"Дмитрий Емец. Арина (рассказ случайного попутчика)" - читать интересную книгу автора

Каменноостровском у своего приятеля Макара Шебутько, с которым мы вместе
учились в аспирантуре на кафедре гражданского права. Расставшись пару лет
назад с женой, он жил один в трехкомнатной квартире с огромными потолками и
кривыми, со множеством каких-то полууглов и закутков стенами. Вход в подъезд
был со двора, и, чтобы попасть в него, нужно было долго крутиться в узких, с
петлями от когда-то бывших там ворот арками. Одно время, сопровождая
грузовики, мне часто приходилось мотаться с дальнобойщиками туда и обратно,
так, что у меня в голове происходили какие-то смещения и, просыпаясь, я
путал откуда и куда мы едем и не знал точно, в каком городе нахожусь, и,
только увидев эти узкие кривые арки, окончательно убеждался, что в Питере. В
Москве я знаю только одну такую арку - на Маросейке в доме с железными
балкончиками, на которые нет выхода из квартир...
Внешне Шебутько был больше похож на прокурора, чем на адвоката.
Коренастый, с широкими запястями и мясистыми щеками, с маленькими, не то
кабаньими, не то медвежьими глазками, смотрящими из-под насупленных бровей,
он многим из своих подзащитных внушал страх. Шебутько любил прихвастнуть
своей силой: гнул гвозди, вскидывал донышком кверху тридцати двух
килограммовую гирю, а сверху еще ставил стакан с водой и ухитрялся поднять и
опустить руку, не расплескав воды.
Грубоватый, хвастливый и немного косноязычный, он мало у кого вызывал
симпатию с первого взгляда, и только я, по-моему, знал, что и резкость его,
и задиристость - только внешняя защитная маска, на самом же деле он
умнейший, деликатнейший, ранимый и несчастнейший человек из всех, что мне
приходилось встречать.
Основной его специализацией были бракоразводные процессы и разделы
имущества, хотя порой он брался и за уголовные дела, если очень просили.
Если к разделам имущества он относился наплевательски и никогда не готовился
к слушаниям, то над уголовными сидел порой ночами и каждый лишний год его
подзащитному был для моего приятеля как нож в сердце.
Пару раз мы с ним так напивались, что я утром не мог сползти с кровати,
голова трещала так, что в потолке мерещились трещины и тут я как на зло
вспоминал, что на таможне у меня тухнут контейнеры. Шебутько же, свежий и
бодрый, на которого водка совсем не действовала, хотя накануне он выпивал
вдвое больше, чем я, всегда шел навстречу - отменял все дела, брал доллары и
ехал на таможню раздавать, как он говорил, подарки от Деда Мороза.
Когда я открыл дверь, то по темному коридору и полной тишине подумал
было, что Шебутько нет или он спит, но услышал, как из кухни донесся
какой-то звук и заглянул туда.
Мой приятель в расстегнутой рубашке сидел за столом. Перед ним стояла
почти пустая бутылка "Абсолюта" и лежала криво разломленная - именно
разломленная - палка копченой колбасы.
По его красному лицу и неподвижному упорному взгляду, которым он
смотрел на меня, я понял, что он хорошо уже пьян.
- А! Где ты шлялся? Уже черт знает какой час! А, не вижу... ну фиг с
ним! - приветствовал он меня, пытаясь сфокусировать взгляд на настенных
часах, но видно, циферблат расплывался, и он бросил свои попытки.
- Опять по бабам? - проницательно спросил он, хотя я никогда ничего ему
не рассказывал.
- Пошел ты!
Шебутько недоверчиво расхохотался, подержал бутылку над стаканом и,