исполненную
подвигов жизнь слишком однообразно. А ему надо было бы испытать взлеты и
падения.
Мейснер считал подвигом, что сумел выжить после всех испытаний. Скала
врезалась ему в спину, и это тоже было частью подвига. Я подарил им чудо. Я
начал с того, что щелкнул пальцами. И перед их лицами словно опустилась
пелена, покрывало, завеса. Они уже не видели, как выглядит реальный мир. Они
видели только собственную веру.
Таково было начало, конец был другим. Мейснер старался оттянуть его как
можно дольше, но он все-таки настал.
Он не думал, что завершение может стать именно таким; на всем, что он
делал до сих пор, лежал отпечаток благопристойности. Все его прежние враги
держались учтиво, даже в неудачах к нему не прилипло ни пятнышка грязи. А
тут он стал у церкви, держа в руках серебряную шкатулку, в ней лежало
пятьдесят волосков святого Василия, которые случайно пополнились (а может,
были заменены) прядью волос самого Мейснера. Серебряную шкатулку он получил
от счастливого отца, когда у того и в самом деле родился сын, как обещал
Мейснер (в тот раз он сильно рисковал и очень беспокоился, но получил-таки
свою награду), и теперь в ней лежали торчащие во все стороны волоски.
Прихожане, стекавшиеся в церковь, с любопытством вытягивали шеи, но он
отстранял их величественным движением. Святыне вреден мужицкий дух, говорил
он. И местные жители, одетые богаче его, стояли и смотрели на его густые,
темные, ровно подстриженные волосы, ниспадавшие до воротника его кафтана,
встречали его жесткий, пронзительный взгляд и верили ему. Верили.
В тот самый день он и заговорил с ней, с девчонкой. А еще через два
дня, когда он за хорошие деньги проделал дополнительный фокус - вылечил пять
свиней, - девчонка оказалась под ним. Он покрыл ее, как покрывают корову,
равнодушную, жующую жвачку корову. И она не проронила ни слова - открыла рот
только потом.
Да, когда, спокойно приводя в порядок свою одежду, он поглядел на нее с