"Бен Элтон. Попкорн" - читать интересную книгу автора

мачете.
Не какой-нибудь дурацкий ножик, а самое настоящее мачете. Продавщица,
конечно, просит их забыть о своей дурацкой просьбе, берет с полки целую
пинту бурбона и предлагает ее за счет заведения. Но, увы, слишком поздно.
Она их оскорбила. Ребята разошлись и останавливаться не намерены. Парень
замахивается мачете и сносит перепуганной женщине голову. Из шеи хлещет
кровь. От этого ребята заводятся еще больше, перепрыгивают через прилавок и
кромсают старушечье тело на тысячу кусков.
Вся сцена должна идти под музыку, скажем, под старый добрый рок-н-ролл,
или, для пущего остроумия и иронии, под "Happy Days are Here Again"
["Возвращение радостных дней" (англ.), пер. Б. Гребенщикова.] либо "AIL You
Need Is Love". ["Все, что нужно, - это любовь" (англ.).] Брюс снимет ее в
стилистике видеоклипа. Еще не помешал бы телевизор на заднем плане. И чтобы
показывали "Тома и Джерри". Пока двое подростков превращают в фарш пожилую
кореянку, Джерри может гладить Тома паровым утюгом или шинковать его
газонокосилкой.
"Что вы хотели сказать зрителю, сопоставляя жестокое убийство со сценой
мультипликационного насилия?" - станут спрашивать всякие умники вроде
профессора Чэмберса.
"Я хотел сказать, что кореянка смотрела по телевизору "Тома и
Джерри", - загадочно ответит Брюс, и сотни студентов кинематографических
отделений бросятся строчить эссе на тему иронии.
"Брюс Деламитри пытается донести до зрителя, что современные американцы
превратились в героев собственных мультфильмов, - напишут они. - Мы все
сегодня Томы и Джерри, попавшие в заколдованный круг почти сюрреалистической
жестокости".
Размышления Брюса прервал водитель лимузина:
- Мистер Деламитри, впереди глухо. Придется постоять.
Пробка из лимузинов. Огромных лимузинов. Брюсу это начинало надоедать.
Вокруг были тысячи любопытных зевак. Повсюду лица, целая стена из лиц.
Вглядываясь через темные очки, Брюс пытался найти среди них хотя бы одно
симпатичное, но его постигло разочарование. Несмотря на всеобщее ликование,
лица были унылыми и тусклыми. Отребье, сброд - не только белый, но и черный,
коричневый, желтый.
Брюс покосился на дверцы машины. Не то чтобы он опасался чего-то со
стороны толпы - она была хорошо организованна и надежно удерживалась
полицией за ограждением. И все-таки Брюс чувствовал себя немного уязвимым:
все эти люди просто жаждали недозволенного.
Впрочем, не исключено, что в один прекрасный день они возьмут это
силой. Брюс подумал, что, наверное, на такие же лица смотрели из своих карет
русские князья незадолго до того, как в 1917-м их миру настал конец.
Но чего, собственно, не хватает всем этим людям, тянущим шеи по обе
стороны дороги? Не мира, хлеба и свободы - это уж точно. Тогда чего? Им ведь
все равно ни хрена не видно через зеркальные стекла лимузинов, кроме
собственных отражений. Еще один парадокс. День у Брюса выдался богатым на
парадоксы. Чем больше эти люди стараются заглянуть в его мир, тем отчетливее
они видят собственные физиономии. Вот оно! Вся правда, заключенная в единый
емкий образ. Почему фильмы Брюса пользуются таким успехом? Да потому, что
зрители находят в них самих себя. Герои фильмов Брюса могут выглядеть
привлекательней и круче, и все же они такие же, как зрители: им свойственны