"Михаил Емцев, Еремей Парнов. Падение сверхновой" - читать интересную книгу автора

солнца, сталкиваются галактики. И все они кричат.
Крик их - это потоки энергии, это возмущения полей, которые несутся в
пространстве без границ и без цели. Иногда мы слышим эти крики. Но даже та
ничтожная часть, что дошла до антенн радиотелескопов, - это глубокое
прошлое. Ведь даже свет от дальних галактик летит к нам миллионы лет. Мы
смотрим, как мерцают звезды, а их, быть может, уже давно нет. Лишь только
световые кванты бегут причудливыми путями космоса. Как обуздать время? И
как все это вылить в стихи?
Юра очень веселый парень. Прекрасный лыжник и шахматист, краснощекий и
всегда сияющий белозубой улыбкой. Но стихи он любит чуть грустные,
наполненные философскими размышлениями о вечном вопросе - о смысле жизни.
Кажется, вопрос о смысле жизни Юрой решен: он с каждым вертолетом
получает письма из Москвы от тоненькой маленькой девочки с модной
прической. Юра любит возиться у себя в аккумуляторной, изучает английский
язык для сдачи кандидатского минимума, немного скучает по Москве и
неутомимо снимает любительские кинофильмы. Но как дело доходит до стихов,
Юра становится в позу. Если любовь, то роковая и со смертельным исходом,
если грусть, то сильнее мировой скорби Байрона и Леопарди. А уж вопрос о
смысле бытия разобран им с такой тщательностью и так оснащен данными
квантовой механики и теории относительности, что старик Фауст, наверное,
сгорел бы со стыда от собственного невежества.
Но сегодня, в это дивное воскресное утро, Юра чувствует, что в нем
рождается настоящая поэма. Такая, которую гениальные поэты дарят
восхищенному человечеству раз в столетие.
Но вдохновение - вдохновением, а режим нужно соблюдать. Стараясь не
разбудить Кирленкова, Юра торопливо одевается для получасовой прогулки,
берет кинокамеру и на цыпочках выходит из комнаты.


Все кругом умыто солнцем и свежестью. Юра блаженно жмурится и с
наслаждением втягивает ароматный воздух чуть вздрагивающими ноздрями. Он
неторопливо направляется к аккумуляторной. Оттуда открывается изумительный
вид на ущелье. Юра давно собирается, говоря словами того же Кирленкова,
угробить несколько метров прекрасной цветной кинопленки на то, чтобы
заснять, как клубится жемчужный туман, пронизанный золотыми стрелами
восхода. Последние слова принадлежат уже самому Юре.
Но аккумуляторная погружена в синеватый сумрак. "Слишком рано еще", -
думает Юра, неторопливо протирая светофильтры кусочком фланели.
Юра поднял голову и удивленно раскрыл глаза. Не мигая смотрел он прямо
перед собой, ошарашенный и оглушенный внезапной переменой. Стены
аккумуляторной как будто растаяли, они стали полупрозрачными и какими-то
зыбкими, точно струи нагретого воздуха. Все вокруг почему-то позеленело. А
где-то далеко-далеко светилось неяркое сиренево-голубоватое пятнышко,
похожее на огненный спиртовой язычок. Постепенно пятнышко стало ярче,
четче обозначались его очертания. Оно уже походило на сиреневую луну,
сияющую в толще огромного аквариума. Подсознательно Юра включил механизм
своего "Кварца". Но жужжания кинокамеры он не слышал. Сквозь слезящиеся от
напряжения глаза он увидел, как в центре луны появилась ровная черная
дырка, которая потом постепенно сузилась до маленькой круглой точки. А
дальше пошло, точно под микроскопом, когда наблюдаешь рост кристаллов.